Обсуждение путей модернизации России и её образования

Развитые экономически и технологически страны мира перешли к принципиально новому типу развития экономики, – инновационному, характерными особенностями которого является широкомасштабное внедрение в производство научно-технических разработок и трансфер высокопродуктивных технологий с целью их коммерциализации, которая становится причиной прогрессивных технологических изменений реального сектору экономики, структуры сферы потребления и повышения конкурентоспособности национальной экономики в целом. Определяющими факторами инновационного развития экономики становятся интеллектуальные ресурсы как знания и квалификация человека, введенные в хозяйственный оборот инновационных процессов объекты прав интеллектуальной собственности, а также инвестиционные и информационные ресурсы

Экономический рост всех экономически и технологически развитых стран мира таких, как США, страны «ядра» Европейского Союза, Япония, ряда стран Юго-Восточной Азии достигнут на основе распространения инновационных процессов в реальном секторе экономики. Особенно, убедительно об инновационном факторе развития экономики и общества свидетельствуют достижение в короткий исторический период (20–30 лет) высоких темпов экономического роста ряда стран Европы как Ирландии, Финляндии, а также стран Юго-Восточной Азии, в частности, Малайзии, Южной Кореи, Сингапура и других.

• Для современного состояния прогресса развитых экономически и технологически стран мира характерным является достижение фазы постиндустриального общества и пятого технологического уклада, ключевыми технологиями которого является биотехнологии, энерго-, ресурсосберегающие и экологически безопасные технологии, информационные и телекоммуникационные технологии, микроэлектроника, новые материалы.

В развитых экономически и технологически странах мира инновационная деятельность обеспечивает постоянный рост валового внутреннего продукта, рост производительности труда и конкурентоспособность национальной экономики, а вместе это позволяет внедрить высокие социальные стандарты для населения. По мировым данным в развитых странах мира технологические инновации обеспечивают почти 50 процентов эффективности рыночной экономики и до 80% прироста ВВП. Можно утверждать, что именно степень развития и динамизм инновационно-инвестиционных процессов формируют в современных условиях стратегическую основу устойчивого экономического развития.

• Поэтому стержневым приоритетом экономической политики всех развитых стран определена инновационная политика, которая направлена на создание институционных и финансово-экономических принципов стимулирования и поддержки развития инновационной деятельности на базе новейших достижений научно-технического прогресса в стране и мире.

Как пишет в своей монографии проф. В. А. Гусев, центральной проблемой при разработке стратегического курса политического руководства страны всегда возникает вопрос общественного развития, которое включает своей стержневой составляющей задание реализации экономического развития. В зависимости от успехов решения этого задания зависит общественный прогресс, национальная безопасность страны и ее авторитет в международном сообществе. Априори это требует от властных структур, политической элиты разработки концептуальных принципов и модели развития, а также определения средств их внедрения, которые вместе составляют конструкцию государственной политики.

Обсуждая пути развития российской инновационной корпоративной политики, Сергей Белоусов, старший партнер венчурного фонда RUNA CAPITAL, отмечает, что даже в такой области как IT, иностранный цикл занимает там 5–10 лет, чтобы компанию превратить в какую-то более-менее разумную компанию, нужно порядка 10 лет. «Мне кажется, что если говорить о каком-то прорыве, то можно либо разгонять то, что уже хорошо едет, например, взят ту же самую область IT, так или иначе, я думаю, капитализация среднего и крупного размера российских IT-компаний – это несколько десятков миллиардов долларов. Мне кажется, что если этой областью заниматься, то за следующие 5–10 лет эта капитализация может вырасти больше чем в 10 раз, и соответствующие обороты могут вырасти больше чем в 10 раз. И они, собственно, растут. И вот этот провал, который возник в науке, единственная область науки, где он не так сильно отразился – это математика и компьютер сайнс, потому что там просто не нужно большой материальной базы для того, чтобы заниматься наукой. В России все равно получали филдсовские медали математики, Россия выигрывала огромное количество олимпиад по программированию. И вот в этой области есть какой-то прорыв. И есть надежда на то, что будет существенная часть экономики будет оттуда происходить. Мне вот кажется, например, в России может быть 10% экономики из информационного сектора. Сейчас, насколько я знаю, это и из IT, сейчас это 3,5%».

