РВК для стартапов не всегда понятная структура – очевидно, что это огромная корпорация, однако, чем именно она может помочь молодым организациям, те часто не знают. В фундаментальном интервью TeraFirrma глава РВК Игорь Агамирзян ответил на этот и многие другие вопросы, а также поделился своим видением развития технологического предпринимательства в России и в мире. Рекомендуем материал к прочтению всем амбициозным предпринимателям.

РВК настолько фундаментальная структура, что не всегда ясно, где начинается и заканчивается ваша деятельность. Как вы себя позиционируете?

Формально говоря, РВК – институт развития. С юридической точки зрения это открытое акционерное общество со стопроцентным государственным капиталом. С точки же зрения сущностной мы структура в форме коммерческого лица, работающая над развитием технологического сектора российской экономики с приоритетом на закрытие «провалов» рынка. При этом надо понимать, что если говорить об инвестировании, то РВК работает как фонд фондов – мы не вкладываем непосредственно в проекты, а создаем новые фонды или входим в существующие. Вот они уже занимаются непосредственно портфельными компаниями.

Другими словами, вы не инвестируете непосредственно в стартапы?

Совершенно верно. Но так как мы регулярно сталкиваемся с непониманием со стороны стартаперов, что такое фонд и что такое управляющий им, имеет смысл разъяснить разницу. По российскому законодательству фонд – имущественный комплекс. Особенность здесь в том, что он не субъектный: не является юридическим лицом и сам по себе не способен принимать решения. Для того, чтобы им управлять, необходим некий субъект – активное лицо, которое, согласно законодательству для паевых инвестиционных фондов, называется управляющей компанией. Так вот – мы таковой не являемся, и все наши средства передаем в управление управляющим компаниям. В ряде случаев, когда мы являемся миноритарным инвестором, фонды формируются как совместные, вместе с другими пайщиками. Есть определенная группа специализированных фондов, которые мы создали как дочерние общества, и в этом случае эти дочерние общества сами становятся управляющими компаниями. Если же РВК участвует в фондах, находящихся в зарубежной юрисдикции, которые структурированы немного иначе, мы выступаем как LP. В целом, функционально с позиций терминологии венчурного рынка мы являемся именно профессиональными Limited Partners. Мы стараемся у себя наращивать и компетенцию GP – генерального или управляющего партнера, но для очень ограниченного круга вопросов, в первую очередь связанных с технологическими активами за рубежом, которые представляют интерес для российской экономики.

Вы упомянули «провалы» рынка. Что именно имелось в виду?

В первую очередь – недостаточно активные или вообще отсутствующие звенья экосистемы. Закрывая эти самые «провалы», мы реализуем вторую важную задачу института развития. В любой большой корпорации есть такая функция, как business development, и мы фактически осуществляем ее для всего технологического рынка. У РВК есть целый набор неинвестиционных программ. Например – программа развития инфраструктуры, которая подразумевает создание сервисных элементов, которых не хватает. Для того, чтобы рынок технологического предпринимательства работал «правильно», необходимо множество сервисных компаний, которые оказывали бы самые разные услуги стартапам. Самый простой пример: чтобы программисты хорошо работали, их надо вовремя, и желательно хорошо, кормить. И в этом смысле стартапу гораздо удобнее пользоваться услугами профессиональной кейтеринговой компании, чем иметь собственную кухню. И, хотя кому-то это покажется странным, такого рода вещи являются обязательными условиями для работы нормального технопарка. Собственно, это и есть его «добавленная стоимость» по сравнению с обычным офисным центром.

То есть создание и поддержка технопарков – одно из направлений вашей работы?

Чтобы было сразу ясно – мы занимаемся только «мягкой» инфраструктурой. Мы, естественно, не строим здания, а поддерживаем сервисную часть.

Что это за сервисы?

Они могут быть очень разными. Ну, например, хороший технопарк обязательно должен обеспечивать своих резидентов услугами интернет-провайдера, там должно быть кафе, почта с экспресс-доставкой. Могут быть и сервисы более высокого уровня: бухгалтерия, юридическая и информационно-аналитическая службы.

