Весна — интересное время года, и праздновать её надо правильно. Глубокий тяжёлый многосерийный холивар о сущности информации — это, я считаю, весьма неплохой способ отпраздновать весну на гиктаймс.

Заранее извиняюсь за то, что будет реально много букв. Тема чрезвычайно сложная, многоаспектная и на редкость запущенная. Рад был бы вместить всё в одну небольшую статью, но тогда неизбежно получится халтура с зияющими логическими дырами, замыленными вопросами и обрубленными сюжетными линиями. Поэтому предлагаю уважаемой публике немножко запастись терпением, устроиться поудобнее и получить удовольствие от спокойного вдумчивого погружения в вопросы, всю дорогу относившиеся к «этого никто не знает».

Введение

Сейчас, когда пишется этот текст, сложилась весьма забавная ситуация. Общество стремительно вошло в информационную эру, но мировоззренческая основа, использующаяся для понимания происходящего, осталась в лучшем случае унаследованной со времён начала индустриальной эпохи. Сейчас не существует никакого общепринятого способа вписать понятие «информация» в картину мира так, чтобы получившийся результат не противоречил тем явлениям, которые мы очевидно и повсеместно наблюдаем.

Мы весьма неплохо научились добывать информацию, хранить её, передавать, обрабатывать и использовать. Справедливости ради нужно отметить, что мы все прекрасно знаем, что такое информация. Но имеющееся знание является имплицитным. Имплицитное знание – это само собой разумеющееся понимание, неплохо годящееся для внутреннего потребления, но неудовлетворительное для продуктивного коллективного использования.

Задачи философии информации:

1. Найти и устранить препятствия, мешающие переводу «информации» из имплицитного знания в эксплицитное.
2. Сформировать метафизическую систему, в которую могли бы органично и непротиворечиво вписаться те информационные процессы, которые уже сейчас по факту стали частью нашей повседневности.

В дальнейшем своём изложении я буду исходить из того, что философия – это в первую очередь инструмент, формирующий понятийные аппараты и правила их использования. Это немножко отличается от того, что обычно подразумевается, когда произносится слово «философия». Считается, что философия должна давать ответы на вопросы о существовании вещей и разъяснять некие наиболее общие законы мироустройства. Но всё равно как-то так получается, что прежде, чем начать рассуждать о мироустройстве, бывает не лишним выработать язык, пригодный для того, чтобы эти рассуждения не были заведомо бессмысленны.

Именно задача формирования языка, а не поиск Истин, составит основу метода, которого я постараюсь придерживаться в дальнейшем повествовании. Для того чтобы выпукло продемонстрировать этот метод, приведу несколько примеров в том числе и из смежных областей философствования:

• Существует ли Бог?

Вопрос методически (согласно применяемой основе метода) не правильный. Правильная формулировка: Каким образом следует рассуждать о Боге, чтобы рассуждения имели смысл?

• Существуют ли объективные законы, управляющие миром?

Правильная формулировка: Каким образом нужно говорить о существовании законов мироздания, чтобы это говорение не было пустой тратой времени?

• Что первично – материя или сознание?

Правильная формулировка: Как следует говорить о первичности, о материи и о сознании, чтобы сказанное не было бессмысленным времяпровождением?

• Что есть информация?

Правильная формулировка: Как нужно рассуждать об информации, чтобы эти рассуждения имели смысл?

Будем исходить из того, что философия информации должна стать как раз тем самым адекватным нашим потребностям языковым инструментом, который позволит не заходить в логический тупик каждый раз, когда речь заходит о природе информации, о сознании, об управлении, о системообразовании, о сложности и прочих ныне изрядно обросших мифами вещах.

Для того чтобы наглядно продемонстрировать мощь инструментального подхода, уместно будет провести следующую историческую иллюстрацию. Когда-то давно вопрос о том, что вокруг чего движется, Земля вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли, был очень животрепещущей дилеммой. Доходило даже до того, что обычной практикой были физические расправы над идейными противниками. Сейчас же, научившись рассуждать о движении и разобравшись с тем, что ключевым моментом этих рассуждений является выбор положения наблюдателя, мы имеем возможность в рассуждениях об устройстве нашей планетарной системы к своему удобству пользоваться гелиоцентрической системой, а в своих житейских делах – геоцентрической. Когда мы говорим, что Солнце восходит на востоке, а заходит на западе, мы неявно подразумеваем, что Солнце ходит, хотя с точки зрения гелиоцентрической системы это ложь. Разница между тем, что было и тем, что стало, лишь в том, что мы обрели понятийный аппарат, позволяющий более адекватно рассуждать о движении. Способность переводить рассуждения в конструктивное русло, и таким образом мирить противоборствующие позиции – не единственная полезная функция инструментального подхода. Не менее полезная функция – принудительное закрытие тех проблем, по которым обнаруживается, что для них не существует способов небессмысленного рассуждения.

Инструментальный подход к философствованию, конечно, имеет свои ограничения. В частности, постоянно открытым и дискуссионным обязан оставаться вопрос о том, каким образом можно отличить продуктивные рассуждения от контрпродуктивных. Можно, конечно, сделать упор на логическую непротиворечивость или же на практическую полезность. Но и то, и другое – весьма нечёткие критерии. Мне кажется, можно лишь надеяться на то, что дискуссия о полезности вещей обычно бывает гораздо проще и продуктивнее дискуссии о существовании того, существование чего никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть. В конце концов, полезность – это как раз та самая штука, по которой лучше всего получается организовать голосование ногами.

