Поймать нановолну

Компания со странным зубоврачебным названием «Микробор» была среди первых, кому «Роснано» дало денег на развитие новых технологий. Так у проекта Александра Тимофеева появились модное дополнение «Нанотех» и 20 миллионов долларов. А начинал бизнес Тимофеев в конце 80-х, когда о приставке «нано» еще никто и не слыхал. В ходу были другие слова

Александр Тимофеев

Мы сидим в обычном офисе серо-белых тонов на Павелецкой. Стандартная переговорка, растворимый кофе. Напротив меня Александр Тимофеев в костюме без галстука. Бизнесмену и физику-экспериментатору 39 лет. У него брутальная бандитская внешность и манеры старого рижского интеллигента.

Мы были в роли подопытных мышей, на нас все процедуры отрабатывали, — говорит Тимофеев. Его компания не изобретает русский айпад или что-нибудь в этом духе. Никакого пафоса, просто они — единственные в мире, кому удалось создать сверхпрочный и одновременно ударостойкий композит из кубического нитрида бора (КНБ), материал, подобный алмазу, только другой.

В каком-то смысле он даже лучше алмаза. По крайней мере, в инструментах для обработки металла, которые делают в «Микроборе».

У этого материала есть одна особенность: он химически неактивный, в отличие от алмаза. Поэтому алмазом вы не можете обрабатывать чугун и сталь, ведь и там и там углерод, и когда они взаимодействуют, происходит реакция и они разрушаются, — объясняет предприниматель.

• Свой же уникальный сплав «Микробор» получил, соединив некие вещества (Тимофеев их не называет) и порошок КНБ, внешне неотличимый от тростникового сахара. В 1999 году его принес бизнесмену его друг, физик Валерий Ткаченко.

Материалы, которые используются в машиностроении для обработки металлов, — стекло, алмаз, керамика — они, конечно, очень твердые, но при этом хрупкие, неупругие, — продолжает объяснять Тимофеев. — Задача была создать композит, сочетающий, с одной стороны, твердость, а с другой — упругость. Прыгнуть выше. И нам это удалось.

Скажите, а вам лично интересны эти порошки, материалы или это все просто ради бабла?

Да, интересно. Особенно если ты понимаешь красоту процесса. Это же вечное соревнование брони и снаряда. Интересно же людям целыми днями сидеть и стрелять из пушки: кто-то переживает, что пробило броню, а кто-то — что нет. У нас свой вызов: режет — не режет, прочный или нет. Я счастливый: никогда не занимался тем, что неинтересно.

А алюминием торговать тоже было интересно?

В 90-е — да. Еще бы, эшелоны через страну гонять…

Старый еврей и бабушка

Самый главный бизнес-секрет Тимофеев узнал рано, в 18 лет.

«Тогда любили заложников брать. Одного моего знакомого на время переговоров посадили в избушку на берегу озера. С тазиком и цементом»

В 89-м я уже купил машину себе и папе, квартиру — деньги были. По тем временам это было страшно круто, — вспоминает он.

Торговал компьютерами, ездил в Германию, где познакомился с пожилым эмигрантом Раппопортом. Тот объяснил ему на пальцах экономическую теорию и дал дельный совет: «Бизнес развивается волнами. Искусство — увидеть и поймать волну раньше всех остальных».

Была волна торговли иконами, потом волна торговли золотом, потом волна икры, компьютеров, бум IT.

Так это же самое сложное — ловить волну…

Ну, в этом и есть талант предпринимателя, — с хитрой улыбкой говорит Тимофеев. — Если у тебя это не получается, тогда надо быть менеджером.

Судя по всему, у него этот талант был чуть ли не с детства. Он еще в школе сам собирал усилители и продавал их для дискотек. Потом лавочку пришлось прикрыть, потому что школа закончилась и надо было поступать в институт. Александр планировал учиться в Москве, а не в родной Риге. Но не сложилось. Он вернулся и поступил в Латвийский государственный университет на факультет физики и математики.

Я до сих пор помню день, когда решил пойти в бизнес, — 15 декабря 1988 года, эпохальная дата. Мы с друзьями-одноклассниками играли в преферанс. И как-то зашел у нас разговор о кооперативах, где реки денег текут.

Друзья решили: если много кооперативов, есть конкуренция — значит, нужна реклама, надо делать плакаты.

