Галина Балашова не привыкла ни к публичным выступлениям, ни к вниманию к своей персоне. Во время лекции в Технопарке «Сколково» она то и дело обращалась к рукописному конспекту с тезисами своего повествования и смущенно улыбалась, когда аудитория прерывала ее рассказ аплодисментами. Между тем, Галина Балашова – один из самых важных людей в советской космической программе. На протяжении трех десятилетий она проектировала интерьеры жилых отсеков советских космических кораблей, и эта часть ее трудовой биографии была засекречена. Известно о той роли, которую эта женщина сыграла в прорыве СССР в космос, стало случайно – стараниями сотрудников немецкого издательского дома, несколько лет назад разыскавших Галину Балашову в подмосковном Королеве, чтобы вопросы прояснить вопросы, связанные с авторскими правами на ее рисунки

Когда слушаешь выступление Галины Балашовой, в первую очередь, поражают не столько неизвестные широкой публике подробности реализации советской космической программы (а их во время лекции в Сколково было раскрыто немало). Гораздо больше потрясает осознание того факта, что интерьерами практически всех советских космических аппаратов (четырех модификаций «Союзов», двух «Салютов», станции «Мир» и нереализованного лунного орбитального комплекса) занимались не закрытые «почтовые ящики» и проектные институты с большим штатом специалистов, а всего-навсего один человек, инженер и архитектор Галина Балашова. Причем эту работу она вела на общественных началах – бесплатно и неофициально.

«Официально такой работы не было и, я думаю, нет и сейчас. На РКК «Энергия», насколько я знаю, до сих пор е существует службы по интерьерам. Официально я работала инженером по компоновке аппаратуры и оборудования систем космических кораблей», – начала свой рассказ Галина Балашова.

Ей уже за 80, она бодра, остроумна, живо реагирует на реплики из зала и очень хорошо помнит события даже 60-летней давности.

В 1955 году, после окончания Московского архитектурного института, она по распределению оказалась в Куйбышеве (ныне – Самара): «Своего жилья у молодых специалистов не было, я жила на рабочем месте, спала в коридоре, где стояли шкафы с бумагами и диванчик».

Там же она вышла замуж за Юрия Балашова, физика, который проектировал теплозащиту спускаемых аппаратов космических кораблей.

«Муж закончил физико-технический институт в Долгопрудном: он был инженер-физик по теплозащите кораблей от сгорания, и его распределили в КБ Королева. Меня взяли на работу по его рекомендации – в отдел главного архитектора. Это было в 1957 году, когда полетел первый спутник».

После того, как в 1961 году Гагарин побывал в космосе, Сергей Королев дал указание спроектировать корабль с бытовым отсеком. Эскизы, выполненные проектантами, главного конструктора категорически не устроили (инженеры не знали, как организовать пространство, да и не могли знать, ведь это задача архитекторов, вспоминает Балашова), и он переадресовал поручение своему личному художнику. Тот предложил для этой работы кандидатуру Галины Балашовой.

«Константин Феоктистов [работавший с Королевым разработчик космических кораблей, а впоследствии – космонавт – прим Sk.ru] вызвал меня для разговора, дал исходные данные и поручил подготовить эскизы за выходные. Проектный отдел был секретным, внутрь могли попасть только его сотрудники, поэтому мы с Феоктистовым беседовали на лестнице. Как было поручено, я сделала проект за выходные, сидя дома. Я исходила из того, что космонавтам нужно где-то спать, нужен туалет, нужно управлять 17 системами, которые были на том корабле. И все это надо было уместить в сферическом отсеке диаметром 2,2 метра. Королеву понравилось, он утвердил эскиз, а потом и макет».

Так с распоряжения Королева, ретранслированного его подчиненными в коридоре, началась долгая и славная космическая часть биографии Галины Балашовой. Практически никто из коллег не понимал, чем она занимается и почему это важно («Один из начальников мне как-то сказал: «Это все ерунда, за те деньги, которые получают космонавты, они даже в консервной банке полетят»; «На другом месте начальником надо мной была сантехник, родственница одного из больших чинов, ей было сложно понять специфику моей деятельности»).

В таком подходе, убеждена Балашова, были и свои плюсы: «Мое счастье в том, что мне никто не мешал, а космонавтам нравилось то, что я делала. Никто не препятствовал реализации здравого смысла и нормального вкуса. То, что я делала как архитектор, я потом обеспечивала чертежами как инженер по проектированию аппаратуры и оборудования. Очень хорошо, когда инженер компонует объемы и он же потом заполняет их оборудованием. С этой стороны моя жизнь сложилась удачно. Работа была хорошая, жизнерадостная, хотя и бесплатная». Чуть позже прозвучало еще одно признание: «Бесправие на секретном предприятии было потрясающим. Но привыкаешь – и ничего. Хорошо, что работа интересная была».