Ни коей мере не хочу сказать, что инструментальный подход является моим изобретением. Он описан в огромном количестве философских текстов, и ещё в большем количестве продуктивно используется. Эту, в общем-то, очевидную вещь пришлось вынести во введение только потому, что если на ней заранее не акцентировать внимание, слишком многое из того, что дальше будет излагаться, покажется чем-то диким и местами самопротиворечивым. Специфика задачи такова, что для её решения никак не удастся удержаться в рамках азбучных истин и привычных логических конструкций. Ещё раз повторюсь: мы не будем искать вечных и неизменных во веки веков Истин-с-большой-буквы, а всего лишь попытаемся найти такой язык, рассуждения на котором об информации, системах и управлении не будут нас ежесекундно заводить в логический тупик.

Краткая история вопроса

Данный раздел не имеет целью систематически изложить историю развития мировой философской мысли. Задача лишь в том, чтобы хоть как-то вписать дальнейшие рассуждения в тот имеющийся контекст, без привязки к которому они не могут быть поняты и приняты.

Сюжет первый: материализм vs. идеализм

Материалисты считали и считают, что «по-настоящему» существует только физическая реальность (по выражению Демокрита, «атомы и пустота»). Соответственно, то, что мы имеем возможность наблюдать как идеи – это лишь каким-то загадочным «особым образом» происходящее движение, условно говоря, атомов в пустоте. В чём может заключаться эта особость «особого образа», обычно не уточняется, а при попытке всё же прояснить этот вопрос, в лучшем случае неуклюже цитируется школьный учебник физики.

Идеалисты считали и считают, что «по-настоящему» существуют только идеи, а то, что мы воспринимаем как окружающую грубую физическую реальность – это либо иллюзия, либо результат колдовства.

Доводы в пользу и в опровержение этих точек зрения многочисленны, разнообразны и все чрезвычайно слабы, даже не смотря на то, что в 20-м веке материалистами миллионы раз экспериментально было подтверждено, что если человека держать взаперти и не кормить, то он перестаёт думать об идеях и начинает думать о еде.

Есть мнение (в частности, высказанное Мерабом Мамардашвили во «Введении в философию»), что настоящие философы никогда всерьёз не рассматривали вопрос о том, что первично, сознание или материя. Если к этому так называемому «основному вопросу философии» подойти с позиции описанного мной во введении инструментального подхода к философствованию, то сразу выясняется интересная вещь. Для того чтобы либо обсуждение существования материи без подразумевания присутствия сознания хотя бы в виде имплицитного наблюдателя, либо рассуждение о функционировании сознания без материальной реализации имело хоть какой-то смысл, мы должны иметь возможность попасть либо в ситуацию соответственно отсутствия сознания, либо в ситуацию отсутствия материи. И то, и другое невозможно, и поэтому никакое рассуждение о первопричинности не может иметь смысла. Таким образом, применённый к первопричинности вопрос «Каким образом следует рассуждать о…?» получает ответ «Никаким».

Для наших целей, наверно, самым ценным полезным результатом дискуссии между материалистами и идеалистами можно признать саму постановку вопроса о существовании материальных и нематериальных сущностей. В частности, разделение мира на вещи протяжённые (res extensa) и вещи мыслимые (res cogitans), введённое Рене Декартом, оказалось весьма полезным и продуктивным. Пока человечество в своей практической деятельности было сконцентрировано на изучении и создании вещей протяжённых отдельно, и на оперировании вещами мыслимыми отдельно, разделённость мира не доставляла особых неудобств и была лишь теоретическим казусом, который потом как-нибудь при случае нужно было не забыть разрешить. С приходом эпохи информационных технологий мы научились создавать материальные (res extensa) вещи, целиком предназначенные для манипулирования нематериальными (res cogitans) сущностями, и поэтому качественная склейка разделённых миров стала задачей, без решения которой философия информации никак обойтись не сможет.

Сюжет второй: поиск оснований надёжного знания

Поиск оснований для надёжного знания красной нитью проходит через всю европейскую философию. С точки зрения практической пользы именно эта тема оказалась наиболее результативной, обеспечив основу естественнонаучного метода и, как следствие, породив всё то технологическое великолепие, плодами которого мы имеем возможность наслаждаться.

Центральная идея, заложенная в основу обоснования – идея объективной реальности, воспринимаемой воспринимающим субъектом. При этом каждый раз, когда говорится о существовании чего-то в объективной реальности, приходится для соблюдения методической корректности определять субъекта, который эту реальность воспринимает.

