Молодые ученые, выигравшие в прошлом году президентские гранты и до сих пор не получившие денег, рассказали Openspace, как они выкручивались в 2012 году.

Президентский грант в нашей стране могут получить не больше 460 ученых в год: 400 кандидатов и 60 докторов наук. И не просто ученых, а молодых — до 40 лет. Деньги немалые (до 600 тыс. руб. на исследовательскую группу кандидатам и до 1 млн руб. — докторам наук), конкурс большой. Но в России мало грант выиграть, его еще нужно получить. А с этим возникли проблемы: с 2012 года вступили в силу поправки в Бюджетный кодекс, устанавливающие новые правила выдачи грантов, и в результате до середины ноября деньги по президентским грантам не выдавались. Openspace попросил ученых рассказать, как им удавалось работать без денег.

Алексей Баранов, кандидат физико-математических наук, старший научный сотрудник Института физики Земли им. О. Ю. Шмидта РАН

Все наши научные поездки обычно планируются на лето: в Сибири, в Якутии, где вечная мерзлота, зимой делать нечего. Так что обычно все едут летом, когда нет снежного покрова, не надо ничего бурить и долбить. В этом году все экспедиции, равно как и остальные планы, оказались сорванными: деньги до сих пор не пришли.

У нас сорвалась поездка по изучению Кольского кратона. Не получены образцы пород, не получены результаты их исследований. Я надеюсь, что в декабре или конце ноября деньги придут — пущу их на зарплату исполнителям, может, на оборудование на следующий год. Но никто уже ни в какие экспедиции не поедет.

Есть люди идейные, а есть практичные. Я вот скорее практичный. Я сразу понял, чем это пахнет, и решил какие-то необратимые действия, связанные с потерей денег, не совершать. А ведь есть люди, которые потратили свои деньги, взяли кредит или у знакомых заняли. Как они отдавать будут, не знаю. Они создали себе лишние проблемы. Каждый неоплаченный грант (а таких несколько сотен) — это испорченные отношения исполнителей с руководителем.

Больше всего, конечно, пострадали не теоретики, а экспериментаторы — те, у кого экспедиции, реактивы, какое-то оборудование. Сами понимаете, что самому выложить несколько сот тысяч при наших зарплатах в 20 тысяч практически нереально. Но даже если люди просто перед компьютером сидят, получается, что они с первого января работали по проекту, а деньги до сих пор не получили. С конференциями так же: у кого были свободные деньги, те поехали. А конференция — это 40–50 тысяч, 30 тысяч, если в хостеле жить, — то есть полторы-две месячные зарплаты. Поэтому большинство не поехало.

Министерство — главный распорядитель бюджетных средств. На основании договора, который заключается между министерством и институтом, где я работаю, деньги перечисляются в институт. Пока они до института дойдут, пока ты там выпишешь себе на зарплаты и экспедиции, — это тоже какое-то время и бумажная беготня. Так было раньше. А теперь, по новому кодексу, напрямую в институт направлять деньги нельзя, а можно только другому главному распорядителю бюджетных средств, которым является, в моем случае, РАН как единое целое. А у нас-то договор между институтом и министерством, поэтому пришлось срочно делать трехсторонний договор. Когда деньги попадут в академию, как в общий котел, оттуда их нужно изъять, чтобы академия вовремя перечислила в институт, и только потом они дойдут непосредственно до руководителей грантов.

Я говорю: «Как же так, это же подлог!» На что мне сказали: «Ну, вот так»

У нас есть другой грант, по ФЦПК (федеральная целевая программа «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России»), там похожие задержки — результаты были объявлены в июле, в августе мы заключили двустороннее соглашение между нашей организацией и министерством, ждем деньги. Вдруг две недели назад срочный звонок: «У вас все неверно в соглашении, нужно трехстороннее, срочно переделать, чуть ли не завтра вы должны привезти его в министерство уже подписанным». Ну, подписали с какими-то усилиями, отвезли в министерство, и что вы думаете: они подписали соглашение, а дату поставили — 17 августа. Задним числом. Я говорю: «Как же так, это же подлог!» На что мне сказали: «Ну, вот так».

