Программист из Владимира Валерий Спиридонов может стать первым в мире человеком, которому сделают операцию по пересадке головы (кратко об этом мы уже писали). В конце февраля 2015 года итальянский нейрохирург Серджо Канаверо заявил о плане провести трансплантацию уже в 2017 году. «Лента.ру» поговорила с россиянином о том, почему он хочет участвовать в рискованном эксперименте и насколько реалистичны эти планы.

«Лента.ру»: Расскажите о себе. Чем вам не угодило собственное тело?

Спиридонов: Я из семьи военного. Родился в Челябинске. Из-за службы отца мы часто переезжали с места на место. После того, как он вышел на пенсию, вернулись на родину — во Владимир. Когда родился — был обычным ребенком. Диагноз мне поставили в год. Как рассказывала матушка, я начинал уже ходить. Но родители заметили, что у меня начали слабеть ноги — я не мог вставать, а потом руки. После долгих обследований врачи вынесли вердикт: синдром Верднига — Гоффмана.

Это генетическое заболевание. Достаточно редкое — один случай на сто тысяч человек. Оно выражается в том, что у больного с каждым годом слабеют мышцы. Сейчас я не могу поднимать предметы тяжелее 200 граммов, то есть тяжелее телефона.

─ Это неизлечимая болезнь?

─ Да. Вначале родители не верили, всюду консультировались, искали методики. Меня возили в Москву к известному специалисту по травмам позвоночника Валентину Дикулю. Но когда поняли, что медицина тут бессильна, решили действовать по-другому.

Начали развивать интеллектуальные способности, обучать меня компьютерным технологиям. Школу закончил с золотой медалью. И выбрал профессию, которая позволяет работать удаленно.

─ Дистанционно получали образование?

─ Тогда еще не было подобных технологий. И в школе, и в университете ко мне приходили преподаватели. Это сейчас я постоянно занимаюсь дистанционным дополнительным самообразованием. Я программист. Тружусь на две компании, которые занимаются разработкой образовательного и игрового программного обеспечения.

─ На вашей страничке в Facebook сказано, что вы еще участвуете и в политической жизни города?

─ Скорее в социальной. Я помощник депутата по социальным вопросам в гордуме Владимира. Состою в нескольких обществах инвалидов, поднимаю проблемы, с которыми эти люди ежедневно сталкиваются. Например, следим, как оборудованы пешеходные переходы, пандусы.

─ Как вам самому удается поддерживать мобильность? Многие инвалиды говорят, что вынуждены сидеть в заточении в своих квартирах, потому что прогулка по городу для них — это квест.***

─ Я очень общительный. Сам бы я не смог быть таким мобильным. Мне помогает друг и еще самые разные люди. Иногда приходится их материально благодарить за то, что они бросают свои дела и занимаются со мной. Например, сосед у меня на возмездной основе сотрудничает со мной ежедневно.

Рис. 1. Валерий Спиридонов. Фото: страница Валерия Спиридонова в «Вконтакте».

─ Когда вы первый раз услышали о докторе Серджо Канаверо и его технологии пересадки головы?

─ Очень давно изучаю эту тему в силу понятных причин. Постоянно интересуюсь новыми научными разработками, медициной, биологией и всем тем, что на стыке этих наук. Поэтому я в курсе об опытах советского профессора Владимира Демихова, который в 50-е годы пытался приживить собакам дополнительную голову. Знаю об экспериментах американца Роберта Уайта по пересадке головы от одного туловища обезьяны другому. Но тогда была фундаментальная проблема сращивания нейронных волокон спинного мозга. И не было смысла в подобных операциях. Потому что невозможно было восстановить двигательную активность и контроль над пересаженным телом. Сегодня Канаверо эту проблему решил с помощью биогеля. Он сам называет свой препарат «биоклей». Я надеюсь, что такие операции скоро перестанут казаться фантастикой и войдут в повседневность.

─ Легко удалось установить контакт со светилом?

─ Первое интервью с Канаверо я увидел два года назад. Тогда он заявлял просто о принципиальной возможности делать такие операции. Я нашел адрес его электронной почты через компьютерный поисковик. Это было несложно. Написал ему о себе. Предложил сотрудничество, написал о том, что готов быть волонтером — подопытным кроликом. С тех пор мы плотно общаемся — переписываемся, говорим по телефону, Skype.

─ Общаетесь на английском? Нет ли языкового барьера?

─ Да, на английском. Я знаю язык в совершенстве, он для меня почти как родной. В свое время много занимался с репетиторами. А доктор как ведущий светило науки также знает этот язык.

─ Обычно ученые обкатывают новые технологии в опытах над животными. Вас не смущает, что Канаверо решил сразу начать с человека?

─ Конечно, у него были опыты и с животными. И, самое главное, у него имеется успешный опыт применения биогеля для заживления тяжелейшей травмы позвоночника девушке, попавшей в аварию в 2008 году.

Мне неизвестно, что он произвел пересадку головы животного и попытка оказалась успешной.