Тема «воспринимающий субъект» всесторонне исследована существующей философской традицией, и могла бы послужить хорошей отправной точкой для философии информации, если бы не два существенных момента:

• Воспринимающий субъект – существо пассивное. Он воспринимает объективную реальность, получает надёжное знание (информацию) о ней, но в рассуждениях о том, что собой представляет информация, концепция воспринимающего субъекта отправной точкой быть не может, потому что она уже включает в себя концепцию информации. По сути, «информация» оказывается понятием, через которое перескочили для того, чтобы побежать дальше. Поэтому придётся копнуть немножко глубже, и субъектологию строить не от воспринимающего субъекта, а от чего-то другого. В частности, дальше у нас появится целенаправленно действующий субъект, который не просто «отражает» объективную реальность, а живёт внутри неё, и информация нужна ему не просто так (чтобы «отразить»), а с какой-то целью. Вынеся за скобки тему «цели субъекта» и посчитав наличие целей чем-то само собой разумеющимся и не обсуждаемым, невозможно говорить о смысле информации. А бессмысленная информация – это никакая не информация.
• Воспринимающий субъект – существо бесконечно одинокое. Весь мир, окружающий воспринимающего субъекта, является для него объективной реальностью. Даже те объекты, с которыми воспринимающий субъект угадывает своё сущностное сродство, являются для него не субъектами, а объектами, надёжное знание о которых он стремится получить. С точки зрения философии информации такая стройная, но печальная картина мира оказывается совершенно неприемлемой, поскольку она не предполагает коммуникацию субъектов. Для коммуникации нужно как минимум два субъекта, а в картине мира, разделённого на две части – на воспринимающего субъекта и воспринимаемую им реальность, субъект по определению один. Мы просто вынуждены будем уйти от старой доброй уютной концепции мыслящего (следовательно, существующего) воспринимающего субъекта. Постараемся не заблудиться.

Лишившись привычного способа вывода оснований надёжного знания из концепции «воспринимающий субъект», мы будем вынуждены найти адекватную замену. В противном случае получившаяся метафизическая система будет лишена обоснования, и поэтому не будет пригодна к эксплуатации.

Сюжет третий: детерминизм vs. свобода воли

Так получилось, что с точки зрения философской основы естественнонаучного знания (эпистемологии), объективная реальность устроена таким образом, что места для свободной воли в ней нет. Максимум, что есть – это случайность (в частности, квантовая неопределённость), из которой свободная воля всё равно никак не может быть выведена. Но, с другой стороны, для философии морали (аксиологии) факт существования свободной воли является необходимым условием. Кроме всего прочего, существование свободы воли достаточно легко выводится напрямую из «я мыслю, я существую», что изрядно добавляет пикантности, поскольку основание естественнонаучного знания также выведено не откуда-нибудь, а из того же самого первичного факта, из «я мыслю, я существую».

Если вкратце, то из возникшей истинной антиномии мы попытаемся выпутаться, избавившись от пассивности воспринимающего субъекта. Действуя в мире, субъект неизбежно станет у нас его, мира, частью, и это позволит нам в тех аспектах, на которые субъект не оказывает влияния, иметь детерминизм, а в характере и результатах своей деятельности – свободу воли.

Проблема «детерминизм vs. свобода воли» – хороший повод поговорить о природе причинности, ведь детерминизм – это предопределённость, заданная жёсткостью причинно-следственных связей. Рассуждая о целенаправленно действующем субъекте, невозможно (да и не нужно) обойти стороной разговор о том, как вообще так может получаться, что причинно-следственные связи имеют место в нашем мире.

Сюжет четвёртый: машина Тьюринга

Во второй половине 20-го века философы получили в своё распоряжение прелюбопытную игрушку – машину Тьюринга, которая может выполнить любое выполнимое вычисление. Поскольку деятельность мозга рассматривается как обработка информации, то есть вычисление, получилось, что либо Тьюринг-полный вычислитель можно научить мыслить совсем по-человечески, либо допустить, что в мышлении есть какой-то неизведанный секретный компонент, и тогда… дальше рассуждения неизбежно заводят в мистику. Или в мистику традиционную (Бог), или нетрадиционную (информационные поля), или псевдонаучную (попытка прицепиться к квантовой неопределённости).

Мистика – это попытка объяснить непонятное через заведомо непознаваемое. Чистое жульничество. Мы так делать не будем. Но и не реализуемость человеческого мышления Тьюринг-полным вычислителем тоже докажем. Для этого нам всего лишь понадобиться научиться чуть более адекватно рассуждать об информации, а также о её обработке.

Глава 1. Дуализм

Метафора «книга»

Рассмотрение книги, обычной бумажной книги, этого пока что весьма распространённого в нашем обиходе предмета, поможет нам почувствовать, каким образом материальное и идеальное сплетаются в единое целое.

С одной точки зрения книга – это материальный предмет. Имеет массу, объём, занимает некоторое место в пространстве (например, на полке). Имеет химические свойства. В частности, весьма неплохо горит.

С другой точки зрения книга – это нематериальный объект. Информация. Говоря о книге, можно говорить о сюжете и взаимоотношениях персонажей (если это художественная литература), о правдивости изложенных фактов (если в ней рассказывается о реальных событиях), о полноте раскрытия темы и о прочих вещах, уж точно не имеющих ни массы, ни химических свойств.