Вы бы знали, сколько для ФЦПК нужно бесполезных документов! Это просто гора бумаг, из которых научная заявка — только 10%. Половина заявок срывается не по результатам научной экспертизы, а просто из-за того, что нет какой-то бумажки. Знаете, как в фильме «Брат 2»: «В чем сила, брат? В деньгах? Нет, в правде». Так вот в настоящей России даже не в деньгах сила, а в бумажонке. У кого бумажка, тот и силен. А если ты там умный, прекрасный, талантливый, но бумажки нет, то ты никто.

Главная беда — это министерство. Им на все плевать и ничего не надо. Министерство обросло кучей всяких организаций, функции которых непонятны. Я общаюсь не с министерством, а с Национальным фондом подготовки кадров, у которого никаких прав нет. У меня есть куратор, который сообщает мне, что делать, и они только готовят документы для министерства. Какие-то посредники, которые сами ничего не знают. Мы отдали в этот Национальный фонд подготовки кадров два экземпляра договора, потом спрашиваем, где забирать после подписания наш экземпляр? Они говорят, что есть еще какая-то компания «Инконсалт», тоже связанная с этой программой. И оказалось, что мы должны в эту компанию позвонить и оттуда забрать. Было бы логично, если бы люди из этого министерского департамента, который объявляет конкурс, этим вопросом сами и занимались.

А сейчас ведь от нас уже отчеты требуют — и научный, и финансовый (до тридцатого декабря продлили срок сдачи). А если деньги так и не придут, как нам финансовый отчет делать? Писать по нулям? Или как будто деньги потрачены? А их же нет! Это подлог получается. Зная, что будут такие трудности, они должны были заранее деньги выделить. Все же знали об этом, никакого сюрприза не было. Фактически со стороны государства это просто кидалово.

Вячеслав Журавлев, кандидат физико-математических наук, научный сотрудник Государственного астрономического института им. П. К. Штернберга МГУ им. М. В. Ломоносова

У меня в этом году было три командировки: много переездов, довольно существенные деньги. В заявке на грант прописываются индикаторы, которые ты сам себе назначаешь. Если ты назначишь себе одну научную поездку и одну статью, ясно, что ты грант не выиграешь, потому что у кого-то будет заявка сильнее. На этот год я назначил себе много поездок, то есть у меня заявленные индикаторы были выше, соответственно я имел больше шансов выиграть деньги. И выиграл. Но в итоге ездил за свой счет, где-то около трехсот тысяч рублей потратил.

У тех, кто занимается экспериментами, сейчас идет широкомасштабная подготовка, они пачками готовят договоры с фирмами, ждут, что деньги, наконец, придут. И потом за месяц— хорошо, если за месяц! — они должны будут закупить на следующий год себе впрок все то, что в нормальной ситуации должны иметь возможность закупать в течение года, по мере надобности.

Сергей Дмитриев, кандидат биологических наук, старший научный сотрудник Научно-исследовательского института физико-химической биологии им. А. Н. Белозерского МГУ им. М. В. Ломоносова

Я бы не концентрировался на проблеме именно президентских грантов. С другими грантами ситуация либо абсолютно такая же, либо чуть-чуть лучше. Вот по ФЦПК, например, деньги в этом году если и придут, то в самом конце декабря — представляете себе?!

Корень проблемы не только в головотяпстве отдельных чиновников (по-настоящему виноватых, кстати, еще нужно найти: я вполне допускаю, что многие из тех, кто непосредственно занят организацией той же программы президентских грантов, как раз вполне адекватные люди, которые наверняка многое сделали для того, чтобы деньги вообще могли быть перечислены). И даже не в том, что из-за пертурбаций в министерстве в этом году ситуация обострилась до максимума: новая команда пришла в июне, и тут, как я слышал, выяснилось, что прежний состав министерства в ожидании смены портфелей последние полгода вообще ничего не делал.

Суть проблемы, на мой взгляд, в том, что у нас Бюджетный кодекс не позволяет грантодержателям переносить свои деньги на следующий год. То есть средства тех же грантов, например, нужно непременно потратить до конца декабря, когда бы они ни пришли, — иначе в конце года они возвращаются в бюджет.