• Однако в других областях индустрии реальная ситуация не так многообещающа. Например, ожидать какого-то прорыва в автомобилестроении не приходится. И здесь проблема ещё и в том, что большинство учёных близки к пенсионному возрасту. В частности, Александр Кондрашов, управляющий директор РОСНАНО, отмечает, что есть провал поколения 90-ых. В 90-ых никто не шел в науку. И точно так же не развивались предприятия с точки зрения науки и техники. И во многом это и предопределило то, что мы потеряли определенный технологический уклад, определенный этап развития технологического уклада. Решить эту проблему можно только одним образом – строить новые предприятия и строить их по технологиям текущего дня или даже следующего дня. Можно модернизировать тот же самый «АвтоВАЗ». Поверьте, это будет дороже, дольше и менее эффективно.

Интересный анализ состояния российской науки проводит Юрий Кирпичёв; он пишет, что один из распространенных мифов – о величии русской науки. Действительно, в СССР после войны большая наука появилась, строились Академгородки и реакторы, ускорители, радиотелескопы и спутники. Но все же это была не русская, а советская наука, то есть русско-еврейско-украинская и т.д. В 2009 же году вклад России в мировую науку и разработки составил 2 процента – в соответствии с долей ее населения в мире. Эту цифру назвал главный ученый секретарь Президиума Российской академии наук академик Валерий Костюк, выступая на ежегодном общем собрании РАН. Он добавил, что вклад США в мировую науку в 2009 году оценивается в 35 процентов. Иными словами, американская наука мощнее в 17 раз, а в пересчете на душу населения в восемь раз эффективнее! Кроме того, Костюк отметил продолжающийся отъезд ученых из страны, тогда как за последние 10 лет в США, Евросоюзе и Китае число ученых увеличилось в разы.

Кстати, на общем собрании РАН присутствовали около 1200 человек, в том числе более 500 действительных членов академии и 700 членов-корреспондентов. В США академиков нет, но это не мешает стране уверенно лидировать в науке, что отражается количеством американских нобелевских лауреатов. Россия на далеком девятом месте, едва опережая Канаду. Любопытно, но и в отношении числа русских и американских нобелевских лауреатов наблюдается тот же коэффициент 17, что подтверждает выводы ученого секретаря РАН…

• Иными словами, всемирное признание класса советской науки не нашло отражения ни в количестве нобелевских лауреатов, ни в рейтингах ученых. Вы скажете, что во времена СССР железный занавес отсекал советских ученых от участия в свободном научном соревновании? Но, во-первых, в этом и заключаются проблемы России – кто ей мешал жить в мире, кроме нее самой? А во-вторых, исключала советскую науку из мировой главным образом патологическая закрытость самого коммунистического социума вообще и передовых разработок в частности, особенно военных, наша секретность, доведенная до абсурда и зачастую тормозившая саму науку и ее приложения.

Но и сегодня, констатирует Юлия Латынина, «из России бегут люди. Кто может, бежит сам. Кто не может, вывозит детей и родителей. Им кажется, что в современной России жить нельзя. Зарабатывать деньги, кстати, можно. Более того, нигде в мире нет таких норм прибыли как в России. Но вот жить нельзя. Страна, несмотря на то, что она очень сильно продвинулась по сравнению с Советским Союзом, когда сравниваешь ее с тем, что происходит в других странах, ты видишь, что Россия – страна третьего мира с точки зрения инфраструктуры и безопасности. Нет нормальных школ, нет больниц, университетов. Любое соприкосновение с государством требует денег, нервов, бумаг, все больше. Причем, буквально любая часть свободного жизненного пространства заполняется бюрократическими инструкциями. Вот, как в запертой комнате кислород вытесняется углекислым газом».

• Проблемы высшего образования в России, определяющие развитие страны, обсуждались на встрече председателя Правительства Российской Федерации Д.А. Медведева с экспертами «Открытого Правительства», где рассматривали закон об образовании и государственную программу «Развитие образования на период с 2013 по 2020 год». Выступая на этой встрече, Л.Н. Духанин, директор центра образования «Наследник», сказала, что с её точки зрения, закон обязан решить три основные задачи: – «Стабилизация: как обеспечить социальную справедливость и социальную стабильность в сфере образования. Вторая задача – это модернизация. Как привести систему образования в соответствие с новыми требованиями времени и социальными условиями? Как закрепить современную модель образования? И третья задача – задача опережающего развития. Как обеспечить опережающее развитие в условиях нового социокультурного и технологического уклада? Вот, насколько успешно нынешняя версия законопроекта решает эти задачи».