Я купил справочник кооператоров Латвии, стал обзванивать, спрашивать, не нужны ли им рекламные плакаты. Это, конечно, страшная наглость. На третьем или четвертом звонке мы получили заказ. Выдали мне аванс 50 рублей. Было странно: пришел, поговорил, и мне дали полтинник. Десять рублей я выдал художнику, десять — фотографу, а тридцать оставил на такси. Мы сильно переоценили тогда художественный талант нашего приятеля, ничего у него не получилось. Какое-то время я ждал, что будут звонить и спрашивать пятьдесят рублей, но никто не стал из-за копеек заморачиваться.

.

В общем, из рекламного бизнеса ничего не вышло, но Тимофеев нашел другую нишу — передвижной видеосалон.

Их тогда было много, они приносили бешеные деньги, а основная проблема была в помещении. Но я был студентом и понимал, что в любом университете есть общежитие, а там красный уголок. В аренду не сдадут, но для каких-то приличных мероприятий вполне можно использовать.

В качестве стратегического инвестора Тимофеев привлек собственную бабушку и ее «гробовые» деньги. На этот раз он купил справочник вузов Латвии, два телевизора, арендовал видик с кассетами и возил все это добро на папином старом «запорожце» по институтским общагам.

Зарабатывали хорошо — по 250 рублей в день. Жизнь стала налаживаться.

И на что вы тратили первые деньги?

— Первоначально просто даже штанов не было, банально порвались. Потом меня увлек процесс конструирования идей, я же физик-экспериментатор, любил опыты ставить, а тут еще и денег получал за это, точнее, самое главное — свободу, которую они дают.

Что вы имеете в виду?

«Когда вы продаете высокотехнологичную продукцию, в большинстве своем вы монополист. Под вас перестраивают производство. Это стоит денег. А потом приходит пожарник»

Я никогда не относился к деньгам как к принципиальному символу успеха. Типа «У меня миллион — я молодец, а у него десять, поэтому он в десять раз больше молодец». Я не занимаюсь нефтянкой, не миллиардер и не страдаю. Вот буду я сырьем торговать — после меня ничего не останется, сущности никакой, только добавленная стоимость.

Кинобизнес просуществовал недолго: вышло постановление Госкино, запрещавшее крутить фильмы без лицензии.

Мы были законопослушными: продали телевизоры, вернули магнитофон, я вернул деньги бабушке. Стали думать, что дальше.

Новый способ получения кэша и свободы нашелся быстро. То время было вообще очень быстрым. Начиналась компьютерная волна, которую Тимофеев вовремя поймал. Стать посредником по продаже компьютеров ему помогли связи.

Я еще со школьных времен был активистом латвийской компьютерной тусовки. У нас был клуб, который образовался году так… в 86-м. Это было такое движение инженеров-интеллектуалов. Была у нас утопическая идея сделать народный компьютер — каждому в дом свой личный комп. Короче, я знал всех, многие из этих людей пошли в компьютерные фирмы. Стали появляться странные персонажи: дельцы, которые привозили компьютеры, а с другой стороны — компьютерные фирмы, где работали инженеры, они, скажем так, были далеки от мира цеховиков-кооператоров.

Между инженерами и дельцами Тимофеев выступал как посредник, а потом, в 91-м, и сам стал возить компьютеры.

Первый миллион вы на компьютерах заработали?

Не-а, на металле.

Алюминиевая сага

• В 91-м таскать на себе партии компьютеров Тимофееву уже было неинтересно. Куда интереснее алюминий шведам в Рижском порту продавать.

Они были самыми активными покупателями. Сохранялся еще единый Советский Союз. У кого-то там одноклассники-однокурсники в Красноярске, Новосибирске. Были связи. Когда стали повально приезжать шведы и спрашивать, нет ли у нас алюминия, никто не растерялся. Ответили: «Надо? Найдем».

Так Тимофеев быстро переквалифицировался в трейдера металлов. Тогда для этого требовались лишь три вещи: связи, деньги и «железные яйца» (в смысле — крепкие нервы).

Генри Форд как-то сказал: я готов отчитаться за каждый доллар, но не спрашивайте меня, как я заработал первый миллион.

Вы так же ответили журналистке «Финам FM». Это вы специально туману напускаете, для загадочности? Или есть что скрывать?

Это вы у Генри Форда спросите. Были какие-то компании, через которые все гонялось, они были на кого-то зарегистрированы, де-юре и де-факто никогда не совпадали. Бизнес из чего вырос? Из спекуляции и цеховиков. Первую половину 90-х мы были уверены, что все это вот-вот закончится, поэтому надо быстро крутиться.