Какова здесь роль РВК? Вы же, естественно, не занимаетесь сами организацией кейтеринга?

Не занимаемся, конечно. Мы ведем пилотные проекты по отладке функциональной части инфраструктурных объектов – не только технопарков, это и бизнес-инкубаты, например. Сейчас таких объектов достаточно много, но они не предоставляют в полной мере тех услуг, которые должны давать своим резидентам. Кроме того, у РВК есть специальный фонд инфраструктурных инвестиций, который создан как раз для того, чтобы инвестировать в сервисные компании.

То есть вы достигаете целей посредством инвестиций.

Да, способствуем созданию и развитию разного рода провайдеров услуг.

Получается, некая сервисная компания может прийти в ваш фонд и претендовать на инвестиции, если она обслуживает, например, инкубатор?

Если в очень упрощенном виде, то да. Эти инвестиции для нас, по сути, не венчурные. Отличие сервисных компаний от технологических стартапов в том, что вложения в них не дают венчурного возврата. В таких организациях оборот очень четко зависит от задействованного ресурса: сотрудников, денег и т.д. Это сразу лишает их венчурного потенциала. Но мы инвестируем в них как в инструмент по развитию всего рынка.

Вы как-то проверяете, в каком объеме они помогают стартапам?

Разумеется. Это вопрос переговоров и конкретных «термшитов».

Значит, у вас уже есть некие постоянные партнеры?

Да, конечно. Создание и поддержка инфраструктуры для нас одна из семи больших программ. Все, кроме одной – инвестиционной – касаются развития рынка: стимулирование спроса на продукты и услуги российских компаний, investor relations, развитие всякого рода «мягкого», нефинансового капитала (человеческого, социального и др.) и т.д. У нас огромное количество инициатив – образовательные, по популяризации и продвижению инновационного предпринимательства и т.д. В рамках последней мы, например, делаем телепрограмму «Технопарк» – это популяризация в чистом виде. Мы считаем, что это очень важный фокус: туда входит не только знакомство с разного рода историями успеха, но и все, что связано с молодежным научно-техническим творчеством, поддержка научно-популярных СМИ и т.д.

Круг задач огромный. А за чем я как конкретный стартап могу прийти в РВК?

На самом деле непосредственно к нам стартапам приходить не стоит. Мы в данном случае занимаемся созданием и поддержкой той структуры, которая как раз должна работать с молодыми компаниями. Это не только фонды – хотя они и являются важной частью, – но всякого рода партнеры, которые взаимодействуют со стартапами. Это могут быть консультанты или профессиональные упаковщики, которые готовят компанию к общению с инвестором и т.д. У нас изначально было понимание, что наши ресурсы довольно ограничены, поэтому нам сложно будет достичь всех центров инноваций. Отстраивать свою филиальную сеть – дорогое занятие, на которое никаких средств не хватит, поэтому мы выбрали другую модель – партнерскую. Она себя отлично зарекомендовала во всем мире – так работают все крупные вендорские компании. Никого ведь не удивляет, что Microsoft или IBM не сами продают свою продукцию, а через дистрибуторов. Собственно, благодаря такой модели эти корпорации и развиваются – работая на массовом горизонтальном рынке, неэффективно продавать напрямую (я, конечно, не говорю о небольшом круге стратегических партнеров). Мы сейчас занимаемся, по сути, тем же – строим каналы через партнерские сети, в самых разных областях, начиная с инвестиций и заканчивая «упаковкой» проектов, образованием молодых предпринимателей, просвещением. Я затрудняюсь даже сказать, каких партнеров у нас нет – всего их несколько сотен, как российских, так и зарубежных.

Какие из своих инициатив, которые направлены непосредственно на стартапы, вы бы отметили?