Другой участник встречи, И.Д. Фрумин (научный руководитель Института развития образования Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики»), остановился на программе развития образования в контексте международных вызовов, " – потому что надо понимать, что до сих пор мы пока не выходим на долю ВВП, которая идёт на образование, по сравнению со странами-конкурентами. У нас есть проблемы с качеством в ряде сегментов, что подтверждается соответствующими международными исследованиями. Наши университеты в недостаточной степени представлены в лидерах мировой университетской системы. Поэтому нам представляется, что основная цель госпрограммы, как она там сформулирована (а именно акцент на качество, достижение нового качества, при условии, конечно, сохранения достигнутой доступности), – адекватна, потому что она отвечает на такие сегодняшние проблемы, как определённая архаичность целого ряда элементов нашей системы, на неудовлетворённость работодателей и части населения. Мы конкурируем реально глобально по качеству.

• Ещё раз хочу подчеркнуть, по доступности мы находимся в лидерах, в том числе по доступности высшего образования, это очень важное достижение. Единственное, где у нас есть проблема с доступностью, это дошкольное образование, там есть планы по решению. Но теперь надо строить, с нашей точки зрения, на этом достижении стратегию выхода на конкурентоспособное качество, с этой точки зрения в госпрограмме предложены точные подходы. Пожалуй, это первый документ – мы были рады увидеть, – который так серьёзно оценивает такие механизмы, как поддержка инициативы, инновационные сети, конкуренция как механизмы достижения вот этого нового качества. При этом очень важно, и мы с Вашим присутствием несколько раз это обсуждали, что речь идёт не только о том, чтобы вытащить лидеров. Госпрограмма предусматривает специальную поддержку того сектора, который у нас западает, – это и слабые школы, и слабые вузы, отстающие колледжи и так далее. И поэтому то, что там предполагается реструктурировать сети соответствующим образом, чтобы каждый ребёнок не просто мог в какую-то школу пойти, а пойти в хорошую школу или учиться в надёжном хорошем университете – это очень важно. Но вот теперь начинаются некоторые «но».
• Во-первых, с нашей точки зрения, в некотором смысле госпрограмма – оптимистичный документ. Мы можем, конечно, проводить конкурсы, но есть ли у нас реальный потенциал победителей. То есть мы можем раздавать призы, но, честно говоря, в ряде наших конкурсов надо не присуждать ни первую и даже ни вторую премию, потому что сам потенциал таких конкурсных заявок часто оказывается недостаточно сильным. В программе этот вопрос надо специально рассмотреть, потому что, когда мы говорим о спросе на инновации, то мы как бы предполагаем, что предложение уже есть, а его надо ещё выращивать. Важно также то, что в таком длинном документе, длинном проекте, как госпрограмма до 2020 года, конечно, надо предусмотреть механизмы оценки результативности. Сегодня они не предусмотрены. Это необходимо сделать.

Конечно, если мы полагаем, что двигателем развития системы образования становится инициатива, то ключевым вопросом становится вопрос о лидерах – лидерах на региональном уровне, на муниципальном, лидерах университетов и так далее. В этом смысле развитие лидерского потенциала также должно быть сильнее отражено. И целый ряд очень важных задач, которые сформулированы в госпрограмме, могли бы точнее быть прописаны с точки зрения механизма. Например, госпрограмма предполагает серьёзные вложения в привлекательность учительской профессии, профессии преподавателя, но там реально не заложены механизмы кадрового обновления. А это такая не невинная штука, к этому надо отнестись честно и серьёзно, потому что мы можем, особенно в короткой перспективе, вместо того чтобы добиться обновления, добиться резервации, если просто повышаем зарплаты. Та же реструктуризация сетей: надо яснее и точнее прописать модели, чтобы не начинать просто объединять что-нибудь ради объединения или, наоборот, закрывать что-нибудь ради закрытия".

