Один из мегагрантов, который выиграл Новосибирский госуниверситет, предполагает разработку препаратов для лечения онкологических заболеваний. Принцип действия будущих лекарств – уничтожение раковых клеток штаммами неопасных для человека вирусов. Работы возглавит один из ведущих в мире специалистов в области молекулярной биологии рака Пётр Чумаков. Организовать исследования по этому направлению в течение последних нескольких лет он планировал вместе с проректором НГУ по науке, профессором Сергеем Нетёсовым.

В проекте также примут участие государственный научный центр вирусологии и биотехнологии «Вектор», Институт химической биологии и фундаментальной медицины и Институт цитологии и генетики СО РАН.

Справка STRF.ru:
Нетёсов Сергей Викторович, доктор биологических наук, профессор, член-корреспондент РАН, проректор по научной работе Новосибирского государственного университета. До 2007 года заведовал лабораторией молекулярной биологии РНК-вирусов ФГУН ГНЦ вирусологии и биотехнологии «Вектор». Специалист в области структур и функций геномов вирусов человека и животных. С середины 90-х годов занимался разработкой штаммов вирусов-онколитиков. Под его руководством сконструирован ослабленный штамм аденовируса с полной делецией одного из генов, проведено его тестирование на различных культурах клеток и на животных с подсаженными опухолями человека. Полученный препарат сейчас проходит клинические испытания в Российском онкологическом научном центре им. Н. Н. Блохина

Сергей Нетёсов:

• Есть такой научно-фантастический рассказ Ивана Ефремова про богача и бедняка, которые заболели одним видом рака. Богача лечили в лучших клиниках, но спасти не смогли. А бедный вообще не лечился, а просто, будучи голодным, нашёл где-то кучу гнилого картофеля, заражённого вирусом, поел его и выздоровел. На самом деле, пока не известны вирусы растений, разлагающие опухолевые клетки человека, но это могут делать некоторые вирусы животных и человека.

Онколитическое действие ряда вирусов было обнаружено ещё в начале XX века на некоторых опухолях птиц, но раскрыть механизм этого явления учёным тогда не удалось.

Сергей Нетёсов: «Отмечу, что ни в России,
ни за рубежом речь не идёт о появлении панацеи.
Онколитический эффект таких штаммов может быть
использован только как дополнительное средство,
сопровождающее основное лечение –
хирургическое, химическое или лучевое»

Результаты были нестабильными, и исследования прекратились, а в 50-е годы в связи с массовой разработкой вакцин к этой теме снова вернулись. Кстати, этой темой (правда, на основе полиомиелитной вакцины) занималась мать Петра Чумакова – её материалы он показал мне в конце 90-х, и тогда мы решили работать над этим направлением вместе, но обеспечить достаточное финансирование в те сложные времена не получилось. Другие исследователи за рубежом анализировали аналогичное действие энтеровирусов, но молекулярная природа рака тогда ещё не была изучена, что серьёзно затрудняло задачу. Значительно позже выяснилось, что, например, одного только рака лёгких существует десятки видов, и против каждого из них нужно было искать свой вирус. Некоторые учёные иногда получали многообещающие результаты, но они плохо воспроизводились, и было непонятно, как создать технологию, гарантирующую отсутствие сбоев. А неизвестность, пусть даже минимальная её степень, в практической медицине «запрещена»: нельзя вводить больному препарат, который в случае неудачи не только не поможет, но и ухудшит его самочувствие. Так на этих исследованиях поставили второй крест. И только в середине 90-х, когда расшифровали структуры геномов многих вирусов, появилась возможность наблюдать их действие на клеточном уровне. На этот раз к вопросу вернулись уже во всеоружии знания, что на порядки увеличило шансы на успех.

Справка STRF.ru:
Чумаков Пётр Михайлович, доктор биологических наук, профессор, заведующий лабораторией пролиферации клеток Института молекулярной биологии им. В. А. Энгельгардта РАН, руководитель лаборатории в отделении молекулярной генетики Лернеровского исследовательского института Фонда Кливлендской клиники в США и научно-исследовательской группы в Case Western University. Его работы внесли большой вклад в открытие и изучение белка р53 (признан молекулой 1993 года журналом Science), вызывающего апоптоз – запрограммированное самоуничтожение клетки, в том числе и при её инфицировании опасными вирусами. С середины 90-х годов начал вести активную научную деятельность за рубежом, продолжая изучать различные аспекты апоптоза и не теряя тесных научных контактов с Россией

Первый препарат на основе штамма аденовируса, лишённого одного из генов, был испытан в США на людях ещё в 90-х годах и обнаружил высокую эффективность при лечении некоторых онкологических заболеваний.