Пожалуй, один из самых удачных проектов – это региональная сессия практического консалтинга. В регион по приглашению местных властей и с нашей непосредственно помощью приезжает на несколько дней целый десант, который состоит из наших партнеров, в квалификации которых мы уверены. В течение первого дня они читают лекции: объясняют, что такое венчурный рынок, технологическое предпринимательство, инвестиции и т.д. Следующие два дня занимаются местными стартапами: готовят их к общению с инвесторами, помогают решить какие-то проблемы по бизнесу и т.д.

То есть «прокачка».

Да. Огромный плюс проекта в том, что он отлично масштабируется – за три года мы провели около сотни таких мероприятий по всей стране. Они очень популярны.

Можно чуть подробнее о том, кто эти люди, которые высаживаются в регионах?

У нас уже есть обкатанная программа, которая немного меняется в зависимости от региона, и есть несколько «проверенных в бою» команд. Как правило, это люди, которые занимаются инвестициями на ранней стадии, «бизнес-ангелы», а также преподаватели ведущих вузов и «узкие» специалисты (юристы, например). Во всех регионах, куда мы приезжаем, мероприятие пользуется огромной популярностью, у нас едва ли не конкурс на попадание туда. Причем надо понимать, что для слушателей это бесплатно. Еще одно любопытное наблюдение состоит в том, что почти всегда лекции посещают чиновники, в основном представители регионального экономического блока.

В Москве тоже?

Нет, в Москве мы их не делаем – здесь это не так актуально. Уровень компетенции тут выше, жизнь и без того кипит. Не в последнюю очередь благодаря нашим усилиям, кстати – РВК поддерживает почти все стартаперские мероприятия в столице. Это часть нашей стратегии: в ликбезе нуждаются регионы, в Москве надо поддерживать градус кипения.

Вы сказали, что сотрудничаете с вузами. Можно об этом чуть подробнее?

Да, РВК работает с несколькими ведущими вузами по программе обучения технологическому предпринимательству: это и МИСиС, и МФТИ, например, где у нас есть кафедра управления корпоративным R&D. До этого момента специалистов такой направленности в стране просто не готовили. И это, кстати, большая проблема. Молодые компании ее не чувствуют, но вот когда они выходят на определенный уровень и им приходится планировать создание новых продуктов, оказывается, что самый дефицитный человеческий ресурс это не разработчики, не инженеры, а менеджеры, которые способны организовать проектную работу. Поэтому на таких людей огромный спрос.

РВК большая организация. Скажите, ставите ли своей целью анализ ситуации в среде стартапов. Что им нужно, как вообще живут, какие проблемы у них?

Ну, начнем с того, что мы не большая организация – здесь есть противоречие между известностью бренда и размером компании. У нас работает порядка 100 человек – не так уж и много. Деньги под управлением тоже не самые большие – «Роснано», скажем, управляет в пять раз большими фондами. Другое дело, что мы, наряду с фондом «Сколково», самые активные на этом рынке. И, конечно, стараемся отслеживать рыночную ситуацию. Самым лучшим критерием для нас является то, какое количество проектов из регионов приходит в наши фонды. Это лучше всего видно на примере фонда посевных инвестиций – там более полная статистика и он больше ориентирован на работу с сетью партнеров. Могу сказать, что изначально он был спроектирован на 60 проектов, а сейчас их там уже 50. И хотя он близок к закрытию (в смысле завершения активного инвестиционного периода), мы, скорее всего, дадим ему возможность продолжить работу. Он очень востребован и у него реально успешный опыт: одних венчурных партнеров порядка ста, половина из них – из регионов.

Можно чуть подробнее про схему с венчурными партнерами, которые работают в регионах?

Это так называемые компании-упаковщики, которые ищут каждый в своем регионе, в местном центре инноваций, интересные проекты. Это может быть университет или, например, академгородок – понятно, что инновации вряд ли появятся на птицефабрике. Дальше они договариваются со стартапом о распределении ролей, помогают подготовить бизнес-план, собрать необходимые документы и т.д. После этого их задача найти инвестора (они сами могут выступить в этой роли) – если все эти условия соблюдены, наш фонд может стать соинвестором проекта.