• Депутат Госдумы О.Н.Смолин обращает внимание на то, что с призовых позиций в образовании мы откатились: – "Добавлю – и продолжаем, причём показатели ухудшаются. Иностранные фирмы говорят, что мы утрачиваем наше основное конкурентное преимущество – высококвалифицированную рабочую силу. В 2011 году Солнце признали спутником Земли 32% опрошенных граждан России, в 2007-м было 28% – по проценту в год спускаемся вниз. Даже мои оппоненты признают, что 20% старшеклассников функционально неграмотны, то есть в смысле грамотности чтения: текст читать могут, а понять не способны. Поэтому мы призываем задуматься: а правильно ли реформируемся, если показатели реально ухудшаются? Мы использовали опыт закона об образовании 1992 года, одного из наиболее продвинутых,и социально-демократические ценности, то есть социальные гарантии и ценность свободы. Международный опыт показывает, что уровень расходов на образование для стран, планирующих модернизацию, должен быть не ниже 7% от валового внутреннего продукта. В России по официальным данным – 4,2%, по данным Счётной палаты (доклад давности несколько лет) – 3,5%. В Бразилии сейчас 5,3%, планировали 8% в ближайшее время, а теперь решили выйти на 10% от валового внутреннего продукта. Бразилия – страна БРИКС, то есть такая же примерно, как мы.

Это значит, что в Бразилии, мы надеемся, модернизация пройдёт успешно. Мы предлагаем не такой рост, как в Бразилии, но не менее 7%, то есть минимально допустимый уровень расходов от валового внутреннего продукта. В начале XXI века все налоговые льготы для образования, или почти все, отменили, теперь часть вернули, но мало. По данным наших экспертов, российскому вузу компьютер, с учётом налоговой политики, таможенной политики и посредников, обходится почти в 2 раза дороже, чем, например, германскому".

• В своём заключительном слове Д.А. Медведев говорит: – «Начну с общего. Ухудшается ли ситуация в образовании? Вы знаете, мне кажется, на этот вопрос любой разумный человек не может ответить абсолютно категорически. Она и ухудшается в чём-то, и улучшается, потому как, все мы понимаем, что ещё 5–7 лет назад в образовании было существенно меньше денег, и всё-таки ситуация была гораздо более сложной. И по настроениям педагогов, и по возможности приобрести что-то для школ, дать какие-то качественные примеры, просто использовать технику – в этом смысле ситуация становится лучше. Про Болонский процесс тоже у меня разные ощущения от того, как у нас это всё проходит. С другой стороны, это всё равно мейнстрим, нам всё равно от этого не уйти. Другое дело, что я не могу вас не поддержать в одном: зачастую уровень подготовки человека, который прошёл через специалитет, в принципе существенно выше, чем уровень бакалавра и даже магистра. Но это касается не всех специальностей, это касается всё-таки в большей степени инженерных профессий и естественно-научного цикла».

Рассматривая проблему заимствования зарубежного опыта, проф. Тимур Палташев, ранее работавший в США и вернувшийся недавно в Россию, всвязи с получением федерального гранта, замечает, что в России в предыдущие годы реальной инженерией и технологиями никто заниматься не хотел, чиновники считали, что привлечение иностранных компаний в эти технопарки решит все проблемы. Успех был там, где вмешательство федерального центра было минимальным – в Татарстане и Томске, в остальных всех проектах результат был крайне сомнителен, включая Санкт-Петербург. Поэтому в чистом виде ничего перенимать из Кремниевой Долины невозможно. Нельзя прожить чужую жизнь повторно, тем более в абсолютно других внешних условиях. Это аксиома, которую постоянно пытаются опровергнуть российские либералы и связанная с ними коррумпированная элита. Отсюда весь официальный и газетный бред про Сколково, как «российскую Кремниевую долину» и двигатель модернизации экономики.

• Это было бы смешно, если бы не изрекалось из уст зам. главы АП РФ и поддерживалось многими десятками миллиардов рублей, принадлежащих российским налогоплательщикам. Строительство технопарка «Сколково» в виде «налогового рая» для иностранных компаний с моделью «Разработка в России – Производство и Продажи за рубежом» означает официальную поддержку превращения России в «интеллектуальную колонию» в дополнение к сырьевой, которой по факту она является для стран Запада и ЮВА. Даже Тайвань в 1980-е годы не пошел на такую колониальную модель, не говоря о Южной Корее, которая близко не допускает ТНК в высокотехнологичную экономику своей страны. И результаты не заставили себя ждать, обе страны являются лидерами в электронной и других отраслях промышленности, создав мировые бренды, которые активно теснят американских, европейских и японских конкурентов.

Опыт должен анализироваться, должна быть восстановлена логика действий людей, вовлеченных в эти проекты, проанализированы конечные результаты в рамках конкретных внешних условий. Далее, исходя из планов собственного развития, нужно искать свои способы достижения искомых конечных результатов для своего уникального комплекса внешних условий. Причем способы достижения того же самого конечного результата могут отличаться разительно, как отличался атомный проект Лаврентия Берии от американского проекта «Манхэттен».

