ОАО «Роснано» в этом году готовится к существенному изменения своего статуса – госкомпания рассчитывает продать 10% акций инвесторам. О том, какие шаги «Роснано» предстоит предпринять, чтобы успешно провести private placement и дальше идти по пути привлечения внешнего капитала, «Интерфаксу» рассказал председатель правления компании Анатолий Чубайс.

Правительство РФ согласилось с предложением «Роснано» о приватизации 10% акций компании. Вы по-прежнему планируете private placement на 2012 год, какие ваши ожидания от этой сделки?

Сам по себе это шаг для нас очень важен. Мы были созданы как госкорпорация, и нас наделили большим объемом исходного финансирования. В этом смысле можно было ничего особенного не делать, а просто истратить эти деньги и доложить, что они проинвестированы. Мы предложили правительству и получили поддержку на принципиально иную стратегию. Суть ее в том, что неправильно просто вложить государственные средства и остановится, а правильно – выстроить стратегию компании так, чтобы научиться привлекать новые, уже не государственные деньги и получать доходы от них, создавая основу для постоянного реинвестирования. Тогда вся концепция работы «Роснано» будет не ограниченной по времени – получили деньги, вложили и ждем, а наоборот, она превращается в постоянно действующий инструмент, который создает наноиндустрию.

Это очень масштабный разворот в сути бизнес-стратегии компании. Именно в рамках этого разворота лежат такие принципиальные вещи, как преобразование госкорпорации в ОАО, получение кредитов, и самое главное – выход на рынок капитала. Именно выход на рынок капитала становится одним из центральных элементов этой стратегии. Private placement в 2012 году – это первый шаг на рынок капитала. Подчеркну, что он первый, но явно не последний. Мы и в дальнейшем намерены привлекать частные средства, а это означает, что у нас будет появляться и увеличиваться доля частных акционеров в «Роснано», и сокращаться – доля государства. Те 10% акций, которые планируется разместить в этом году – это вроде бы немного. Но это такой прыжок в воду, в которой мы еще не плавали.

Мы провели тендер и отобрали банковский консорциум – Merrill Lynch и ВТБ Капитал, для сопровождения сделки по продаже 10% «Роснано». И мы хотели бы, чтобы в рамках этого первого размещения акций соблюсти несколько балансов. В частности, баланс зарубежных и российских участников. Неслучайно в консорциуме ML – один из самых авторитетных в мире инвестбанков, и ВТБ Капитал – один из самых авторитетных российских инвестбанков. То есть один отвечает за мир, другой – за Россию. В Давосе я встречался с президентом ML, и именно эту задачу обсуждал – они нам нужны в первую очередь для того, чтобы помочь найти международных инвесторов с самой высокой репутацией. Другая пропорция – между суверенными структурами, связанными с государствами, и полностью частными инвесторами. Мы бы хотели, чтобы среди наших акционеров в будущем оказались авторитетные, мирового класса международные или национальные финансовые структуры, связанные с государственными деньгами, и в то же время – совсем частные деньги, не зависящие ни от каких правительств. Возможна еще одна пропорция – баланс между финансовыми организациями и технологическими структурами. Есть еще две-три возможных конфигурации, о которых пока рано говорить.

Словом, этот 10%-ный шаг, не будучи гигантским, тем не менее, для нас очень важен, потому что задает сразу же несколько пропорций, и впервые выводит нас на тот путь, по которому мы должны продолжать двигаться в 2013, 2014, 2015 годах.

Понимают ли потенциальные инвесторы бизнес «Роснано», ведь прямых аналогов в мире у компании нет? Как они реагируют, когда компания рассказывает о себе? Дадут ли они высокую оценку компании при размещении?

Мы, действительно, довольно нетипичная структура, прямых аналогов нет. Мало того, коварство ситуации состоит в том, что, с точки зрения этого типа бизнеса, мы находимся еще на очень ранней стадии. Проинвестировать-то мы много куда проинвестировали, и с удовольствием расскажем инвесторам, сколько именно, куда и почему. Где очень успешно и многообещающе, а где – не очень. Ничего, естественно, скрывать не будем. Но при всем при этом – у нас пока нет выходов из проектов. То есть, у нас пока нет проектов, которые бы мы выбрали, вложили деньги, построили завод, и вышли из него, вернув деньги. Их просто физически нет, потому что еще рано. Возможно, в 2012 году появятся, но только самые первые, и, возможно, не типовые. А для инвестора самое главное – это демонстрация того, что вложенные деньги вернутся. Собственно, сложность финансовой конструкции, которую мы должны решить этим private placement, состоит в том, что находясь на очень ранней стадии, мы должны, тем не менее, привлечь инвесторов.

