Андрей Фурсенко: судьбу ребенка должны определять его суммарные достижения

В российские вузы теперь можно будет поступать по результатам олимпиад и конкурсов. Такую альтернативу ЕГЭ предложили в Министерстве образования и науки. О системе поступления в учебные заведения и новых образовательных госпрограммах Сергей Брилев беседовал с главой Минобрнауки Андреем Фурсенко.

Давайте начнем с новостей последних дней. Одной из этих новостей, которая привлекла мое личное внимание, новость о том, что дети будут поступать в высшие учебные заведения на основе не только единого экзамена, но и некоего портфолио. Что это за портфолио?

Речь идет о том, что надо вместо единственного экзамена, который определяет судьбу ребенка, собрать его достижения, если не за всю школу, то, по крайней мере, за оставшиеся классы и именно эти достижения должны суммарно определять дальнейшую судьбу, возможность поступить в тот или иной вуз.

Ну это что? Победа в олимпиадах?

Это победа в олимпиадах. Это может быть экзамен, например, после 9-го класса. Это школьные оценки, которые тоже должны учитываться. Это вопрос, который обсуждается, обсуждается давно. Но сегодня мы ни технологически, ни законодательно к введению этого подхода еще не готовы.

Но само по себе обсуждение свидетельствует о том, что единый госэкзамен все-таки оказался идеей замечательной, скажу от себя, но шероховатой?

Ничего нового в этом нет. Единый государственный экзамен имеет достаточно много проблемных точек, и именно поэтому в дополнение к государственному экзамену мы сейчас очень широко развертываем олимпиадное движение. По-моему, 120 олимпиад дает право ребятам-победителям поступать в вузы без экзаменов или со сдачей лишь части экзаменов. Именно поэтому мы ввели дополнительные экзамены в целом ряде вузов. Дополнительные испытания после ЕГЭ. Но при этом надо понимать, что единый государственный экзамен был, есть и будет основой для поступления ребят в институт.

Еще по новостям последних дней. Премьер-министр Путин поставил задачу: преобразовать нацпроекты, которые так нашумели в прошлом году, в позапрошлом в госпрограммы. Это означает, что идея сворачивается?

Нет. Это означает, что идея развивается. И задача была поставлена, если вы помните, еще в феврале на заседании Совета по нацпроектам, когда было сказано, что нацпроекты должны стать более обширным инструментом, более мощным инструментом для развития социально значимых сфер, таких как здравоохранение, жилищное строительство и, конечно, образование.

Например, если взять сферу образования, где в нацпроекте будет расширение? Что будет нового в госпрограммах по сравнению с нацпроектами?

Мы считаем, что надо существенно расширять направления, связанные с профессиональной подготовкой на уровне начального и среднего профессионального образования. То есть, подготовка квалифицированных специалистов.

Рабочих, по сути?

Рабочих в квалифицированных техникумах. Причем, сделать так, чтобы человек, которого готовят в организациях НПО, СПО, брали на работу не для того, чтобы доучивать или переучивать. А сразу же ставили на рабочее место и платили достойную зарплату.

НПО, СПО – это что такое?

Начальное среднее профессиональное образование. Я по-старому – ПТУ и техникумы.

А что происходит с частным государственным партнерством в этом вопросе? Потому что, по большому счету, дефицит рабочих специальностей, прежде всего, ощущают работодатели. Государство будет финансировать из бюджета воссоздание этой системы или все-таки вы с самого начала хотите, чтобы частные компании в этом деле участвовали?

Вот конкретные цифры. Мы за два года вложили в эти учреждения (будем называть их ПТУ и техникумы, хотя немножко по-другому сейчас это называется, это колледжи, специальные организации) 3,6 миллиарда рублей. От бизнеса из регионов пришло более 4 миллиардов.

Помимо среднего образования существует образование высшее. Вот статистика, которая немножко так с толку сбивает. Количество вузов в России вместе с филиалами 3200, а динамика роста снижения населения такова, что, по большому счету, любой желающий сегодня, вне зависимости от единого госэкзамена, портфолио, олимпиад, любой желающий может поступить в вуз. Вот правильно ли это? Зачем это нужно?

Мы должны ужесточать лицензионные требования.

Вот я, собственно, к этому и подводил.

И по поводу этих лицензионных требований сегодня выстраивается новая система, новые требования. Эти требования должны быть предъявлены не только к помещениям вуза, не только к количеству преподавателей, к количеству методических пособий, но и к тому, как эти преподаватели учат своих студентов.

А как это можно проверить?

А проверить это можно за счет того, что время от времени проводить, что называется, федеральные проверки, например. Вот у нас были в школах, помните, городская контрольная? Или, может быть, даже в советские времена всесоюзная контрольная была.

Ну, городская точно…

Городская контрольная. Наверно, это правильно, и мы это будем делать, когда обследование вузов будет касаться не только санитарных условий, в которых учатся студенты, или наличия преподавателей со степенями, соответствующими методическими пособиями, но проверка будет касаться знания выпускников вузов или студентов, чтобы определить качество подготовки.

Ну и, например, вы проверили. Выяснили, что качество подготовки так себе. Что не вуз, а профанация какая-то. И дальше что? Вы же закрыть его наверняка не сможете?

Мы можем лишить его аккредитации. Это будет означать, что вуз может продолжать учить, но не будет иметь права выдавать дипломы государственного образца.

