Корреспондент UNOVA побеседовал с вице-президентом компании «yet2.com, Inc» Юджином Баффом о проблеме интеллектуальной собственности и перспективах проекта «Сколково»

Как вы оцениваете потенциал рынка в СНГ и в России? Насколько для вас интересно здесь работать?

Непростой вопрос. В каком смысле потенциал рынка? К сожалению, пока рынок устроен так, что это рынок продаж. Я давно жду, когда российские компании начнут покупать и тогда это действительно станет дорога в обе стороны. Это будет гораздо более интересно. Пока западное отношение к России таково: это место, где что-то можно найти и приобрести. Так что в этом смысле все несколько ограничено. С другой стороны, потенциал огромный, конечно – много интересных, много молодых предпринимателей, не испорченных системой…

Какой системой?

Старой системой. Системой мышления и системой обучения. Отсутствие бизнес-культуры — эта проблема уже решена. Осталось еще несколько. Во многом технических — в некоторых областях науки и техники потеряли достаточно большое количество знания и техники. Но осталось очень много интересных инженерных технологий, нанотехнологических, химических приборов. Ну а дальше — время покажет.

Хотелось бы поговорить еще с вами о проблеме интеллектуальной собственности — в чем разница между Америкой и Россией?

На самом деле проблема глобальная. Скажем, все проблемы, которые есть в России сейчас, — они не новые, они были у всех и у многих еще остаются. В моем представлении последнее российское законодательство — одно из самых прогрессивных и самых разумных в мире. Слава Богу, потому что научились на всех ошибках, которые существовали. В этом смысле американское законодательство гораздо хуже. Проблема только в том, что здесь законодательство пока не работает. Ну и кроме того, конечно, существует некоторая изолированность. Наличие российского патента очень часто хуже, чем отсутствие какого-либо патента. Потому что это ограничивает и уничтожает возможности для международной защиты, если уже прошло слишком много времени.

А так за две минуты и не скажешь. Проблема серьезная — ее надо решать. Я думаю, что начать надо с образования. То есть надо учить людей, что такое интеллектуальная собственность, зачем она нужна и почему она важна.

А что вы думаете о проекте Сколково?

Не люблю шум как таковой. Поэтому пока первых результатов не видно — не верю. Но тенденция хорошая. Если об этом говорят, то, возможно, следующий проект будет удачный.

То есть следующий проект после Сколково?

Да. После того, как Сколково провалится, — следующий проект будет удачный.

Опыт Израиля может нам как-то помочь?

Честно говоря, это будет звучать очень по-советски, по-российски, но чужой опыт мало кому помогает. Надо найти свой механизм. И в разных местах государство играет разную роль — и по-разному. Скажем, в Америке государство практически никак не участвовало до последних нескольких лет в развитии бизнеса, предпринимательства или стартапов. Хорошо это или плохо — непонятно, но так развилась система. В системе Израиля государство с самого начала участвовало, но постепенно оттуда тоже ушло, и сейчас тоже спорят — хорошо ли это было. Так что в этом смысле надо найти какой-то свой механизм. Проблема в том, что в России факт присутствия государства в любом деле уменьшает момент доверия к этой организации. Если эту проблему можно решить, то дальше технически ничего плохого или специально хорошего в участии государства нет. Вопрос только в том, что весь бизнес в мире устроен на доверии и на личных контактах людей. Как только момент доверия будет разрешен, я думаю, и вопрос в принципе будет разрешен.

Вчера во время вашей презентации разгорелась небольшая дискуссия по поводу термина «продуктопровод». Мне хотелось спросить, что же это все-таки значит?

Я уверен, что есть какая-то терминология. Я думаю, что надо спросить у местных профессоров здесь, что они используют. Идея в том, как я пытался объяснить, что у больших компаний особенно в области продуктов потребления единственный способ выживать — постоянно обновлять список своих продуктов. Постоянно обновлять инвентарный лист, если еще используют такие слова. И это — то, что называется pipeline. Компании существуют на том, что каждый день у них должно быть 10–15 продуктов в состоянии развития чтобы они знали, что завтра-послезавтра у них выходит новый продукт. И поддержание этого продукта — pipeline — является линией выживания таких компаний. Это не имеет практически никакого отношения к компаниям производства, биофармацевтическим компаниям. Может быть, чуть-чуть к фармацевтическим, потому что им нужно искать следующий лекарство, но это pipeline трудно назвать, потому что у них там один успех за 20–30 лет.