Балашову переводили из отдела в отдел, но всюду она числилась инженером. «Должности архитектора за 30 лет моей работы так и не появилось. В план мне всегда вносили только компоновку приборов и оборудования, а архитектурную работу я делала на общественных началах — мне за нее не платили». За 30 лет трудовой деятельности зарплату ей повышали дважды: «Первые 12 лет в КБ я получала 140 рублей, потом мне прибавили 20 и стало 160. В 1969 году, когда стали делать новый «Союз Т», повысили до 180 рублей». Маленькими радостями жизни были редкие командировки в Ленинград, где на монетном дворе по эскизам Балашовой выпускали вымпелы и памятные медали, знаменующие сотрудничество СССР с другими странами в космической сфере. Об этих двухдневных эскападах с московского режимного предприятия Галина Балашова до сих пор вспоминает с удовольствием.

В 1973 году в рамках программы «Союз-Аполлон» ей досталась разработка дизайна бытового отсека. Космонавтам работа Балашовой очень понравилось, они сравнили интерьеры корабля с комфортным гостиничным номером.

«Поскольку в отделе рисовала одна я, мне поручили сделать и эмблему программы «Союз-Аполлон». Было условлено, что американцы сделают бумажный буклет для выставки в Ле Бурже, а мы – значок и эмблему. В зарубежные командировки ездили только начальники, ну а нас, исполнителей, просто ставили перед план-фактом работ. Подозреваю, что у американцев был целый отдел художников, а я была одна. Техническое задание звучало так: «Галя, нарисуй вот это». Я и рисовала».

Надо ли говорить, что денег за эту дополнительную работу Балашова не получила.

Частичной компенсацией за крепостные условия труда была благодарность за работу Балашовой со стороны ее целевой аудитории – космонавтов. Так, единственным нареканием на интерьер и оснащение корабля со стороны советских и американских участников совместного полета «Союз-Апполон» было то, что забыли положить вилки – нечем было есть консервы.

«В интерьере не должно быть острых углов, о которые в условиях невесомости могут удариться космонавты, – перечисляет основные правила космического дизайна Галина Балашова.  – Цвета жилого отсека должны помогать при ориентировании и показывать, где верх (он выполнен в желтом или белом цвете), а где низ (зеленый цвет). Мы с материаловедами нашли очень хороший отделочный материал, так называемую ворсовую молнию. Это негорючий и нетоксичный материал предохранял от ушибов».

Речь идет о перекочевавших из космоса в земной быт застежках-липучках. С их помощью на советских кораблях крепили все, что нуждалось в фиксации, в том числе и космонавтов. Одна часть липучки была пришита к брюкам, вторая – к дивану в жилом отсеке: «Крепление получалось очень надежным, бывали случаи, когда космонавты вылетали из штанов, прилепившихся к дивану».

Но космонавты против стриптиза поневоле, похоже, ничего не имели.

«Применяемые на борту ворсовые застежки являются одним из наиболее эффективных средств фиксации и настоятельно рекомендуются для дальнейшего применения»,  – гласит один из комментариев космонавтов.

Вот другие отзывы членов экипажа кораблей «Салют» и «Мир», которыми г-жа Балашова поделилась с аудиторией в Сколково: «В первые дни полета членам экипажа было холодно, хотя температура составляла 18–20 градусов»; «Первые 4 дня экипаж чувствовал усталость, тошноту, потливость. Бортинженер чувствовал прилив крови к голове. Был заложен нос». «Плохо работает поглотитель запахов, вызывая у членов экипажа неприятность»; «Для предохранения волос от пыли необходимы легкие береты и массажная щетка». «Физические упражнения надо проводить с музыкальным сопровождением». «Недостаточное освещение в отсеках. Светильник в туалетной комнате не освещает лицо, и это затрудняет процесс бритья и другие туалетные процедуры».

Единственным официальным признанием заслуг Галины Балашовой стала врученная ей в прошлом почетная грамота члена клуба арт-директоров Германии. Немецкий архитектор Филипп Мойзер, который готовил большое исследование по архитектуре модернизма, наткнулся в интернете на работы Балашовой в интернете («я даже и не знала, что они там есть – у меня нет компьютера») и связался с автором. После выхода монографии Мойзера о Галине Балашовой о ней заговорили журналисты. «С немцами я сотрудничаю уже около 5-ти лет, они относятся очень приветливо и внимательно; мне понравилось с ними работать. Несколько раз я с внуками ездила в Германию, где нас очень хорошо принимали. А на церемонии вручения грамоты мне все так хлопали, что было даже неудобно».