Существует мнение, что российская наука отстала от жизни и все передовые разработки ведутся на Западе. Опровергнуть эту позицию довольно просто. Вспомним хотя бы Международный научно-технический центр (МНТЦ), с его опытом продвижения научных результатов двойного применения в гражданские области экономики.

Дмитрий Цейтлин

В течение 15 лет государственные учреждения и частные фирмы Евросоюза, США, Японии охотно финансировали исследования МНТЦ, получая взамен международные права на российские инновации. Вся система была прозрачной, удобной с точки зрения налогов, таможни и т. д. Иными словами, в рамках МНТЦ создавались качественные, востребованные объекты интеллектуальной собственности. Но куда уходила основная добавленная стоимость технологий? Она утекала за рубеж.

По сути, МНТЦ представлял собой некий мини-аналог Сколково. Но работал он при этом не на развитие российской инновационной экосистемы, а на благо других государств. Поэтому абсолютно правильно, что в августе 2010 г. участие России в соглашении с МНТЦ было прекращено решением президента. Вместе с тем коллективы ученых, успешно работавшие по грантам, лишились дополнительного заработка и возможности проводить прикладные исследования, востребованные иностранными заказчиками. Вот почему сегодня особенно важно аккумулировать весь положительный опыт МНТЦ и оперативно перенести его туда, где будут создаваться новые, более выгодные условия для работы этих ученых.

В недавно утвержденном мандате фонда «Сколково» основная задача звучит как «создание и поддержание глобально конкурентоспособных условий и среды для передовых исследований и разработок с последующей коммерциализацией их результатов». С этой целью здесь создается центр интеллектуальной собственности и даже представительство российского патентного ведомства. Но разве может все это эффективно работать без единого действующего механизма трансфера технологий? Едва ли. Именно поэтому первыми резидентами Сколково должны стать центры трансфера технологий, создаваемые университетами на базе сколковского законодательства. Только так можно решить проблему коммерциализации «на старте» и получить лучшие результаты от всей дальнейшей работы.

Важным критерием успешного технологического развития служит количество международных патентных заявок по процедуре PCT (Patent Cooperation Treaty). Всего в 2009 г. было подано 155 900 заявок: 46 079 (29,6%) поступило из США, 29 807 (19,1%) — из Японии и 16 732 (10,7%)- из Германии. Из России было подано всего 662 заявки, что ниже показателей Индии (835 заявок) и значительно ниже показателей Китая (7906 заявок). Статистика среди корпораций выявила лидерство Panasonic Corporation (1891 заявка), китайской Huawei Technologies (1847 заявок) и немецкой RobertBosch (1586 заявок). Среди университетов лидируют Калифорнийский университет (321 заявка) и Массачусетский технологический институт (145 заявок).

Россия привлекает международных заявителей как потенциальный рынок применения современных технологий: в 2008 г. они перевели на национальную фазу в России через процедуру PCT 11 499 заявок. Это значительно меньше, чем 83 576 заявок, переведенных на национальную фазу через европейское патентное ведомство, 61 122 — через патентное ведомство США и 57 641 — через патентное ведомство Китая. Данный паритет объективно отражает привлекательность рынков новых технологий для международных заявителей. Поэтому не вызывает сомнений, что на территории Сколково должна быть создана инфраструктура поддержки международной патентной защиты.

Еще одна важная задача состоит в том, чтобы ввести эффективный механизм внедрения результатов интеллектуальной деятельности в гражданско-правовой оборот. Принятый летом 2009 г. 217-й федеральный закон, открывший перед бюджетными учреждениями возможность вкладывать права на интеллектуальную собственность в уставный капитал стартапов, стал по-своему революционным для России. Однако он все еще требует значительных доработок, поскольку не вполне соответствует современным мировым практикам трансфера технологий. Не имея реальных стимулов для развития и коммерциализации технологий, многие ученые попросту не подают патентных заявок и не заинтересованы в создании стартап-компаний.

Вместе с тем Россия далеко не единственная страна, столкнувшаяся с подобной проблемой. В конце 1970-х гг. в США государство вкладывало по $8 млрд в год в научные исследования и не получало желаемой отдачи: число патентов оставалось невысоким, еще меньше было лицензий на коммерческое использование технологий и патентов. Для развития технологий было предусмотрено все: университеты, лаборатории, лучшие традиции образования, финансирование… Более того, были и сами технологии! Не хватало одного — негосударственного собственника технологий и патентов, способного продвинуть их на рынок и извлечь из активов максимальную выгоду.

На пороге технологической революции передовые умы сената США упорно искали ту самую дверь, ведущую к немыслимому прежде развитию био- и нанотехнологий, электроники, технологий коммуникаций и связи. Такой дверью стал закон Бая — Доула об интеллектуальной собственности, принятый 12 декабря 1981 г. В 1980 г. университетам было выдано только 250 патентов, а уже в 2003 г. количество увеличилось до 3933, соответственно вырос и процент коммерческого использования инноваций. За прошедшие 30 лет закон Бая — Доула стал синонимом эффективной политики в области трансфера технологий и породил множество подобных себе законов в ряде развитых и развивающихся стран.

Сегодня владельцем практически всей интеллектуальной собственности в России является государство — точно так же, как это было в США накануне принятия законопроекта Бая — Доула. До тех пор, пока государство удерживало за собой большинство патентов, полученных в результате госфинансирования, инновации просто пылились без дела: частные лица и компании не имели ни малейшего стимула брать на себя риски их коммерциализации. В этой связи справедлив вопрос одного из авторов закона: «Какой смысл тратить миллиарды на поддержку исследований, а затем препятствовать тому, чтобы новые разработки приносили прибыль?» Интеллектуальная собственность мало что значит без эффективного собственника.

Тридцатилетний опыт США и других стран показал, что наибольший эффект в масштабе государства достигается, если собственниками патентов и технологий являются:

• малые инновационные фирмы;
• стартапы, финансируемые венчурным капиталом;
• крупные фирмы, заинтересованные в инновациях, действующие на конкурентных рынках и инвестирующие значительный процент от своего оборота в НИОКР;
• центры трансфера технологий при университетах, аккумулирующие и передающие интеллектуальную собственность на определенных рыночных условиях в гражданско-правовой оборот.

Сегодня для всех этих потенциальных собственников в России, в рамках Сколково, создаются особые условия работы. Вместе с тем условий для оборота интеллектуальной собственности у нас пока не существует, как не существовало их в свое время в США, Израиле, Германии и других, ныне технологически развитых странах. Конгрессмены США вовремя осознали, что неработающая система трансфера технологий становится непозволительной роскошью для страны и ведет к разбазариванию ее экономического потенциала. Для России же «время Ч» наступило лишь 30 лет спустя — но тем важнее действовать быстро и целенаправленно.

Чтобы модернизировать законы об интеллектуальной собственности, заинтересовать ученых в патентовании своих изобретений, создать в Сколково действующие центры трансфера технологий, нужно провести огромную работу. Задачи это непростые и очень срочные. Но именно их решение приведет Россию к становлению здоровой экосистемы инноваций, которая может быть даже лучше и эффективнее той, что была в США после принятия закона Бая — Доула. На примере Сколково мы имеем исключительную возможность опробовать самые современные подходы в области создания и трансфера качественных объектов интеллектуальной собственности и по достоинству оценить их эффективность.

Автор: Дмитрий Цейтлин