По словам Тимофеева, все были дилетантами, никто ни про какое выстраивание компании и бизнес-процессов не знал, брали талантом. За основу взяли бессмертную модель «одесский гешефт». Купил — продал — перепродал и не забыл поделиться. Про этот период Александр рассказывает как настоящий сапер — осторожно, без имен и фамилий, а то мало ли что.

Достаточно быстро стало ясно, что у нас есть уникальное «окно». Латвия объявила о независимости, и на ее территории действуют местные лицензии на экспорт. А в Латвию лицензия была не нужна. Так что можно было поехать в Сибирь, купить там эшелон алюминия, отправить его в Ригу и оттуда переправить. Никакой таможни и пошлин — это же был Советский Союз. Потом запретили, но был момент «окна». Это была та самая волна, ее начало, и я в ней активно поучаствовал.

И как вас угораздило? Это же был чистый криминал.

А с компьютерами, думаете, по-другому было? Надо же трезво смотреть на вещи. Криминал и бизнес 90-х разделить невозможно. Чего себя обманывать? Все это было вот так, — Тимофеев сжимает руки в замок. — Но криминал тоже бывает разный: разбойного пошиба даже тогда считали маргинальным. Были всякие авторитетные люди, цеховики, нажившие состояние в 80-х, они давали деньги кооператорам.

А где, например, можно было взять деньги на эшелон алюминия? У вас есть швед, который говорит, что купит его по цене Лондонской биржи минус какой-то дисконт здесь, в Риге, в порту. У вас есть алюминиевый завод, где в снабжении сидит тетя Клава, которая готова отпустить алюминий по официальной советской заводской цене. А рядом с проходной есть уважаемые люди, которые говорят: «Купить-то вы купили, а вот теперь надо отправить». Это стоило дороже: вход-то был бесплатный, а выход — рубль. Все были уже при деле. Цена отпускная, плюс отделу снабжения, плюс уважаемым людям — и езжай себе обратно в Латвию со своим алюминием.

Получается, только слепой да ленивый должен был упустить такую возможность…

.

Это ж надо было набраться наглости через какого-нибудь шапочного знакомого поехать в Сибирь. Не зная, что с тобой там случится. А мне было 19–20 лет. Наше преимущество было в том, что мы были ближе к Западу. Умели металл продавать, понимали, как работать с западными площадками, как организовывать сертификаты в Роттердаме. Да и иностранцам комфортнее было приезжать в Ригу: сюда приезжали десять, а в Сибирь ехал один.

Поколение бизнесменов нулевых отличается от вас? Несколько они мягкотелы?

Конечно, кто в окопах не сидел, того сразу видно. Это как боевое братство, как фронтовики. И сейчас встречаются таланты жесткие. Но доля их несоизмерима с основной массой. Если с людьми, прошедшими девяностые, еще не факт, что я готов бодаться, то поколение 2000-х… Это вопрос даже какой-то энергетики. В 90-е были такие ситуации, когда ты понимал, что сейчас надо либо выиграть, либо тебя убьют. Просто грохнут. И ты начинал соображать быстрее любого компьютера. А сейчас?

Вот простой пример: менеджер заключает с компанией договор. Ты у него спрашиваешь: «Вы проверили, сможет ли компания выполнить обязательства по договору?» В ответ он начинает мямлить. Не отталкивается от того, что тебя могут кинуть, — мы же в мирное время живем. А у меня паранойя 90-х, я всегда сначала исхожу из мысли, что, скорее всего, хотят кинуть. Мы научились ценить мир, поэтому не очень склонны к войне. Настоящие спортсмены редко дерутся, потому что убить могут. Большинство предпочитает договариваться. Знают, чего стоит не договориться.

А поколение нулевых?

Они этого не понимают. Я один раз сказал человеку: «Вы действительно считаете, что мы вот так вот закончим наш разговор?» И объяснил, что я буду делать, если мы его сейчас так закончим. А он мне: мол, думал, что мы просто не договорились. Десять лет назад в такой ситуации все понимали, что «не договорились» — значит, расходимся по съемным квартирам. У всех были собраны чемоданчики, чтобы быстро ретироваться на дно.

У вас тоже?

У меня была книжечка, где были записаны все номера машин, припаркованных в моем дворе. Если я приезжал домой и видел машину, которой нет в списке, я домой не шел, я записывал номер и пробивал. Один раз меня это спасло — у дома ждали злые люди.

