Если ещё пять лет назад в США многие сомневались, можно ли вообще заработать на нанотехнологиях, то начиная с этого года стало ясно – можно. Однако венчурные инвесторы, вкладывающие деньги в подобный бизнес, должны учитывать особенности таких инновационных проектов. О факторах, влияющих на решения венчурных компаний вложиться в разработку и производство того или иного нанотехнологического продукта, а также о рынке нанотехнологий рассказал исполнительный вице-президент американской венчурной компании Harris&Harris Group Алексей Андреев в НИТУ «МИСиС» 16 мая.

Рис. 1. Алексей Андреев убеждён:
нанотехнологии требуют особых
компетенций. Инвесторам, работающим
с нанопроектами, следует очень хорошо
разбираться в данной области – в
идеале это должны быть вчерашние учёные.

Несмотря на экономический кризис, интерес к нанотехнологиям во всём мире продолжает расти. За последние десять лет в Соединённых Штатах в разы увеличилось государственное финансирование научных исследований в этой области, выросло число научных публикаций, продолжает увеличиваться количество людей, занятых в нанотехнологиях. Кроме того, бурно развивается рынок конечной нанотехнологической продукции. По данным, приведённым Алексеем Андреевым, в США его рост составляет порядка 25–30 процентов в год.

При этом, как отметил Андреев, по большому счёту сами по себе нанотехнологии сегодня никому не нужны:

«Люди не хотят видеть нечто новое, чему сегодня не существует аналогов. Они не хотят гибкие солнечные батареи, потому что не знают, что с ними делать. Они говорят: “Дайте нам компьютерную память, которая была бы лучше и дешевле нынешней”. Если нанотехнология помогает вам это сделать – замечательно, если нет, то эта нанотехнология не нужна совсем».

Игра в покер

Инвестиции в те нанотехнологии, которые всё-таки нужны, не всегда, но часто объединяют в себе минусы, характерные для вложений в другие области инновационной деятельности. Например, для инвестирования в компанию, занимающуюся программным обеспечением, необходимо не так много средств, однако рынок для предполагаемой конечной продукции не определён. Авторы нового компьютерного приложения просто не способны точно ответить на вопрос, будут ли люди пользоваться их продуктом. Разработки в области биотехнологий, наоборот, нуждаются в большом объёме финансирования, однако изначально можно просчитать, сколько приблизительно людей приобретут конечную продукцию. Допустим, если вложиться в новое лекарство от рака, то понятно, что все онкологические больные становятся потенциальными потребителями этого препарата.

«Если ты инвестируешь в нанотехнологии, то тебе с самого начала надо очень много денег, как в биотехнологиях, но ты понятия не имеешь, каков будет конечный рынок. Венчурный капитал гораздо ближе к игре в покер, чем к игре в шахматы. В игре в шахматы ты видишь все фигуры на доске, в игре в покер за каждую карту надо платить», – отметил Андреев.

Кроме того, по его словам, нанотехнологии требуют особых компетенций: инвесторам, работающим с нанопроектами, следует очень хорошо разбираться в данной области – в идеале это должны быть вчерашние учёные. Плюс им нужно запастись колоссальным терпением: инновационные проекты в этой области, как правило, долгосрочные – как минимум 7–10 лет.

«Есть ли в России такие инвесторы, я не знаю. Мне кажется, пока нет», – считает Андреев.

От науки к бизнесу

В Соединённых Штатах такие инвесторы есть. Одна из подобных венчурных компаний – Harris&Harris Group, в которой работает Алексей Андреев. Компания существует с 1983 года, но с 2001-го стала заниматься инвестициями исключительно в нанотехнологии. Сегодня портфель Harris&Harris Group на 45 процентов состоит из вложений в компании, чья деятельность связана с чистыми технологиями, на четверть – из инвестиций в электронику, 15 процентов приходится на медицинские нанотехнологии, ещё столько же – на компании, работающие в других направлениях этой области. Выбор в пользу нанотехнологий был продиктован несколькими причинами, которые, впрочем, являются общими для большинства венчурных капиталистов, решивших инвестировать в нанотехнологический бизнес. Главные из этих причин – тренды внутри самого академического сообщества.

«Когда в начале 2000-х годов мы приходили в какой-нибудь большой западный университет, ловили аспирантов в коридоре и спрашивали: “Чем бы вы хотели заниматься”, то подавляющее большинство отвечали: “Мы хотим заниматься нанотехнологиями”, и следовал целый ряд ответов на вопрос, почему именно нанотехнологии, – рассказал Алексей Андреев. – Когда, с одной стороны, вы видите, что все исследователи хотят заниматься нанотехнологиями в разных отраслях начиная энергетикой и заканчивая электроникой, а с другой – у вас есть возможность стать первым игроком в этой области и таким образом определить будущее своей инвестиционной компании, такой выбор нельзя не сделать».

Первую отдачу от своих инвестиций Harris&Harris Group стала получать только сейчас, по прошествии десяти лет.

«Средний возраст нанотехнологической компании, у которой что-то получается, – 7–9 лет. С момента открытия и до момента, когда это пошло в производство и началось массовое внедрение, проходит десять лет. Наверное, можно сделать и за семь, но мне неизвестны случаи, чтобы что-то можно было сделать за пять», – резюмировал Андреев.

Нанотехнологические компании не умирают

Благодаря такой долгосрочности, компании, работающие в нанотехнологическом бизнесе, практически никогда не «умирают».

«Если у вас бизнес не идёт, можно уволить почти всех. Например, чтобы собрать экспериментальную установку, вам нужны всего пять человек – и они за год её соберут. Или – вы знаете, как делать какой-нибудь нанопорошок, всего два студента будут вам этот нанопорошок готовить, и вы его будете продавать. Это приводит к тому, что с компаниями, которые занимаются наноматериалами и экспериментальным оборудованием, ничего не происходит: они не растут, потому что рынок маленький, их не покупают другие компании, и они не умирают», – полагает Андреев.

Несмотря на подобную «живучесть» нанотехнологических проектов, исполнительный вице-президент Harris&Harris Group всё-таки отметил, что его компания оценивает инвестиционные риски в 50 процентов. Кстати, риск инвестирования в тот или иной проект в данной области прямо пропорционален уровню интеграции его конечного продукта.

«Допустим, мы производим нанопорошок. Мы либо продаём его в мешках, либо расфасовываем по пакетикам, либо вставляем эти пакетики в фильтр и т. д. Чем больше вещей мы сумели интегрировать (на каждой фирма зарабатывает 30–40 процентов), тем больше можно заработать, – объяснил Алексей Андреев. – Но чем больше уровень интеграции продукта, тем больше туда надо вложить денег, тем больше времени понадобится. Это дополнительный нанотехнологический риск».

Ещё одна особенность компаний, работающих в этой отрасли, – человеческий ресурс. По словам Андреева, опытных людей практически нет – они все работают в больших компаниях, откуда переманить их практически невозможно.

«Они думают по-другому, действуют по-другому, у них другое видение жизни. Эти люди, как правило, крайне инертны и немобильны», – отметил он и уточнил, что данное обстоятельство даёт конкурентные преимущества молодым и амбициозным студентам и аспирантам, которые хотели бы связать свою жизнь с нанотехнологическим бизнесом.

Возможность воспользоваться этими преимуществами у молодых инноваторов появилась сразу после лекции, так как Андреев пообещал познакомить их с «нужными людьми» (сама компания Harris&Harris Group не может инвестировать в проекты за пределами США). После такого предложения к нему выстроилась очередь из желающих пообщаться. Что из этого общения получится – узнаем через десять лет.