Возьмём для примера трагедию Уильяма Шекспира «Гамлет». Представьте, что вы взяли в руку эту книжку. Естественно, вы взяли в руку материальный предмет. Сюжет «Гамлета» в руку взять невозможно. Книжка не очень толстая, масса не очень большая. Страницы приятно пахнут. Можно провести химический анализ и узнать, что этот предмет состоит в основном из целлюлозы с примесями краски, клея и других веществ. В твёрдом агрегатном состоянии. В материальном плане мало чем отличается от стоявшего рядом на полке бульварного романа. Но совершенно очевидно, что в этом предмете есть нечто помимо атомов. Попытаемся найти. Возьмём микроскоп и посмотрим. Увидим переплетение слипшихся древесных волокон и их сцепление с кусочками краски. Возьмём микроскоп посильнее, и увидим много чего интересного. Но это всё интересное не будет иметь никакого отношения ни к «быть или не быть», ни к идее отмщения за предательство и убийство. Как бы мы ни исследовали материальную составляющую книги, информационную составляющую мы не найдём. Только атомы и пустота. Но, тем не менее, совершенно точно можно говорить о том, что в «Гамлете» есть и сюжет, и персонажи, и знаменитое «быть или не быть». И для обнаружения этого совсем не нужно брать микроскоп. Нужно просто открыть книгу и начать читать. Что интересно, с информационной точки зрения материальный пласт уходит на задний план так далеко, что нам оказывается всё равно, из бумаги сделана книга или, допустим, из пергамента. В конце концов, «Гамлета» можно читать и с экрана букридера, а там совсем уж точно нет никаких древесных волокон с налипшими на них кусочками краски.

Итак, имеем два способа рассмотрения книжки «Гамлет»: материалистический, при котором видно что угодно, кроме идеи, и идеалистический, при котором совершенно не важны переплетения волокон, а важны переплетения сюжета. И, тем не менее, предмет-то мы имеем один и тот же. Разница только в нашем собственном подходе к нему. То есть в том, что мы с ним собираемся делать – взвешивать или читать. Если собираемся взвешивать, то перед нами стопроцентно материальный предмет, а если читать, то перед нами стопроцентно нематериальная сущность.

Возникает резонный вопрос: можно ли как-то исхитриться и взглянуть на этот предмет так, чтобы одновременно увидеть сразу две его ипостаси? Можно и нужно, но я не могу сказать, что это сделать просто. Это очень сложно. Это требует и значительных усилий, и задействования целого арсенала инструментов и приёмов, о которых дальше попытаюсь рассказать. Нужно это хотя бы потому, что способы сведения объективного и субъективного в единое целое составляют метафизическую основу философии информации. Но перед тем, как заниматься склейкой ипостасей реальности, полезно будет осознать глубину проблемы.

Тотальность физической реальности

Понятие «материальное» можно определить разными способами. Например:

1. Всё объективно существующее. Именно такая трактовка прямо или косвенно используется классиками материализма. Например, Ленин писал о том, что объективное существование – это есть функция материи. Для философии информации такой подход не годится в первую очередь потому, что либо сразу материализует информационные сущности, либо лишает их права объективного существования. В первом случае мы попадаем в ловушку реификации (о её недопустимости поговорим ниже), а во втором случае мы встаём в тупик перед простейшими легко наблюдаемыми явлениями. Например, попробуйте пририсовать к «Гамлету» счастливый конец так, чтобы он не перестал быть «Гамлетом». Или, как вариант, поменять тысячный знак в числе «пи». И то, и другое – идеальные сущности, но что-то непреодолимо сильно держит их в объективной реальности.
2. Всё, что отличается от психического и духовного. Такое определение не годится, поскольку мы пока что не знаем, что такое психическое и духовное. То есть информационное. В данной точке повествования мы ещё не умеем рассуждать об информации, и поэтому не можем принимать решения о том, что является информационной сущностью, а что не является.
3. Всё, существующее в физическом пространстве. То есть то, что Декарт определил как «res extensa». Тела протяжённые. Если присмотреться внимательно к тому, что изучает физика, можно легко понять, что все без исключения описываемые ей сущности так или иначе привязаны к до боли знакомому нам трёхмерному физическому пространству. Говоря о массе, невозможно абстрагироваться от её местонахождения. Говоря о поле, невозможно уйти от разговора о распределении его характеристик в пространстве. Говоря об энергии, невозможно умолчать о том, что же конкретно этой энергией обладает – вещественный предмет (нечто, локализованное в пространстве хотя бы как волновая функция) или поле, тоже не мыслимое в отрыве от пространства. Есть некоторый соблазн привязаться не только к пространству, но и ко времени, но мы этого делать не будем хотя бы потому, что в физике есть такой прекрасный раздел, как статика, который замечательно обходится без понятия «время».

Итак, локализация в физическом пространстве как взаимно однозначный способ определения материальности объекта.

Физическое пространство – штука вездесущая. Всё, с чем мы имеем дело вокруг себя, находится в нём. Просто потому, что оно по определению вокруг нас. Пространство беспредельно во все стороны и не имеет разрывов, на которые мы могли бы наткнуться.

Куда бы вы ни пошли, куда бы вы ни посмотрели, к чему бы вы ни прикоснулись – всё это находится в беспредельном как вширь, так и вглубь, физическом пространстве. Даже если окажутся реальностью такие штуки, как телепортация или, допустим, путешествия между мирами, это ничего не изменит. Телепортированный кирпич всё равно для того, чтобы существовать после того, как прилетел «из ниоткуда», обязан занять место в пространстве. Какую бы мы сказку ни сочинили, как бы мы ни пришпорили коней своей фантазии, в любом случае, если с этой сказке есть что-то о вещественных предметах, в ней присутствует наше вездесущее физическое пространство.