Вы спрашиваете, как потенциальные инвесторы реагируют. Я пока, по понятным причинам, не готов называть конкретные организации, хотя веду очень серьезный диалог, и в России, и за рубежом. В Давосе было несколько важных встреч. Могу сказать три вещи. Первое – есть целый ряд очень авторитетных организаций, которые заинтересовались. Второе – есть те, кого я считал очень естественными потенциальными нашими акционерами, но сказали – нет, не хотим, неинтересно. Российские, прежде всего. Третье – мое общее ощущение, что при всей сложности и необычности этой задачи, она может быть решена, и решена в этом году.

Правильно ли мы понимаем, что средства от размещения пойдут не в бюджет, а в компанию?

У меня был очень подробный разговор на эту тему с председателем правительства. Его позиция, как я ее понимаю, такова: для правительства «Роснано» – это не инструмент пополнения бюджета, а инструмент создания наноиндустрии. Мы ценны тем, что способны создать десятки бизнесов в наноиндустрии России. Собственно, основной KPI «Роснано» и Фонда инфраструктурных программ (выделен из состава «Роснано») – это объем наноиндустрии в 900 млрд рублей в 2015 году. Именно поэтому правительство готово, если увидит, что мы решаем эту задачу, снижать свою долю. И именно поэтому речь идет не о cash-out, а cash-in. То есть о том, что доход от выходов из проектов мы должны реинвестировать заново для создания наноиндустрии в России.

Компания, идущая к публичности, предпринимает ряд стандартных шагов – создает комитеты при совете директоров, приглашает в него независимых участников и т.д. Какие в этом направлении планы у «Роснано»?

Как раз на ближайшем совете директоров будет рассмотрен вопрос о создании комитета по стратегии. Комитет по кадрам и вознаграждениям у нас уже есть. Вопрос о независимых директорах возникнет, наверное, все-таки чуть позже, пока мы еще на 100% госкомпания.

Но все это – половина дела. Вторая половина – это содержание работы самого «Роснано». Мы сейчас видим, что внутри компании необходимо осуществить очень серьезные и болезненные преобразования, если мы всерьез хотим быть готовыми к привлечению инвесторов. Дело в том, что появление частных инвесторов – это не просто деньги, которые мы получили и инвестировали. Это совсем другой стиль работы компании в целом. Я хорошо представляю себе, что требования частных инвесторов к менеджменту, в том числе, к председателю правления будут гораздо более жесткими, чем требования государства. Они касаются ряда направлений, из которых про два я сейчас готов сказать.

Первое – характер нашего портфеля. Он должен быть высокоэффективным, но таковым пока еще, к сожалению, не является. Наш портфель производственных проектов – а их на сегодняшний день у нас 132 – он точно должен быть существенно реструктурирован, если мы всерьез хотим идти по пути привлечения частных инвесторов. Либо они от нас этого потребуют в совсем жесткой форме, либо мы сумеем его преобразовать, готовясь к приходу частных инвесторов. Мы выбрали второй вариант. Поэтому мы готовим предложения по реструктуризации собственного портфеля. То, куда мы вкладываем деньги, – это и есть суть бизнеса «Роснано». И эту суть надо будет существенно изменить с учетом того, что появятся частные инвесторы в нашем уставном капитале.

Второй блок – это наши собственные затраты. Они у нас неконкурентоспособны по отношению к глобальным лидерам в этой сфере. Хотя прямого аналога у нас нет, тем не менее, в мире существуют десятки признанных мирового класса компаний – крупнейшие фонды прямых инвестиций, которые вкладывают в инновационные бизнесы. В России нам вроде бы не с кем конкурировать, но это же совсем неправильный подход. Если ты строишь инновационную экономику в таком местечковом виде, то это абсолютно безнадежно. Ясно, что она должна быть глобально конкурентоспособна, иначе это бессмысленно. И мы как «Роснано» должны быть глобально конкурентоспособны, либо все это бессмысленно. Именно поэтому наши затраты неприемлемы по отношению к нашим конкурентам, и именно поэтому в 2012 году нам придется осуществить ряд очень серьезных и жестких мер, связанных с сокращением собственных затрат.