На встрече в Минобре замминистра Сергей Салихов сказал, что они уже пытались договориться с Минфином о том, чтобы грантодержателям разрешили переносить средства на следующий год. Но Минфин (в лице директора Департамента бюджетной политики в отраслях социальной сферы и науки Владимира Зеленского ) им отказал. На том основании, что, мол, нет смысла вносить какие-то глобальные изменения в законодательство из-за единичной проблемы с президентскими грантами — иначе все подряд начнут требовать для себя подобных исключений. Если бы у меня была возможность полемизировать с Зеленским, я бы ответил ему, что к 800 млн, выделенным на президентские гранты, придется добавить еще 9,5 млрд, отпущенных на научные фонды (РФФИ и РГНФ), а также бюджет некоторых федеральных целевых программ — во всех этих случаях проблемы одни и те же: деньги никогда не приходят раньше июня, а потратить их нужно до конца декабря. Таким образом, речь идет о десятках миллиардов рублей. А главное — в самой этой ситуации заложено то, что первую половину года ученые сидят без денег. Чтобы что-то купить, им приходится брать в долг либо у самих себя, либо у института, в котором они работают, — то есть брать деньги из средств, выделяемых организациям на другие нужды, в том числе на зарплату. Но разве это нормально, что государство, по сути, узаконивает нецелевое расходование средств, такое «тасование денег» внутри организации?

Мы сидим и работаем на запасах реактивов и материалов, лихорадочно сделанных в прошлом декабре

При такой системе, даже если бы Минобрнауки и другие грантодатели работали идеально, все равно ученые полгода должны были бы сидеть без денег: пока Минфин перечислит им средства, пока все бумаги будут согласованы там-то и там-то — шесть первых месяцев коту под хвост. Ну, в самые благополучные годы — пять месяцев… Все это время мы сидим и работаем на запасах реактивов и материалов, лихорадочно сделанных в прошлом декабре. А ведь поисковые исследования подразумевают, что периодически возникает необходимость покупать что-то неожиданное: вот, эксперимент дал некий непредсказуемый результат, и стало ясно, что надо купить реагент для другого опыта. В первые полгода мы никогда не можем этого сделать — не только в этом году. В рамках существующей системы это принципиально невозможно.

Ученые сплошь и рядом вынуждены покупать много чего за наличные, и потом, когда приходят деньги, возвращать потраченное, выписывая из гранта больше на зарплату. Это делают почти все, этим никого не удивишь. Но это ведет к существенным потерям на налогах (отчисления в социальные фонды составляют около 30% суммы, отпущенной на заработную плату. — Openspace), да и вообще для любого ученого из цивилизованных стран это звучит дико. К тому же «за налик» не всегда можно купить реактивы: многие из них продаются только организациям, юридическим лицам.

В прошлом месяце я сам покупал через интернет два реагента в Штатах, платил со своей банковской карточки, причем из-за заморочек с таможней я был вынужден заказать доставку не в Россию, а в Германию (иначе промариновали бы мои безобидные реактивы на таможне пару месяцев, и я получил бы уже сдохший материал). В Германии работает мой коллега — я заказал доставку в его лабораторию. Привезли, конечно, через пару дней, как это у них обычно бывает. А из Германии еще через пару дней возвращалась из командировки знакомая аспирантка — она привезла мне реактив просто в чемодане, за что большое ей спасибо. Вот так я смог получить реактив уже через неделю и почти за исходную цену. Для сравнения, если бы я его заказывал официальным путем через какую-нибудь фирму в России, я бы сначала потратил две недели на то, чтобы оплатить счет, а потом бы ждал три месяца, и к тому же накрутка составила бы процентов 100–150! Не говоря уже о том, что у меня на институтском счете в тот момент вообще не было средств, так как это было в начале сентября, когда деньги еще не пришли ни по одному из грантов!

Другая распространенная стратегия выживания состоит в том, что ученые «занимают» у дирекции институтов деньги — например, из бюджетных средств (которые приходят по расписанию) — а потом по системе взаимозачетов покупок «расплачиваются». То есть институт покупает что-то ученому на свои деньги, а потом, когда приходит грант, ученый покупает институту что-то на свои. Правда, такая схема тоже имеет свои ограничения и не очень приветствуется институтами: Счетную палату ведь не интересует эффективность работы ученых, зато ее очень сильно интересует, как и на что тратились бюджетные средства. Но если бы такой схемы не было, то на деньги тех же госконтрактов (ФЦП «Кадры» и т. п.), которые традиционно приходят в декабре и иногда даже уже после сдачи отчетов, вообще ничего нельзя было бы купить.