Даже когда говорят об искривлении пространства или же о том, что «на самом деле» у него размерностей больше, чем три, это тоже ничего не меняет. Просто уточняются свойства той «сетки», в которой мы обязаны локализовывать существование объектов. Тот следующий из теории относительности забавный факт, что «шаг сетки» зависит от скорости движения наблюдателя, тоже всего лишь вносит поправку в методику использования «сетки», не отменяя её необходимости ни в одном конкретном случае.

Таким образом, нам остаётся только признать, что материальная реальность тотальна, и способов вырваться из неё не существует. Лазеек нет, и нет их не потому, что мы их пока что не нашли, а потому, что любой вновь обнаруживаемый эффект, сколь бы он ни был сначала фантастичен и невероятен, заведомо является частью этой самой реальности. Чудес не бывает не потому, что мы такие твердолобые зашоренные материалисты, а потому, что «чудо» – это понятие, которое противоречит самому себе.

Тотальность информационной реальности

Рассуждение о тотальности материальной реальности будет не полным, если не дополнить его столь же справедливым рассуждением о том, что живём-то мы не в материальной, а в информационной реальности, из которой точно так же ни на шаг, ни на полшага не можем выбраться.

Мир состоит из вещей, о которых мы знаем и вещей, о которых мы не знаем. Мы можем оперировать только теми вещами, о которых мы имеем хоть какое-то представление. То, о чём мы совсем ничего никак не знаем, находится целиком за границей нашего мира. Узнавая что-то, мы обретаем вещи внутри нашего мира. Расширяем границы нашего мира. Что бы мы ни посчитали познающим субъектом, из самого факта того, что он занимается познанием (отодвиганием границ знаемого), следует, что мир такого субъекта ограничен. О тех вещах, которые находятся внутри мира субъекта, субъект может мыслить (если он, конечно, мыслящий). О тех вещах, которые находятся за пределами мира субъекта, он мыслить никак не может. Он просто не имеет о них не малейшего представления. Что интересно, сама граница мыслимого также немыслима. Как справедливо заметил в «Логико-философском трактате» Людвиг Витгенштейн, для того, чтобы мыслить границу, нужно мыслить вещи по обе стороны границы, а вещи по другую сторону границы мыслимого по определению немыслимы. Вот и получается, что всё, о чём мы можем мыслить, уже стало информацией.

Допустим, кирпич. Он существует. Но существует он для нас только в том случае, если дела сложились таким образом, что ему удалось стать для нас информацией. Например, мы его увидели. Или споткнулись об него в темноте. Или о нём нам кто-то рассказал. В конце концов, нам ведомо понятие «кирпич», и поэтому внутри нашего мира присутствуют все кирпичи, включая также и те, с которыми мы никогда лично не ознакомимся при жизни.

О том, что находится за пределами нашего мира, можно сказать только следующее:

1. Оно безусловно существует. При любом рассуждении о существовании ключевым вопросом является вопрос «где?», и в данном случае на этот вопрос есть удивительно простой и исчерпывающий ответ: за пределами мыслимого.
2. Оно неисчерпаемо. То есть пока существует познающий субъект, факт его функционирования однозначно свидетельствует в пользу того, что находящееся за пределами его мыслимого он ещё не исчерпал.
3. Оно не имеет никаких свойств кроме факта существования и факта неисчерпаемости. Любое свойство можно приписать только тому, что мыслимо (приписывание свойств – один из видов мышления). Попытка приписать немыслимому хоть какое-то свойство сразу вносит в рассуждение внутреннюю противоречивость. Собственно, даже свойства существования и неисчерпаемости выведены не из знания о по определению незнаемом, а из свойств субъекта.

Я называю это концепцией информационного скафандра. Всё, что мы имеем, уже стало для нас информацией, полученной с внутренних стенок нашего информационного скафандра. Всё наше мышление (и только мышление, и больше ничего), строящее предположения о внешнем мире – внутри скафандра, и единственный способ, которым мы можем воздействовать на безусловно существующую внешнюю неисчерпаемую реальность – это прикладывать усилия (естественно, информационные) к внутренним стенкам нашего скафандра.

Немножко пугающая картинка получилась. От такого даже может приключиться приступ клаустрофобии. На самом деле, ничего пугающего в этой концепции нет, если вовремя вспомнить, что внутри нашего информационного скафандра находится всё, что мы знаем, ценим, любим, к чему стремимся, и даже всё, что мы ненавидим. Весь мир, каким мы его знаем.

Таким образом, информационная реальность тоже тотальна, и нам не ведомо ничто из того, что не является информацией. Хотя бы потому, что любое знание является информацией, которой мы владеем. Естественно, внутри информационного скафандра.