Резко сменю тему, потому что хочется все-таки успеть. Новость сейчас связана с нанотехнологиями, потому что произошло достаточно громкое назначения Анатолия Борисовича Чубайса главой госкорпорации «Роснано». Однако, что такое нанотехнологии, половина людей вообще не понимают. Какие-то микрочастицы, которые на что-то влияют. И совсем не понятно, собственно говоря, что будет главным источником этих инновационных идей в России? Научные круги должны поднести свои разработки, бизнес должен разместить заказ? Как это вообще будет работать? Вы же являетесь главой Наблюдательного совета. Вот поэтому вопрос помимо Чубайса вам?

Знаете, что является источником любых инноваций, не обязательно в области нанотехнологий? Это и предложения ученых, из которых возникают новые продукты, возникают новые рынки. Предложения по каким-то абсолютно новым идеям. Возникают иногда целые новые отрасли. Для примера можно привести то, что, в общем, произошло еще на нашей жизни, это приход полупроводников в электронику. И сейчас переход оптоэлектронных изделий – это светодиоды, это лазеры.

Ну в общем да, такая революция даже гуманитарию понятна. Потому что она происходила на наших глазах.

Вот это новые рынки были. Они не были востребованы, может быть, бизнесом для начала, потому что бизнес не знал, что такие возможности существуют. Есть вторая составляющая. Это бизнес ставит задачи по новым материалам, например. По новым изделиям. Ну, вот мы начали осваивать арктический шельф. Там нужны новые стали с абсолютно новыми характеристиками, гораздо более прочные, гораздо более морозостойкие. При этом стали, которые можно обрабатывать при очень низких температурах.

Где гарантия того, что сейчас не возникнет дюжина, другая, третья, а похоже, что уже возникают компании, которые будут вешать красивый такой ярлычок «нанотехнология» на свое изделие и под это дело выбивать огромные бюджетные деньги?

Знаете, гарантия, что не возникнет таких компаний, конечно, нет. Слово «нано» не регистрируется в виде торговой марки. Поэтому мы не можем запретить компании, которая производит автомобили, написать на своем автомобиле «нано».

То есть, вы явно уже наслышаны о таких случаях?

Конечно. Есть два направления, с которыми можно бороться. Первое, это выдача товаров, в которых, кстати говоря, действительно могут использоваться нанотехнологии, и которые могут быть опасны для людей. И вот именно для этого сейчас создаются сертификационные центры, которые могли бы определять, действительно ли этот товар имеет отношение к нанотехнологиям, или этот продукт. И вторая вещь – не опасен ли он для людей.

Например, что может представить опасность для здоровья?

Вот, кремы, например, которые основаны на наночастицах. Проблема в том, что кожный покров наночастицы не останавливает. Они могут проходить через него. Могут попадать в лимфу, могут попадать в кровь. Никто не знает последствий. Принимаются лекарства, которые основаны на нанотехнологиях. Вы принимаете их, но при этом они могут уничтожать, например, вирус, потому что проникают через стенку клетки, но они точно также могут проникать через другие стенки абсолютно здоровых клеток и воздействовать на те или иные клетки. Это вопросы, которые требуют достаточно серьезного, дополнительного изучения.

Но это случай, когда нанотехнология применяется неправомерно. А вот, что касается правомерного их использования? То, как государство будет отслеживать, направлять в бюджетный поток?

Тут способ простой. Ничего нового никто не придумывает. Идет экспертиза. Сначала идет научная экспертиза. И в «Роснано» она поставлена достаточно жестко. Сначала идет внутренняя экспертиза, а потом это выносится на очень авторитетный научно-технический совет, составленный из, действительно, известнейших специалистов, которые проводят свой анализ. И рассматривает, прежде всего, научную осуществимость, технологическую осуществимость и научную целесообразность запуска этого проекта. А после этого проводится экономический анализ этого проекта.

У меня есть к вам вопрос о роли государства в несколько иной сфере, а именно, научно-исследовательские организации, которые до поры до времени в нашей стране часто варились сами в себе. Вот сейчас, когда научно-исследовательские организации оказались в рыночных условиях, кто все-таки будет определять степень их востребованности, конкурентоспособности на мировом рынке?

Прежде всего, организация организации рознь. В России есть 2,5 тысячи государственных научных организаций. Если говорить о тех организациях, которые созданы были для коммерциализации исследований, тут все-таки главный критерий, наверно, рыночная востребованность. А если говорить о чистой науке, о фундаментальных исследованиях, – а мы под наукой обычно понимаем фундаментальные исследования, – тут тоже есть достаточно распространенный критерий, во всем мире кстати, распространенный. Это инвестирование сотрудников и институтов в целом.

Есть фактор фондовооруженности. Я могу согласиться с тем, что иногда не вина, а беда научного института в том, что у него не хватает приборов, не хватает ресурсов. Но мы говорим о конкурентоспособности. Мы говорим о прорывах. И сегодня мы должны сначала выделить тех, кто способен на эти прорывы и способен на равных конкурировать не только в стране, но и в мире. И наша идея заключается в том, что те организации, которые оказываются в верхней части, должны получить дополнительное финансирование. Причем, заметное. А те, кто оказывается в конце списка, должны быть либо реорганизованы, либо, в самом худшем случае, закрыты. При этом тем людям, которые действительно хотят и могут заниматься наукой, необходимо дать возможность перейти в другой институт или продолжить занятия, скажем, в университетах каких-то. То есть их точно надо трудоустроить.

Сергей Брилев

http://www.vesti.ru/doc.html?…

Какое-то путанное интервью, в котором намешано всё: и судьба ЕГЭ, и новые правила приёма выпускников школ в вузы, и методы аттестации вузов, наноматералов и наопродуктов, и проблемы коммерциализации изделий наноиндустрии. Ну, как говорится, журналист спрашивает, а министр отвечает. А читатель потом должен ещё и разбираться во всех этих «реГбусах»…