Сергей Судьев и Виктор Панцырный зашли в своих исследованиях дальше, чем предусматривал госконтракт. Создавая сверхпроводники для международного термоядерного реактора ИТЭР, заодно разработали новый тип проводов. Прочные, как сталь, они обладают почти столь же низким сопротивлением, как у меди. Из таких проводов можно делать контактные сети для скоростных поездов и линии электропередач, не боящиеся обрывов. Они востребованы в энергетике, авиации, робототехнике и других областях.

Чтобы вывести суперпровода на рынок, Судьеву из ученого пришлось переквалифицироваться в менеджера. Сегодня он возглавляет компанию «Наноэлектро» и с ностальгией вспоминает времена чистого научного творчества. Панцырный, став директором «Наноэлектро» по научно-техническому развитию, сохранил больше возможностей для исследовательской работы.

С «Наноэлектро» пока рано писать кейсы для бизнес-школ. Суперпроводам еще предстоит завоевать 15% рынка высокопрочных высокоэлектропроводных материалов — цель, которую поставили себе создатели компании. Но для научного стартапа в России это уже счастливая история. Институт не только не возражал против нового направления исследований Судьева и Панцырного, но и профинансировал создание компании. Совсем как на Западе, где для коммерциализации университетских разработок создана развитая и удобная система поддержки. По крайней мере, такой она кажется из России.

При университетах сначала в США, а затем и в Европе стали создаваться центры трансфера технологий, где ученых учат плыть против течения. Вместо привычного превращения денег в науку там стараются организовать обратный процесс — конвертировать научные исследования в деньги. Специалисты центров трансфера технологий помогают профессорам разобраться с правами на интеллектуальную собственность, учредить компанию, найти инвесторов и бизнес-партнеров, и на первых порах консультируют в делах. Первые центры трансфера технологий начали появляться в восьмидесятых годах, а сейчас в США и Европе, похоже, не осталось ни одного крупного университета, при котором бы не выросла такая структура. Вопрос об их эффективности долго оставался без ответа, пока экономист Майк Райт из бизнес-школы Нотингеммского университета с двумя шведскими коллегами не провели интересное сравнение. Эффективность научных стартапов они сопоставили с эффективностью похожих предприятий, которые создаются при корпорациях. Резюмируя выводы, можно заключить, что предприниматели из ученых получаются так себе.

Собрав данные о всех высокотехнологических малых предприятиях, которые отпочковались в Швеции от университетов и корпораций с 1994 по 2001 год, Райт и коллеги присмотрелись к их основателям. Отобрали только те компании, у истоков которых стояли люди с университетским образованием. Первый сюрприз ждал исследователей, когда они сравнили количество университетских и корпоративных «дочек». Первых оказалось на порядок меньше, чем вторых: 528 против 8663. Иными словами, извилистый путь из университета в предприниматели оказался куда уже, чем прямой. Университетские «дочки» оказались не только малочисленнее, но и слабее корпоративных: через пять лет выжило соответственно 51% и 62% компаний. У корпоративных с годами быстрее росли продажи и набирался персонал при сравнимом размере стартовой команды (2–4 человека). Все это поводит авторов к сомнениям: а стоит ли тратить деньги налогоплательщиков — в Европе это сотни миллионов долларов в год — на поддержку центров трансфера технологий. Получается, что этот трансфер идет гораздо шире и успешнее сам по себе, только путем перетока не идей, а людей.

Если подсчитать происхождение производственных проектов РОСНАНО, каждый из которых является высокотехнологичным стартапом, мы увидим похожую картину. Разрыв в числе компаний научного и индустриального происхождения, однако, получается не так велик. Ученые из университетов и НИИ основали примерно 35% одобренных к финансированию проектов, а из индустрии пришло около 65%.

Если судить по проектам РОСНАНО, получается, что в России прикладная наука приносит относительно больше проектов по сравнению с той же Швецией, чем высокотехнологический бизнес. И дело, наверное, не столько в силе российской науки, сколько в том, что отечественная индустрия в своей массе пока откровенно слаба в высоких технологиях. Средние затраты на исследования и разработки в российской промышленности составляют только 0,5% — по этому показателю страна находится где-то рядом с Камеруном. А потому вопрос о том, как организовать трансфер мозгов из науки в бизнес, стоит еще актуальнее, чем на Западе. Как показывает опыт Швеции, для этого необязательно заставлять ученых самих зарабатывать деньги. Пусть лучше растят в ВУЗах умных предпринимателей.

Автор: Михаил Попов