Здесь сразу надо заметить, что рассуждения об ограниченности ведомого только на первый взгляд могут показаться бессмысленным набором банальностей. Они действительно бессмысленны только в том случае, если мыслящее и существующее существо рассматривается строго в единственном экземпляре. Если же существ становится хотя бы два, областей ведомого становится больше одной, и оказывается, что:

• В области пересечения миров существа понимают друг друга, и в этой (и только в этой) области возможна коммуникация между ними.
• Можно предположить, что теоретически возможна ситуация, когда миры двух различных существ полностью совпадают, но всерьёз рассчитывать на обнаружение такого феномена можно, наверно, только для искусственно создаваемых существ.
• С точки зрения любого существа мир любого другого существа представляется как подмножество собственного мира. Существо не способно нащупать границу собственного мира, но ограниченность мира другого существа для него легко познаваема. Например, для людей и собак такие понятия, как «пища», «боль», «радость», «интересно», «игра» и огромное множество других, являются общими, но для нас очевидно, что ситуация «не могу вспомнить пароль от электронной почты» находится целиком вне мира собаки. Иллюзия безграничности собственного мира в сочетании с очевидностью ограниченности других существ служит прекрасной питательной средой для всех без исключения теорий превосходства.
• Никакое существо ничего не может знать о той части мира другого существа, которая лежит вне собственного мира. Можно лишь предполагать, что эта часть существует. Или не существует. Ничего не известно. Ничего нельзя утверждать о том, что находится за границами мыслимого.
• Любая деятельность существа, обосновываемая соображениями, лежащими вне рамок мира другого существа, этому другому существу представляется как несознательная деятельность. Например, наблюдая причудливые взаимоотношения собак на собачьей площадке, мы склонны считать происходящее проявлением инстинктов. Но если хорошенько постараться, то и нашу собственную деятельность (в том числе самую сознательную) можно приписать проявлению инстинктов. Понятие «инстинкт» – это один из тех ментальных «костылей», при помощи которых мы пытаемся придать наукообразный вид рассуждениям о том, что мы не понимаем.
• Существа, не имеющие пересечения миров, выглядят друг для друга как неодушевлённые явления природы. Из этого, конечно, никоим образом не следует, что всё, что мы считаем неодушевлённым, является одушевлённым. «Если-то» в обратную сторону не работает.

Показанную здесь картинку взаимодействия миров мы, люди, пронаблюдать не можем, так как существенная её часть лежит вне нашего человеческого мира. Собаки её пронаблюдать тоже не могут по той же причине. Наверно, какую-то похожую картинку может пронаблюдать кошка, но с учётом, конечно, того, что она целиком не наблюдает ни мир человека, ни мир собаки. Если вам показалось, что я зря изобразил мир собаки кружочком того же размера, что и мир человека, то это значит лишь то, что вы пока не до конца приняли понимание того, что невозможно ничего утверждать о вещах, лежащих вне пределов мыслимого.

Рассуждения о существах и мирах, в которых они живут, полезны нам не только сами по себе (из них следуют весьма ценные выводы), но и как способ попрактиковаться в применении концепции информационного скафандра. Той самой концепции, из которой следует, что информационная реальность тотальна, и из неё мы никуда выбраться не можем.

Тотальность неразделимости реальностей

Таким образом, мы получили целых две тотальных реальности – физическую и информационную. Может показаться, что две – это слишком много. Хочется свести к одной. Например, примкнуть к материалистам и попытаться доказать, что всё сводится к материи. Или к идеалистам, чтобы всё свести к сознанию.

Взгляните на картинку:

Как и любую схематизацию, изображённое на картинке не следует воспринимать слишком буквально. Это всего лишь визуализация для облегчения понимания. Допустим, изображённый на картинке объект,– это книга «Гамлет» во всей полноте и неразрывном единстве этого явления. Но представьте себе, видеть эту штуку так, как сейчас её видим, мы разучились, и можем изучать только проекции. Если изучаем материальный аспект (то есть проекцию на горизонтальную ось), то видим атомы. А когда переползаем на вертикальную ось, видим другую проекцию – хитросплетения сюжета, но при этом материальный аспект выпадает из рассмотрения. Он становится нам перпендикулярен. При этом, конечно, у нас может возникнуть иллюзия, что мир разделён на мир вещей, обретаемых нами на горизонтальной оси, и мир идей, обретаемых на оси вертикальной. Но это, конечно же, только иллюзия. Мир един. Различия возникают только из-за того, что мы не способны ухватить объект во всей его полноте.

В принципе, можно было бы обойтись и без картинки. Тотальная неразделимость реальностей автоматически следует уже из того, что обе рассматриваемые реальности:

а). тотальны

б). различны

По факту существует ряд объектов, информационная составляющая которых нам не интересна, и поэтому мы, рассуждая о них, принимаем во внимание только материальный аспект. Например, когда мне хочется пить, я интересуюсь материальным аспектом той воды, которую собираюсь употребить внутрь. А когда по двум катетам мне нужно посчитать длину гипотенузы, даже не пытаюсь найти именно тот самый учебник геометрии, по которому в своё время изучал теорему Пифагора. Совсем не обязательно применительно к каждому предмету, всегда и везде пытаться увидеть его во всей многогранности. Это слишком затратно. Нужно быть готовыми к тому, что в подавляющем большинстве ситуаций однобокий взгляд – это именно то, что нужно. Однако, практикуя этот однобокий взгляд, всегда нужно чётко понимать, на какой именно «оси» (вертикальной информационной или горизонтальной материальной) мы находимся.