То есть венчурный партнер довольно активное звено в этой схеме.

Да, они обеспечивают качество подготовки проекта, а соинвестор, которого они должны привести, является необходимым требованием для нашего вхождения в проект. Они на этом зарабатывают, это их бизнес. Характерно, что нередко они тоже готовы вкладывать в стартап. Статистика активности венчурных партнеров по стране, к слову, очень хорошо показывает наиболее продвинутые регионы.

И какие самые продвинутые?

Первое место по количеству проинвестированных нами проектов после Москвы занимает Томск – первый и крупнейший в стране университетский город. Там базируется целый ряд ведущих ВУЗов, включая ТУСУР и Политехнический университет. В городе на 500 тысяч населения 120 тысяч студентов – такого соотношения нет больше нигде в нашей стране, да и в мире мало где оно встречается. По своим характеристикам «человеческого капитала» Томск приближается к Оксфорду.

В последнее время еще Казань, похоже, становится венчурным центром.

Да, это тоже очень продвинутый регион, но Казань все-таки большой город, где, кроме науки и образования, еще есть традиционная промышленность, бизнес и много чего еще. В этом смысле Томск все-таки уникальное место. И фонды, и крупные компании прекрасно это понимают, и потому многие из них сейчас там работают.

Из того, что вы говорите, можно сделать вывод, что соинвестируют ваши фонды в стартапы на рыночных условиях.

Абсолютно. Для того, чтобы получить субсидии, есть другие механизмы. Есть, например, Фонд Бортника, который содействует проектам в научно-технической области, фактически выдавая гранты. РВК коммерческая организация, работающая по рыночным правилам. Для нас, в отличие от классических LP, заработать как можно больше денег – не самоцель, но у нас есть свои метрики на этот счет. В конце концов, все те программы, о которых я говорил, РВК финансирует из своего бюджета.

Видно, что вы сам часто участвуете в мероприятиях для стартапов. Для чего?

Мне это интересно. И мне кажется, что это и самим мероприятиям идет на пользу, ведь мое появление может привлечь к ним внимание. Есть и такие конференции, на которых действительно надо появляться. В пример можно привести финал БИТ – крупнейшего конкурса инновационных проектов в стране. Я помню, что 10 лет назад, когда конкурс проводился впервые и я был в жюри, участвовало что-то около 70 команд, сейчас – 1400. Не пойти туда было бы просто странно. Тем более, я сам прекрасно себе представляю уровень наших программистов – мне довелось руководить российским центром разработки корпорации EMC. Знаете, по статистике, чуть ли не в четверти калифорнийских стартапов работают российские программисты. Ничего удивительного здесь нет – если речь идет о создании немассового продукта, чего-то реально технически сложного, наша программистская школа вне конкуренции.

Как вы вообще оцениваете стартап-движение сегодня?

Есть текущее состояние, есть проблемы и есть тренды. Состояние не слишком хорошее, проблем хватает, но тенденции в целом позитивные. Практически все текущие проблемы отрасли связаны с уровнем компетентности и непониманием людьми того, как стартап вообще работает. К сожалению, есть много вещей, которым по учебнику не научишься. Впрочем, несколько лет назад и учебников-то не было – мы сами запустили три года назад серию «Библиотека РВК», в которой сейчас уже несколько десятков изданий. Там собрано немало фундаментальных книг для тех, кто хочет посвятить себя технологическому предпринимательству. Вообще информации стало больше, и это очень важно. Но общий уровень информированности и подготовленности молодых предпринимателей все еще оставляет желать лучшего.

Что нужно, чтобы ситуация поменялась?