Оценивая скептически проект Сколово и деятельность Роснано, проф. Тимур Палташев, в часности, обращает внимание на то, что

«Сколково является чисто имиджевым и имитационным проектом, практическая польза есть только совершенно конкретным людям ближнего круга, бизнес-школе Массачусетского Технологического Института (МТИ), которая получила многомиллионный долларовый контракт на создание Сколковского технологического университета, и конечно, строительной индустрии, которая осваивает многие десятки миллиардов рублей из средств российских налогоплательщиков. Тех людей, которые затевали этот проект, можно назвать «кремлевскими мечтателями», но мировая наука и технологии не работают по законам московской «тусовки шоу-бизнеса и PR», которые в значительной степени пытаются применить к развитию технологий в России. Поэтому с точки зрения эксперта, я считаю этот проект просто крупномасштабным актом вредительства и предательства национальных интересов. Никто и никогда в мировой истории не обучал своего геополитического соперника всем премудростям современных технологий, и не надо считать американцев явными дураками, которые нарушат этот закон. Бюджет они освоят безусловно, а в обмен будет та же самая имитация кипучей деятельности. Им, безусловно, нужны мозги наших детей и их будут готовить для обслуживания интересов ТНК, причем сейчас пока нет российских вузов, особо желающих делиться своими талантливыми студентами со Сколково. Надеюсь и не будет. Кроме этого, есть очень важный момент в проектной деятельности структур Сколковского технологического университета, который вместе с МТИ ведет сбор проектных предложений по всей России с обещанием отобрать лучшие и профинансировать по стандартной принятой в США двухступенчатой схеме (разработка развернутого предложения –> фактическое исполнение работы).

Причем все материалы анализируются зарубежными экспертами и решения принимаются также непонятно кем. Так как требуются только предложения в области технологий, то возникает проблема утечки за рубеж конкурентам идей и передовых разработок на их самой ранней стадии. В дополнение, сильно облегчается работа аналитикам заморских спецслужб в области научно-технической разведки. Поэтому моя рекомендация не посылать в Сколково ничего, что может быть впоследствии использовано против российской науки и инженерии. Я уже не говорю о возможностях практически колониального манипулирования развитием технологий в России. РОСНАНО в целом имеет крайне опосредованное отношение к развитию технологий, так как это в первую очередь финансовая структура, построенная на деньги налогоплательщиков лично для господина Чубайса и его «птенцов» (см. историю создания).

Удивляют колоссальные размеры зарплат (даже по американским меркам) в организации, которой фактически владеют налогоплательщики. При этом штат крайне избыточен по сравнению с аналогичными инвестфондами в других странах, оперирующих сходными объемами инвестиций. В США такое было бы абсолютно невозможным и оказалось бы под жестким контролем Конгресса и правительства. Потом надо учитывать особенность термина «нанотехнологии», который в значительной степени является собирательным, и попавшим в модный тренд в последние пять лет для раскрутки бюджетного финансирования. Сейчас весь этот психоз на Западе прошел и все вернулось на круги своя, любая традиционная отрасль просто получила приставку нано-, если использует микро- и наноразмерные устройства и компоненты (микроэлектроника стала наноэлектроникой, например).

• Базируясь на своём опыте и на моей конструктивной критике Роснано, я никак не могу согласиться с весьма не корректными заявлениями проф. Тимура Палташева, который, на мой взгляд, излишне драматизирует ситуацию.

  Важный вопрос в своей статье «Технонаучный оккультизм и дискурс капиталиста» поднимает Виктор Мазин. Он пишет:

"Научный дискурс занимает сегодня место дискурса религиозного. Во всяком случае, он вызывает у подавляющего большинства людей безусловное доверие. Начало фразы «ученые доказали, что…» уже свидетельствует о достоверности следующего далее высказывания. Это начало взывает к вере, превосходящей всякое знание, к вере, структурирующей сегодня социальные связи. Это начало обращено к религиозной вере в позитивное знание и действует как магическое заклинание. Именно через такое заклинание в интернете распространяются любые соображения, немедленно обретающие статус «подлинно научного факта». Достоверность такого рода факта принимается, не оставляя пространства для каких-либо, даже малейших сомнений. «Ученые доказали» – последний легитимирующий достоверность аргумент любой полемики. О чем тут спорить, раз ученые уже д

оказали!"