И что, вы уехали, и они больше не приходили?

Ну как, они за мной погнались, мне удалось удрать, потом отправили поверенных к тем, кто их послал, и все перешло в стадию переговоров. Тогда любили заложников брать. Одного моего знакомого на время переговоров посадили в избушку на берегу озера. С тазиком и цементом. Так что «не договорились» в 90-е — это тазик, цемент и озеро.

А как вы считаете, такое время может повториться?

Не дай бог. Ближайшие лет пятьдесят, пожалуйста, не надо.

Алюминий Тимофеев вскоре сменил на медь и до 98-го торговал и занимался ее переработкой.

Это мой первый опыт такого индустриального проекта. Мы делали эмальпровода и экспортировали на Запад — на Siemens, ABB. Но кризис 98-го нас сильно подкосил.

К кризису можно прибавить и неблагоприятную биржевую ситуацию: медный рынок был перенасыщен, он падал, а эпоха мегаспроса из Китая еще не началась. Маржа была маленькая, и Александр из этого бизнеса ушел. А те капиталы, которые были, решил вложить в принципиально новые для себя проекты.

Нанодженерейшн и тэ дэ

После «цветных» перипетий Тимофеев решил выбрать сферу поспокойней. Вспомнил детство — как паял усилки и организовал компанию «Студио-саунд», которая занималась производством акустической аппаратуры, — построил в Риге ночной клуб «Наутилус» и придумал «Микробор».

Клуб понадобился Тимофееву как площадка для демонстрации его техники. Правда, уже в 2002 году он с ночной затеей расстался.

Стало ясно, что это не очень-то прибыльный бизнес, если ты не торгуешь наркотиками и не берешь мзду с девушек.

Но рынок энтертейнмента он покидать не спешил. Был уверен: вот она, новая волна. И опять успел. Хотя, прямо скажем, с этой сферой у бизнесмена как-то не заладилось. После продажи клуба он основал компанию «Инвесткинопроект». Предполагалось, что она будет заниматься строительством и развитием мультиплексов по всей стране. Придумали бренд «Киноплекс». На тот момент ничем таким никто не занимался.

Первоначально вместе с моим партнером Владимиром Муровым планировали вложить два миллиона долларов. Но есть такой закон, Хеопса — Ресина называется: ни одно здание не уложилось в сроки и бюджет…

В итоге весь проект стал в два раза дороже, пришлось занимать, привлекать кредиты, искать стратегического инвестора. В 2003-м им стал «Менатеп» — он согласился вложить в проект 40 миллионов долларов.

В финале я договаривался непосредственно с Ходорковским, как раз накануне начала всех его неприятностей. Тем не менее они выполнили все свои обязательства, и мы начали активное строительство. Первый киноплекс построили в Волгограде, потом в Тольятти.

После смены руководства «Менатепа» Тимофеев вышел из проекта — говорит, что их интересы с новыми владельцами сильно расходились. Стал заниматься развитием другого проекта — «Фристайл-парка» наподобие американских Universal и Disneyland. Он долго изучал их работу и понял, что Америка ему не нравится, а вот то, как американцы делают бизнес, его восхищает.

Из-за кризиса Тимофеев свой город-сад так и не построил. Вместо этого он сконцентрировался на «Микроборе» и желтом порошке. Бизнесмену потребовался год, чтобы понять, что порошок кубического нитрида бора сам по себе неинтересен, а вот полученный на его основе композит — билет на рынок в 20 миллиардов долларов. В этом сегменте всего три компании: Element 6 (подразделение De Beers), Diamond Innovations и Sumitomo.

Если бы я знал, кто и сколько денег тратит на подобные разработки, я бы, может, и не брался за этот проект. Ведь это сотни миллионов долларов, и часто без особого прогресса. Нам удалось это сделать за два года, и мы потратили всего три миллиона.

К 2003–2004 году они организовали небольшое производство в арендованном цехе Курчатовского института. И выяснилось, что никто не хочет покупать этот сверхпрочный материал, потому что делают его в России.

Я их понимаю. Когда вы продаете высокотехнологичную продукцию, в большинстве своем вы монополист или близко к этому. Под вас перестраивают производство. Это стоит денег. А потом приходит пожарник и закрывает наше производство на месяц, или таможня говорит, что ей нужна какая-то новая справка, а оформляет ее новый орган, но он еще не работает, а пока вывозить ваши материалы нельзя.