Не повредит ли усиление фокуса на финансовой эффективности, возврате на вложенный капитал в связи с появлением частных инвесторов роли «Роснано» как института развития?

У нас внутри компании было много копий сломано по этому поводу. Действительно, в общественном сознании существует явно не высказываемая, но явно заложенная внутри развилка – ты либо институт развития, либо эффективная компания. Она, в том числе видна и в вашем вопросе. То есть если ты институт развития – значит, должен по установленным процедурам давать деньги любым бизнесам, лишь бы они развивались. А если ты бизнес-компания – пять раз смотри на IRR, на издержки свои. И одно с другим является взаимоисключающим.

Мы для себя пришли к выводу, что это противопоставление неверно. Оно иногда создается с корыстными целями, иногда – бескорыстно, но оно, по сути, неверно. Мы считаем, что концепция института развития, основанного на бизнес-принципах, является единственной по-настоящему долгосрочной и выживающей. Мы в этом смысле не одиноки. Возьмите ЕБРР или IFC. Вы можете получить кредит в ЕБРР или IFC по ставке вдвое ниже рыночной? Нет, этого не будет. В то время как это – институты развития. Они просто работают на рыночных принципах изначально. И мы для себя, продумывая нашу стратегию, именно этот путь и избрали. Мы бы хотели в российских условиях создать модель, которая интегрирует и бизнес-принципы, и задачи института развития. Для этих целей и был учрежден Фонд инфраструктурных программ, создающий сегодня инфраструктуру не только для «Роснано», но и для других субъектов наноиндустрии.

Мы не собираемся финансировать неэффективные проекты. В то же время, те проекты, которые мы собираемся финансировать, мы будем финансировать на бизнес-условиях. Нам не кажется, что здесь нужно противопоставлять одно другому.

В прошлом году «Роснано» впервые объявила о выходе из нескольких проектов, в которые, правда, компания не успела вложить деньги. Будут ли в этом году прецеденты закрытия уже проинвестированных проектов?

Пока у меня окончательного ответа нет, но вопрос такой существует. Более того, нам абсолютно ясно, что и в этом году нам придется отказаться еще от части проектов. Но если в прошлом году мы закрыли шесть проектов, то в этом году нам точно придется закрыть около двух десятков. Окажутся ли среди них те, которые мы уже проинвестировали – я пока не знаю.

Но в принципе, считаю, нам неизбежно придется когда-то отказываться и от некоторых из проинвестированных проектов. Потому что особенно по высокотехнологичным проектам рано или поздно может возникать очень коварная менеджерская альтернатива. Все понимают, что проект «не пошел», но поскольку в него уже вложены средства, очень страшно назвать кошку – кошкой. И ты убеждаешь всех вокруг, что это тигренок, и из него когда-нибудь вырастет тигр. И вот мы ждем, ждем, а он не вырастает. Что это означает? Продолжают наращиваться бессмысленные затраты. В какой-то точке надо внятно сказать – нет эта история «не летает». Поэтому затраты списываем, если есть наша вина – наказывайте, но мы не будем продолжать инвестировать в бессмысленный проект. Рано или поздно такая ситуация может наступить по некоторым проектам и, возможно, это произойдет уже в 2012 году.

В 2010 президент РФ Дмитрий Медведев поручил ведомствам разработать методики оценки эффективности расходования средств на инновационные проекты при проверках госорганами. Готовы ли критерии оценки эффективности инвестирования?

Последняя точка еще не поставлена. Хотя подход, который заложен в эти правила, нам кажется абсолютно правильным, собственно, мы участвовали в его разработке – это оценка по портфелю в целом, а не по каждому проекту. Есть традиционный подход контрольного органа – у тебя есть проект, ты вложил деньги, а потом закрыл? Значит, у тебя нецелевое использование. Это абсолютно неприменимо к инновационной экономике. Оценивать надо не по отдельным проектам, а по портфелю.