На самом деле нужен реальный опыт. Можно прочитать массу руководств по пилотажу, но из этого не следует, что, сев за штурвал, вы сможете полететь. Здесь ровно то же. Есть еще одна важная вещь – к сожалению, до сих пор ощущается наша изолированность от глобального рынка. А она приводит, в том числе, и к непониманию компаниями потребностей реальных людей. Особенность современной постиндустриальной экономики в том, что основным заказчиком является конечный потребитель. Практически все бизнесы в конечном итоге обслуживают потребности человека. Языковые, культурные, ментальные особенности и практика ведения бизнеса на самом деле не оказывают серьезного воздействия: человек везде это человек, и потребности у него примерно одни и те же в любой стране. В том числе и скрытые. Возьмем простой пример: 20 лет назад люди прекрасно жили без мобильных телефонов, не понимая, что те им нужны. Но когда появилось предложение, мобильная телефония охватила весь мир. При этом требования к этой услуге во всех точках мира одинаковые: что в Нигерии, что в Австралии. И делать телефон, ориентированный на какой-то конкретный национальный рынок, было бы странно – здесь нет специфики. К чему я это рассказываю – так сегодня устроен глобальный рынок, и стартап с правильными, международными, амбициями должен постоянно искать эту скрытую потребность. Тогда он получит возможность вырастить по-настоящему большой бизнес. Но, повторюсь, для этого надо понимать, как устроен мировой рынок и в чем заключаются латентные потребности людей.

Кстати, РВК помогает выходить нашим компаниям на мировые рынки?

Конечно. У нас есть целая программа, посвященная глобализации. Она двухсторонняя – с одной стороны, мы работаем над привлечением ведущих венчурных инвесторов на российский рынок, с другой – помогаем нашим компаниям выходить на глобальный. При этом приглашение известных фондов происходит не столько ради денег – их в России хватает, – сколько ради компетенций. У них накоплен колоссальный опыт, и, конечно, нам всем есть, чему поучиться у людей с пониманием трендов, того, куда будет двигаться рынок. Не секрет, что у нас очень мало квалифицированных инвесторов. А в опытных фондах продуманы даже мелочи, казалось бы. Знаете, в Долине есть такое неформальное правило, что партнер фонда может вести не больше пяти проектов одновременно. Я сначала не мог понять, почему, а потом догадался: в рабочей неделе пять дней и хороший инвестор должен проводить один день в неделю с каждой из своих портфельных компаний. И таких тонкостей очень много.

Как вы собираетесь привлекать этих «звезд» в Россию?

Существует много способов. Ну, например, мы, будучи LP в некоторых ведущих фондах Долины, имеем дополнительные возможности для того, чтобы возбудить интерес к компаниям с русскими корнями, компаниям, вовлеченным в российскую экономику. И мы пользуемся такими возможностями, тем более, что интерес к России есть.

А организации, о которых вы сейчас сказали, вам тоже интересны? Вы готовы их поддерживать?

Да, в первую очередь мы, естественно, помогаем российским инновационным компаниям, но можем оказывать поддержку и игрокам из других стран, если они предоставляют цепочки поставок нашим игрокам.

Вы уже говорили про цепочки поставок – это, видимо, важный способ поддержки?

На мой взгляд, для российских стартапов принципиально важно получать эффективный доступ к глобальным сетям дистрибуции. Правда, далеко не все это понимают. Создавать свой канал с нуля, каким бы хорошим твой продукт не был, дорого и долго. Касперские 15 лет этим занимались. Российских компаний, которым это удалось, раз-два и обчелся: «Касперский», Parallels и, пожалуй, все. Гораздо эффективнее входить в каналы дистрибуции крупных транснациональных корпораций. Отличный пример – App Store. В iPhone, где 450 поставщиков из разных стран мира, российских комплектующих нет, а вот в «Апсторе» наших приложений немало. И это реальный способ выхода на мировой рынок. То есть мы сейчас говорим о механизме встраивания наших стартапов в глобальные цепочки поставок. К сожалению, пока китайцы и индийцы понимают необходимость этого на порядок лучше, чем мы. Но надеюсь, мы сможем это объяснить молодым российским предпринимателям. И мы готовы помогать им выходить на мировой рынок.

Вопросы: Дмитрий Фалалеев

Справочная информация: