Если судить по сообщениям СМИ, учёные – едва ли не самые активные борцы среди всего гражданского населения. Одни сражаются по долгу службы – с вирусами, болезнями или комарами. Для других протестные действия – продолжение их работы: открытие иногда приходится защищать от употребления во зло. Для третьих акции протеста – мера крайняя, вынужденная и мало связанная с их исследовательской работой.

Доказательство идей

Производство знаний о мире всегда было сопряжено с некоторыми заботами об их применении в миру. Защита от доступа к ним непосвящённых, от использования во вред окружающим – эти задачи стояли уже перед жрецами Древнего мира, так или иначе они возникают и перед современными учёными.

Только чем дальше от «седых» времён, тем сюжеты борьбы за экологию мира идей становятся всё более разнообразными и сложными. Исследователи выдают всё больше и больше знаний, груз ответственности за их распространение всё тяжелее, а человечество всё сильнее напоминает беззаботного ребёнка, позволяющего себе крайне опасные шалости, имея при этом доступ ко всей мировой казне. Находясь у такого «ребёнка» на иждивении, учёные, тем не менее, частенько пытаются его вразумлять, делают замечания, пишут петиции, например с энным количеством подписей умнейших людей планеты. «Ребёнок» многие замечания предпочитает не замечать, и тогда в новостях звучат обороты вроде «несмотря на протесты учёных, «вопреки предупреждениям академиков, когда то, на что люди науки грозят пальцем, всё же происходит – в атмо-, био-, гидросфере…

Общественный резонанс от выступлений учёных во многом зависит от того, насколько то, против чего или в защиту чего они высказываются, могут понять и, соответственно, поддержать люди, далёкие от сферы исследований.

Менее всего заметны (потому что менее всего понятны) сторонним наблюдателям протестные акции учёных по поводу фундаментальных идей и научных концепций. Баталии, связанные с теми или иными теориями, могут тянуться столетиями, принимая совершенно неожиданные обороты. Например, в 2008 году папе римскому Бенедикту XVI аукнулись его слова о том, что «процесс Церкви над Галилеем был разумным и справедливым», которые нынешний понтифик произнёс, ещё будучи кардиналом Йозефом Ратцингером. Учёные La Sapienza, ведущего университета Италии, обратившись к его ректору с открытым письмом, не пустили лидера целой церковной ветви и по совместительству главу соседнего государства на порог учебного заведения, где он хотел выступить на церемонии открытия академического года. А за тридцать лет до этого случая предшественник нынешнего папы, Иоанн Павел II, официально признал, что, когда в 1633 году инквизиторы вынудили Галилея отречься от теории Коперника, они поступили очень неверно.

У науки и церкви долгая история отношений и немало затянувшихся споров. Однако накал их и, соответственно, интерес граждан к ним слабеет, по мере того как церковь теряет влияние – как общественный институт. В наши дни главные противники учёных по идеологическим боям преимущественно заседают в думах, парламентах, сенатах. А в сюжетах борьбы за умы, как правило, всегда прослеживаются нити к бюджетным баталиям.

Петрикгейт, всколыхнувший всю научную общественность страны, показал: учёные готовы оспаривать решения власти, когда они опираются на лживую экспертизу, на мнения экспертов, не доказавших свою состоятельность принятыми в науке методами. Когда же такие назначенные «гении» становятся ещё и распорядителями огромных бюджетов, пытаются запустить в производство сомнительные продукты массового (или не очень) потребления, это не оставляет равнодушными и простых граждан – как налогоплательщиков и потребителей.

Побуждают учёных к публичным жестам протеста неуклюжие попытки политиков как-либо регулировать интеллектуальную сферу. Французский президент Николя Саркози однажды имел неосторожность высказаться против принятой в стране практики тестировать государственных чиновников на знание литературной классики. В частности, прошёлся по роману Мари Мадлен де Лафайет «Принцесса Клевская», посчитав его старомодным, назвал изучение древних произведений в университетах напрасной тратой бюджетных денег. В противовес этим «лишним» специальностям он выделил те, которые «связаны с информатикой, математикой, экономикой». Учёные и студенты Сорбонны резко возмутились по поводу такой расстановки приоритетов и выпустили коммюнике с призывом ко всем, кто не разделяет позицию президента по данному вопросу вообще и, в частности, его литературные вкусы, выйти на улицы Парижа и устроить коллективные чтения «Принцессы Клевской».

Капитальные сражения

К активным действиям по защите и спасению различных объектов материального мира, которые часто служат и объектами научных исследований, учёных регулярно подталкивают представители большого капитала. Поводом для, главным образом, экологического активизма становится запуск вредных производств (или даже попытки его лоббирования), несоблюдение природоохранных норм, бесконтрольное использование природных ресурсов и прочие диверсионные акты против общей для всех планеты, совершаемые большим бизнесом ради извлечения сверхприбыли.

Представление о том, какие объекты глобального и локального значения защищают люди науки, даёт даже беглый обзор заголовков в прессе. Навскидку: они протестуют против вырубки тропических лесов, строительства ГЭС на Катуни; бьют тревогу из-за исчезновения змей на планете, из-за того что на олимпийской стройке в Сочи экскаваторы уничтожают плантации субтропических культур; а ещё выступают в поддержку, например Утришского заповедника.