Задавал ему такой вопрос. Он ответил, что это было сделано. Но, конечно, я не стал требовать от него каких-то доказательств. Потому что мы все понимаем, что человек занят и у него таких вопросов наверняка не одна сотня. И пока со мной ведутся предварительные переговоры, было бы странно требовать чего-то. Когда вопрос встанет ребром, а это будет примерно 2017 год, — все обо всем узнают и увидят. Этот человек — светило науки, а не какой-то шарлатан с улицы. Зачем ему портить свою репутацию сомнительными проектами?

─ Кроме вас, есть еще кандидаты?

─ Наверняка я не один ему написал. Но о других людях мне ничего не известно. Я не сомневаюсь, что многие, несмотря на риск, хотят получить свой единственный шанс на выживание.

Рис. 2. Валерий Спиридонов. Фото: страница Валерия Спиридонова в «Вконтакте».

─ Не возникнут ли проблемы с законом? Не каждое государство разрешит проводить операцию по обезглавливанию, которая обществом может быть расценена неоднозначно. Вы не говорили с доктором о юридических нюансах?

─ Политики, если они услышат нас, должны понимать, что если какая-то страна хочет быть лидером в новейших технологиях, медицине, биологии, смежных отраслях, — они должны бороться за этот проект. И предоставить Канаверо все условия для работы. Пока мы ждем предложений. Мы открыты для сотрудничества. Мне известно, что в некоторых странах запрещена даже обычная трансплантация.

Но я надеюсь, что найдутся люди, понимающие перспективу этого опыта. Он необходим для сотен тысяч людей, которые находятся в еще более худшем состоянии, чем я. Здесь вопрос даже не в деньгах и не в законодательстве. Правительства должны отдавать себе отчет, насколько это важно. Это мероприятие, равное по масштабу выходу в космос, высадке на Луну.

─ Эксперты опасаются, что даже при успешном исходе операции больной столкнется с рядом психологических проблем. Он окажется в чужом теле, которое будет непросто принять, возможно изменится его личность. Вы размышляли над этим?

─ Я материалист. Не думаю о таких понятиях, как душа, потусторонний мир. Мне чужда метафизика. Но даже если и предположить, что Бог существует, думаю, что он желает людям добра. А что касается привычки, вы даже не представляете, ко скольким вещам мне в жизни приходилось адаптироваться и сколько раз менять свои повадки. По натуре я консерватор. Но в силу особенностей своего диагноза мне приходилось со многим считаться и ко многому заново привыкать. И я думаю, что это просто будет очередным шагом вперед.

Поймите, что для меня это означает свободу.

─ Вам важно, чье это будет тело?

─ Тут я не имею права выбирать. Единственное мое пожелание — хочу, чтобы это был мужчина. Возможно, донором станет человек, который попал в смертельную аварию: мозг отказал, а остальные органы не пострадали. Или преступник, приговоренный к смертной казни.

─ Если вашу кандидатуру утвердят, как будет проходить подготовка к операции?

─ Пока не назначена конкретная дата старта подготовки. Сейчас определены вехи операции. Мы планируем встретиться с Канаверо летом этого года в Иллинойсе. Там состоится конференция нейрохирургов. Надеюсь, что кто-нибудь поможет мне добраться до Соединенных Штатов. Я хоть и работаю, но путешествие на другой континент все-таки пока для меня является роскошью.

Канаверо хотел бы видеть меня на конференции в качестве приглашенной звезды. Он хотел бы обсудить проект со своими коллегами.

─ После того как вы озвучили свое намерение, российские врачи на вас выходили, вы с кем-то консультировались?

─ Пока еще нет. Люди понимают, что на данном этапе в лечении моей болезни мало перспектив, кроме того что предлагает Канаверо. Разработки велись и ведутся, но радикального лечения не существует. Поэтому нашим врачам общаться со мной неинтересно. Обычными болезнями я практически не страдаю. Поэтому в поликлинику хожу редко.

─ Как родные отнеслись к вашим планам?

─ Матушка и брат очень переживают, и это вполне объяснимо. Но у нас заведено в семье поддерживать друг друга в любых начинаниях. Особенно если эти дела разумные и могут принести пользу. Но даже если бы кто-то возражал — я дееспособный человек и сам принимаю решения.

─ Не боитесь? Может быть стоит дождаться момента, когда технологию отработают и риски снизятся?

─ Конечно, мне страшно. Но мне уже тридцать лет. С моим заболеванием в среднем живут не более двадцати. Состояние здоровья у меня постепенно ухудшается. И все равно кто-то ведь должен стать первым, шагнуть в неизвестность. Почему не я? Нельзя вечно перекладывать ответственность на кого-то. Космонавта Гагарина, наверняка, тоже многое смущало, но он знал, ради чего он все это делает. При любом исходе операции у науки будет большая база данных. Люди смогут в дальнейшем оттачивать подобную методику.

Автор: Наталья Гранина