У вас так было?

Вот я могу вам рассказать последний вопиющий случай. У нас стал барахлить один из станков, немецкий. И немцы, протестировав его дистанционно — у нас cтанки подключены к интернету, — ответили, что высылают нам новую деталь через DHL. Ну и все. Деталь застряла на таможне. Мы написали кучу бумаг, что она нам нужна не для торговли, что вот станок, вот «Роснано», про нанотехнологии, правительство и тэ дэ. Две недели начальник таможни читал наши письма. Потом нам брокер сказал, что мы в очереди — всего каких-то пара месяцев, и деталь будет у нас. А наш немецкий партнер? Он детали для BMW делает. Ему тоже производство останавливать?

И что вы сделали?

Попросили немцев отправить деталь в Ригу, на мой домашний адрес. Папа посылку поездом с проводником отправил. Это заняло два дня.

А вы вообще смирились с бюрократами и коррупцией или как?

Я не революционер. Если бы мне сейчас сказали: «Исправь таможню», — я бы отказался. Я не считаю себя глупым человеком и берусь практически за любой бизнес, но…

.

Тимофеев тяжело вздыхает.

Немцы, предвидя такие оказии, сразу предложили ему перенести производство к себе. Это было бы логично.

Тогда не надо было здесь огород городить, а собирать манатки, перевозить всю команду в Дюссельдорф и становиться немецкой компанией. А зачем мы десять лет на страну горбатились? Чтобы уехать, что ли? — раздражается Александр.

Так, хорошо, немцы вам поначалу отказали. А кто в итоге стал у вас покупать?

Китайцы. Сразу же попытались скопировать и украсть. Через три месяца приехали и честно признались, что ни черта не понимают, как мы это сделали, поэтому лучше торговать. Много мы с ними натерпелись, пока не поняли, что в Китае можно работать, только через своего агента.

А как вам госпартнерство? Его же те, кто бюджеты осваивать не привык, как чумы, боятся.

В корпорации я пока не встретил ни одного человека, которого сам отказался бы взять на работу. Там есть бюрократия, местами раздражающая. Как госструктура, они с трудом понимали бизнес-логику. Просили личную гарантию. При этом получали долю в компании — 49%, но им очень хотелось, чтобы я как акционер дал еще и личное поручительство. Ну, а если что-то пойдет не так, то я что? Продам квартиру, верну деньги? Смешно. Вроде бизнес у нас совместный.

А почему вы вообще согласились на партнерство с «Роснано»? Совсем плохо дела шли?

Нужны были деньги на развитие. У нас был партнер «Альянс РОСНО», но в середине 2008-го, перед кризисом, он решил заморозить проект и прекратить инвестиции. И мы оказались в подвешенном состоянии.

Альтернативы не было?

Нет. Мы начали переговоры с «Роснано» в августе 2008-го, в разгар кризиса. Инвестиции в высокие технологии, в производство… Да и сейчас, я бы сказал, желающих нет.

У олигархов наших не просили?

Их проблема в том, что они заработали свои деньги не за счет бизнеса, а за счет административного ресурса. Выкручивание рук в своих интересах — в этом они мастера, высшая лига. Когда вы идете в такой рискованный бизнес, вам нужен в первую очередь партнер, а олигархи не могут быть партнерами, не умеют.

А почему вы до сих пор предпочитаете вести бизнес в России? Тут все так сложно и непредсказуемо.

Я гражданин Евросоюза, у меня нет проблемы уехать. Но я патриот, я даже с женой первой развелся из-за этого.

Не разделяла ваших патриотических взглядов?

Не хотела жить в Москве. Она жила в Германии, когда я металлами занимался. Бизнес же очень нервный был, поэтому я семью решил подальше вывезти. Потом стало тише. В 96-м решил, что пора возвращаться в Москву. А она осталась там.

А вы зачем вернулись?

Ну, так я же хочу создавать что-то новое, а в России для этого просто безграничные возможности. Очень много не сделано. В Штатах проще, но конкуренция выше.

А Китай?

Я его хорошо знаю, у нас там офис. Вопрос не только где бизнес делать, но и где жить. И я не хочу вкладываться в развитие Китая.

И хотите вкладываться в развитие России?

Да, хотя она все делает для того, чтобы отбить это желание напрочь. Что поделать, родина. Зато моя… Какая есть.

Татьяна Филимонова

http://expert.ru/…t-nanovolnu/