Далее он отмечает:

«Технонаука не просто делает открытия, она не просто готова изменить человека, его жизнь, его представления, его аффекты, но нацелена на продажу этих самых изменений. Например, для приворота животного-человека достаточно купить извлеченный из крови собак и лошадей гормон окситоцин. Таким образом, технонаучно-оккультный дискурс являет собой вариант дискурса капиталистического. О господстве технонауки свидетельствует сплетение двух дискурсов – университетского (научного) и капиталистического. Несмотря на то, что дискурс господина проложил путь дискурсу капиталиста в XIX веке, все же именно дискурс университета служит образцом сегодняшнего капитализма. Неудивительно, что раздаются призывы вновь развести их в стороны. Ален Бадью, например, уверен в том, что наука как творчество несоизмерима с технической полезностью, что наука может быть высвобождена из капиталистического engineering’а».

Интересный проект, во многом аналогичный «Сколково», осуществляют в Италии, где в Лигурии – маленькой провинции со столицей в Генуе – было решено построить Итальянский институт технологий (ИИТ) – проект, который должен перевернуть всю итальянскую науку и «научить» итальянцев работать «по-западному». Проблемы итальянской науки вызывают устойчивое дежавю: низкие зарплаты в университетах, постоянные ставки и следующий за ними дефицит позиций для молодежи, устаревшее техническое оснащение, недостаток мобильности. Все это провоцирует не менее знакомую России проблему «утечки мозгов» (brain drain). Поэтому ИИТ призван стать первым в Италии форпостом современного устройства науки, принятого, например, в США, Британии, Германии и все более и более распространяющегося по миру – временные позиции, конкурентная среда, мобильность.

• Как пишет в обзорной статье корреспондент «Газеты.Ru» А. Борисова, в руководство института пригласили всемирно известных ученых – этнических итальянцев. Например, научным директором института (ответственным за выработку стратегии ведения научных разработок) был назначен физик Роберто Чинголани, работавший в Италии и Германии (под руководством нобелевского лауреата, первооткрывателя квантового эффекта Холла Клауса фон Клитцинга), занимавшего профессорские позиции в Японии и США. Сейчас его h-index – 51, при этом ему всего 52 года. Уже пять лет он является душой института и просто излучает жизненную энергию, уверенность в себе, новые идеи, стремление эффективно работать и привить лучшие научные достижения в молодом институте.

Рецепт успеха института он видит в сочетании хорошего оснащения и строгого администрирования.

«Сначала крупные инвестиции в инфраструктуру: достойные люди никогда не приедут в устаревшие лаборатории. Затем атмосфера соревновательности. Процедура оценки работ очень сильная и жесткая. У нас нет постоянных ставок, только временные. Но каждый ученый знает, что, если работаешь хорошо, получишь очень хорошую зарплату, а контракт можно очень быстро возобновить: возможное число продлений не ограничено. Должен сказать, что такие правила нельзя применять для научной системы всей страны: они слишком жесткие. Но я считаю, что у самого сильного центра должна быть именно такая система: она лучше и для науки, и для карьеры молодых и талантливых людей. Это как в спорте: когда человек молод и силен, ему 20 лет, 30 лет – он хочет соревноваться, и это хорошо для него. Но он переваливает за 40 и уже хочет стать тренером. Я понимаю это: я был спортсменом в прошлом. И то, что я делаю сейчас, очень сильно отличается от того, что я делал в молодости. Когда мне было 25, я соревновался, сейчас уже я «тренирую». Но молодые люди должны соревноваться, это открывает лучшие таланты, мотивирует лучшие силы. Результат первых пяти лет работы института впечатляет – около двух тысяч публикаций, 121 патент. Высокий уровень работ отмечают и ведущие научные журналы – статьи, помещенные на обложки журналов серии Nature, теперь с гордостью украшают коридоры института. Престижный научный рейтинг scimagoir.com в 2011 году назвал ИИТ в числе 8% лучших научных учреждений мира.

Будем надеяться, что этот пример, как и ранее детально описанный мной пример Израиля, позволит в Сколково (и не только в Сколково) создать центры, чей рейтинг также войдёт в топ-лист лучших научных учреждений мира. Тем более, что число русскоговорящих ученых в различных странах мира намного превышает число италоговорящих.

О.Л. Фиговский, академик Европейской академии наук, зав. кафедрой ЮНЕСКО «Green Chemistry»

http://park.futurerussia.ru/…ogs/figovsk/