Для некоторых учёных деятельность такого рода – постоянная забота и даже работа, которой они занимаются в весьма тесном контакте с ведомствами типа МЧС.

В США, например, существует такая структура, как Национальное управление океанических и атмосферных исследований (NOAA). В круг обязанностей его научных сотрудников входит не только круглосуточный мониторинг состояния морских вод и побережья страны, но и оперативный выезд на места аварийных разливов нефти, химических веществ с целью оценки ситуации и принятия срочных мер по спасению природных объектов, оказавшихся в зоне бедствия.

Так, в апреле 2010 года в первые же часы после взрыва на нефтяной платформе Deepwater Horizon, которой управляла компания British Petroleum, сотрудники отдела немедленного реагирования и восстановления NOAA мобилизовали в район аварии ударную группу экспертов. Их работу в Мексиканском заливе и взаимодействие с представителями других служб, участвовавших в операции по устранению последствий утечки нефти, координировали их коллеги из расположенного в Сиэтле командного пункта (по-англ. ‘war room’).

Учёный Гари Шигенака, сотрудник отдела
немедленного реагирования и восстановления
NOAA, вместе с авиационным техником из Береговой
охраны США Клиффом Фишером облетает
места разлива нефти, вызванного аварией
на платформе Deepwater Horizon.
Май 2010 год. Автор снимка: офицер третьего
класса Береговой охраны США Стив Леманн.
Источник: сайт NOAA

В распоряжении NOAA имеется несколько кораблей, самолётов и спутников. С их помощью учёные собирали данные о площади нефтяного пятна, составляли ежедневные карты образовавшейся в Мексиканском заливе зоны экологического риска, проводили всестороннюю оценку последствий разлива нефти для морской и прибрежной флоры и фауны, составляли рекомендации по устранению этих последствий и даже определяли финансовый размер ущерба от аварии. (*Подробнее":http://www.noaa.gov/…ilspill.html о том, что делали учёные в ходе этой операции.)

Учёным-спасателям помогали активно настроенные граждане и служащие Офицерского корпуса NOAA, который является, по сути, самой настоящей армией учёных. Для службы в корпусе требуется диплом не ниже бакалавра, поскольку помимо участия в мероприятиях по охране океана и побережья военнослужащие занимаются исследованиями и геодезическими работами.

Но для большинства учёных действенная защита того, что они изучают, – всё же нагрузка к их основной деятельности, где характерны, как правило, единичные протестные выступления.

Об’условленные протесты

Кроме борьбы за идеи, охраны изучаемых природных объектов, учёным довольно часто приходится защищать сам институт науки, доказывать обществу и тем, кто от его имени принимает решения, необходимость и полезность исследовательской деятельности. В свете этого протестные акции учёных, в ходе которых они рассказывают о своей работе, её условиях, объясняют значимость сектора исследований в структуре экономики и в жизни простых граждан, можно назвать «научно-популяризаторскими бунтами».

Большинство их проходят довольно тихо, почти незаметно для общественности. Но иногда учёные усиливают голос. Например, именно так – громко и настырно дудя в вувузелы – протестовали недавно в Швейцарии учёные из ЦЕРНа, не поддерживая идею сокращения его бюджета на 250 миллионов евро.

В ходе этой и других схожих акций научных работников тема финансирования была действительно одна из ключевых (судя по плакатам, с которыми они обращаются к обществу). Тем, кто далёк от науки, вообще может даже показаться, что у протестных акций учёных единственная цель – попросить денег.

И хотя редкий вид деятельности даёт столько рычагов для преобразования действительности, как профессия учёного, в диалоге с обществом по поводу своей работы люди науки ограничены в мерах воздействия. Представители некоторых профессий могут себе позволить сказать «Баста!» и на какое-то время перестать возить пассажиров, добывать уголь, печь хлеб и тем самым добиться внимания. Учёные же сами запускают технологические цепочки и оттого, пожалуй, лишены возможности прибегнуть к такому действенному методу, как забастовка. (Вообще, сама фраза «забастовка учёных» в новостях выглядит странно.) К тому же, обыватели, думается, просто не воспримут «угрозу приостановки производства» (суть данного протестного метода) новых знаний.

Есть некоторая вероятность, что общественность поймёт подчас довольно витиеватые призывы учёных (вроде «Губителей РФФИ к ответу», см. плакаты с майской акции профсоюза РАН), лишь когда ощутит резкое изменение качества жизни. Что наверняка рано или поздно произойдёт, когда учёных в стране почти не останется (отъезд в другие государства – мощная форма протеста) и дойдёт до того, что молодёжь будет видеть в карьере исследователя альтернативу уходу в монастырь (что тоже тот ещё протест – перманентный).

Акция протеста, проведённая профсоюзом РАН в мае 2010 года. В новостях её не совсем оправданно называли «забастовкой учёных». Самое точное определение того, что можно считать таковой, встречается в новозеландской газете Ashburton Guardian почти столетней давности: «Учёная забастовка (the scientific strike) – единственный вид забастовки, которая с большой вероятностью оказывается успешной. При грамотной организации, хорошей дисциплине членов команды <…> можно подавить врага, даже очень сильного»