Картинка, конечно, получилась наглядная и красивая, но всё же не может не разбирать любопытство, не является ли какая-нибудь из осей потомком другой оси? Ну не может ведь быть так, что когда-то давно, в начале времён, возникло сразу две шкалы. Сначала, по логике, должно было возникнуть что-то одно, а потом из него должно было выкристаллизоваться второе. Вот мы и попали опять в ловушку дискурса о первопричинах. Выше говорилось о том, что не существует способа продуктивного рассуждения о первичности материи и сознания, и поэтому давайте позволим инструментальному подходу разрешить нам не заниматься этим вопросом.

Итак, нам не остаётся ничего иного, кроме как честно себе признаться в том, что имеет смысл говорить о двух реальностях – материальной и нематериальной. Каким образом они сцепляются воедино – отдельный вопрос, и мы будем учиться его решать. Сейчас же нам вполне достаточно лишь понимать то, что нематериальный аспект без материального не существует, а материальный без идеального целиком лежит в области немыслимого «нечто».

Реификация

Реификация – логическая ошибка, случающаяся тогда, когда мы забываем, что рассматриваемая нами проекция является проекцией на информационную «ось», и приписываем элементам информационной проекции свойства, встречающиеся только у элементов материальной проекции. Причина в том, что у нас всех опыт взаимодействия с материальными объектами несоизмеримо богаче, чем опыт взаимодействия с мыслями, идеями, концепциями. Глаза наши смотрят в материальный мир. Звуки, которые мы слышим, издают материальные предметы. Вещи, которых мы касаемся, материальны. Поэтому, осмысливая нематериальный предмет, мы так часто пытаемся визуализировать её перед внутренним взором, «пощупать» аргументацию на предмет устойчивости, разобраться, чем сказанное нам «пахнет».

Реификация – настолько распространённая логическая ошибка, что о ней даже не принято рассуждать. В русском языке даже нет такого слова, и в разных текстах эта беда обозначается разными словами. Например, в имеющемся у меня переводе «Критики чистого разума» Иммануила Канта эта штука обозначается словом «гипостазирование». Соответствующая статья в русскоязычной Википедии на момент написания этого текста отсутствует.

То, что происходит при реификации, можно изобразить такой картинкой:

Вместо того чтобы научиться работать с абстрактными понятиями, мы заворачиваем информационный аспект в материальную реальность и получаем конкретную, наглядную и легко усваиваемую ерунду. Ничего хорошего не может получиться тогда, когда существование объекта приписывается той тотальности, в которой объекта не существует.

Основной приём, который можно использовать для того, чтобы исключить реификацию – приучить себя при рассуждениях о существовании объектов сразу обращать внимание на то, где конкретно объект существует. То есть где он имеет место. Если удаётся чётко привязать объект к физическому пространству, то можно смело утверждать, что речь идёт о материальном объекте (то есть о проекции объекта на материальную реальность). Если же, отвечая на вопрос «где?» приходится выкручиваться и давать странные ответы, то речь, скорее всего, идёт об информационном аспекте.

Немножко попрактикуемся:

1. Где находится мой стул? Прямо подо мной. Налицо чёткая привязка в пространстве. Поэтому рассмотрение данного конкретного стула как материального объекта – никакая не реификация.
2. Где находится число 2? Странный вопрос. В принципе, где угодно. Смотря как приложить линейку. Можно, конечно, сойти с ума и предположить, что где-то за высокими заборами находится хранилище математических истин, и там есть эталон числа 2, но это даже не смешно. Отчаявшись, можно даже предположить, что «на самом деле» числа 2 не существует, но и это получится очень странно. Правильное решение уравнения «х+х=4» мы найти можем, но то, что мы нашли, согласно нашему предположению, «на самом деле» не существует. Конечно же, число 2 существует, и даже можно сказать, где. Аккуратно между числами 1 и 3 в ряду натуральных чисел. Для стула, на котором я сижу, вместилищем является физическое пространство, а для числа 2 вместилищем является натуральный ряд. Любая другая попытка разместить куда-нибудь число 2 (например, в какой-нибудь «мир идей») хоть и даст милую сердцу наглядность, но никакого смысла иметь не будет. Натурального ряда (ну и что, что он тоже есть абстракция?) достаточно для ответа на вопрос «где существует?» применительно к числу 2.
3. Где находится мой дом? Могу дать два правильных ответа:
   • Есть адрес. Точные географические координаты. Если говорить о доме в таком ключе, то мы имеем материальный объект, который иногда приходится ремонтировать вполне материальными инструментами – молотком, отвёрткой, шпателем и другим хозяйственным инвентарём.
   • Мой дом там, где меня любят и ждут. Что интересно, таким местом не обязательно должно быть нечто, имеющее географические координаты. Если меня любят и ждут в сетевом форуме, то там тоже мой дом. Ответ получился отвязанным от физического пространства, и поэтому можно констатировать, что в данном случае речь идёт о проекции объекта на информационную ось.
4. Где находится Википедия? Где-то, конечно, есть датацентры с серверами, на которых эта штука реализована. Но подавляющему большинству из нас вряд ли когда-либо доведётся именно там находить Википедию. Гораздо проще и быстрее можно её найти по адресу «ru.wikipedia.org». Мне кажется, эта строчка символов очень мало похожа на пространственные координаты.
5. Где находится «Гамлет»? Да вон же, на полке стоит. Да, конечно, но в этом лишь половина правды. Есть ведь и другие экземпляры. К тому же, если прямо сейчас какая-то из радиостанций транслирует радиопостановку «Гамлета» (что не исключено), то «Гамлета» можно вытащить антенной из любой точки пространства, в которой можно поймать сигнал. «Любая точка пространства» – это никакая не пространственная локализация.
6. Материальные предметы находятся в физическом пространстве. ОК. Но где находится само физическое пространство? В себе самом оно находиться не может. Может быть, в пространстве более высокого порядка? Может быть, но это утверждение всё равно не даёт нам решения проблемы, так как сразу же возникает вопрос «а где находится это самое гипотетическое пространство более высокого порядка?». Единственный честный вариант – это признать физическое пространство абстракцией. Если вам сейчас показалось, что здесь я вывел доказательство первичности идеального по отношению к материальному, то зря. Напоминаю, что вопрос о первичности напрочь лишён смысла, так как нет и не может быть ситуации, в которой он может продуктивно обсуждаться.
7. Существует ли Гарри Поттер? И если да, то где? Существует. В сюжете сказки про Гарри Поттера. Одна из центральных фигур. Можно сказать, он там главный герой, хотя тут мнения могут расходиться. А телесно, конечно же, нигде.
8. Существует ли Бог? И если да, то где? Наивный детский ответ «на облачке», очевидно, ложен, и почти любой верующий это подтвердит. Как-то так выходит, что любой мало-мальски достойный ответ на этот вопрос («в душах верующих», «везде, где творится добро» и т.п.) очень мало похож на пространственную локализацию. Мистики древности, судя по всему, понимали, что стремление реифицировать Бога будет чрезвычайно велико, и поэтому в создаваемые ими религии вводили прямым текстом запрет на любую попытку изобразить Бога в телесном виде. Иудаизму и исламу удалось удержать этот запрет, но христианству, в силу некоторых присущих ему особенностей, не удалось избежать соскальзывания в безудержную реификацию Бога. Впрочем, и иудаизму, и исламу не удалось совсем избежать реификации Бога. В обеих этих религиях Бог скрыто реифицирован в тексты их священных писаний. У иудеев это наиболее ярко выражается в этом их смешном «Б-г», а у мусульман – к невероятно трепетному отношению к экземплярам Корана и направлению в сторону Мекки.

На теме «реификация» пришлось так подробно остановиться потому, что тема «информация» является одной из тех тем, которые наиболее сильно изгажены реификацией. Мы настолько привыкли «передавать» информацию из уст в уста, «заливать» её на диск, «хранить» её у себя в голове, «обрабатывать» её в компьютере, что она представляется нам как некая «тонкая субстанция», которая где-то сгущается, где-то сохраняется, где-то путешествует из одной точки пространства в другую. Это настолько сильная и очевидная метафора, что нам даже трудно себе представить, как можно обходиться без этой грубейшей реификации. Ещё раз вернёмся к нашему примеру с книгой. Если информация – это какая-то тонкая субстанция, сгущающаяся внутри книги, то в печатном станке, на котором её изготовили, должны быть какие-то приспособления, накачивающие в изделие эту «тонкую субстанцию». Но нам точно известно, как изготавливаются книги. Более того, нам точно известно, как изготавливаются станки, изготавливающие книги. Ничем, кроме размещения молекул краски на волокнах бумаги, печатный станок не занимается. Никакой «тонкой субстанции» попросту не существует. Если мы хотим научиться говорить об информации небесполезным образом, то мы просто обязаны научиться говорить о ней, не допуская реификации.

Итоги главы

Первая задача, которую приходится решать философии информации – это устранение самых коварных логических ловушек, мешающих начать любой продуктивный диалог о существовании нематериальных сущностей, а именно:

• бессмысленного дискурса о первопричинности материи или сознания;
• недоопределённости понятия «материя»;
• привычки к реификации, сразу выхолащивающей любые рассуждения о нематериальном.

Введённый в начале главы модельный объект «книга» не только позволяет играть с раздельным обращением к материальному и нематериальному аспектам реальности, но и даёт некоторые намёки на то, как эти аспекты могут совмещаться в единое целое.

Основные понятия и концепции:

1. Материальный мир как мир вещей, существующих в физическом пространстве.
2. Нематериальный мир как мир вещей, локализация которых в физическом пространстве является логической ошибкой.
3. Реификация как логическая ошибка, заключающаяся в приписывании материального существования нематериальным вещам.
4. Приём «где существует?», позволяющий быстро разобраться с тем, какая из граней реальности является предметом обсуждения. Если разговор идёт о вещи, имеющей место в физическом пространстве, то эта вещь материальна. Если вещь не имеет места в пространстве, то она нематериальна. В частности, информационный скафандр, о котором говорилось в этой главе, является ментальной конструкцией, и поэтому попытка провести границу между мыслимым и немыслимым где-то в пространстве, уже сама по себе является логической ошибкой.
5. Информационный скафандр субъекта – совокупность всего мыслимого субъектом.

Продолжение следует…