Но добиться массового применения учёным не удалось из-за проблем со стабилизацией препаратов вирусных штаммов в процессе их хранения. Лекарство не всегда сохраняло необходимый титр вирусов, и поэтому его качество снижалось. Тем не менее в США сегодня этот препарат применяется с согласия пациента в качестве дополнительной терапии. В Китае эту идею быстро подхватили и сумели довести до конечного результата: сейчас аналогичный американскому штамм аденовируса там применяется в сочетании с химиотерапией для лечения некоторых видов рака. В перспективности технологии сомнений нет: во всём мире сегодня испытывают уже около двадцати таких препаратов на разных стадиях, включая клинические. Нам будет нелегко соревноваться с ними, но дублировать зарубежные работы мы не собираемся – у нас свои перспективные штаммы. Отмечу, что ни в России, ни за рубежом речь не идёт о появлении панацеи. Онколитический эффект таких штаммов может быть использован только как дополнительное средство, сопровождающее основное лечение – хирургическое, химическое или лучевое. Но он может стать решающим для сохранения жизни больного, когда нужно воспрепятствовать метастазам – распространению раковых клеток в организме. Сегодня защита от них обеспечивается недостаточно и гораздо менее щадящими способами, в том числе пролонгированной химиотерапией, успешно переносить которую способны далеко не все пациенты.

Разработка штаммов вирусов-онколитиков в течение последних 12 лет велась в моей лаборатории в ГНЦ ВБ «Вектор», где я тогда работал. Эти исследования финансировались грантами из Москвы при поддержке академиков Г. П. Георгиева и Г. Н. Ворожцова, но из-за недостаточного количества средств на разработку этого препарата ушло немало времени.

Благодаря мегагранту нам может хватить трёх-четырёх лет для разработки линейки из нескольких перспективных препаратов. Однако до стадии их клинических испытаний, так или иначе, пройдёт 5–7 лет – это мировая практика.

Видов рака существует очень много, и причиной каждого служат разные мутации в клеточном геноме. Поэтому и вирусов для их уничтожения нужно много и разных. Поскольку возникновение иммунитета практически к любому вирусу происходит уже через две-три недели, важно иметь несколько серотипов каждого вируса, поочерёдный приём которых позволит продлить терапию до нескольких месяцев. Пока можно уверенно сказать, что такую работу мы будем вести с аденовирусом. В планах работы с другими семействами вирусов – некоторые вирусы птиц, производные вируса герпеса, модификации оспенной вакцины и ряд других, подробности о которых раскрывать пока рано.

Ещё до проведения испытаний на животных у нас будет полная информация о геномах создаваемых и испытываемых вирусов, а это весьма затратная часть, на которую у нас раньше всегда не хватало средств. Сами испытания тоже требуют дорогостоящего оборудования, современного вивария и навыков работы с иммунодефицитными мышами. В ведущих лабораториях мира уже не препарируют сотни мышей, чтобы узнать, как на них подействовал препарат. Животное усыпляют и обследуют на томографе высокого разрешения. К счастью, такой аппарат есть в новом SPF-виварии Института цитологии и генетики СО РАН.

Невысокий уровень отечественной фармацевтической промышленности не помешает реализации проекта, поскольку технологически производство этих препаратов похоже на выпуск живых или инактивированных вакцин.

Чтобы обеспечить кадрами полный цикл разработки – от лаборатории до пациентов, – мы планируем создать в НГУ образовательные программы для будущих специалистов по медицинским биотехнологиям, в том числе по разработке и производству вакцин. В ближайшие полгода и в университете, и в участвующих в проекте институтах на базе наших профильных кафедр подготовим специализированные помещения, закупим новое оборудование и материалы: реактивы, культуральные среды. Пётр Чумаков планирует организовать в Новосибирске циклы лекций ведущих учёных мира по онкологии и вирусологии. Мы хотим привлечь к нашей работе не только студентов и аспирантов НГУ, но и выпускников ведущих вузов всего региона.

Сейчас много пишут и говорят о недостатках прошедшего конкурса. Они, безусловно, есть, но иногда их преувеличивают. Выбор не всегда был в пользу учёных с более высоким индексом цитируемости, ведь самый большой индекс Хирша в основном у людей уже глубокого пенсионного возраста, а для работы по проектам нужна масса энергии в течение ближайших 5–7 лет.

В случае с зарубежными участниками комиссия, вероятно, склонялась в пользу тех, кто больше сотрудничал с Россией, что вполне объяснимо желанием оставить права на интеллектуальную собственность за нашей страной. Принятое решение о двух фазах тоже было грамотным. Оно позволит получить хоть какой-то опыт, оценить целесообразность конкурса и внести необходимые изменения в правила игры. Например, сделать его условия более прозрачными, увеличить время на подготовку заявок и исключить из них не очень нужную информацию. За рубежом на это дают пару месяцев, а не три недели. Разумеется, те, кто не победил, должны знать причины и иметь в своём распоряжении аргументы экспертов, указывающих на недостатки. Кстати, за рубежом критериев оценки грантовых заявок немного и они предельно чёткие. Но там эта система существует давно, а у нас она появилась всего несколько лет назад и, я уверен, будет быстро эволюционировать.