Недавно я выступал на конференции «Воскрешение видов» (организована фондом TED и организацией Revive & Restore), которая прошла в штаб-квартире Национального географического общества США в Вашингтоне. Большинство докладчиков – это блистательные генетики, работающие над новыми технологиями возрождения вымерших видов с помощью инъекций ДНК утраченных видов в яйцеклетки их ныне живущих родственников.

Атмосфера заседания была словно наэлектризована – настолько сильны были надежды и убедительны обещания ведущих ученых, четко настроенных вернуть шерстистого мамонта, странствующего голубя и другие исчезнувшие виды.

Я там выступал в роли приглашенного скептика, и эта статья – примерное изложение моих возражений.

Лицо проекта «оживления вымерших видов» – это странствующий голубь. Первые европейцы в Северной Америке наблюдали стаи столь огромные, что они закрывали всё небо, от горизонта до горизонта. Даже в XIX веке, когда этот вид начал приходить в упадок, в некоторых стаях отмечали до миллиарда птиц. Охотник-промысловик мог уложить одним выстрелом из ружья 50–100 птиц. Голуби могли обрушить гигантские ветви деревьев, ломающиеся с громким звуком, подобно пушечному выстрелу. И при этом последний представитель вида – голубка Марта – умерла в зоопарке Цинциннати в 1914 году.

Что же произошло? Самый легкий ответ гласит: виновато обезлесивание и промысловая охота. Но в конце XIX века жили еще тысячи птиц, в том числе на территории заповедников – так почему же популяция не восстановилась? Скорее всего, потому, что эти птицы, откладывающие только по одному яйцу, нуждаются в сотнях тысяч других голубей, чтобы нормально спариваться и гнездиться, а также чтобы противостоять хищникам. Это известный феномен, биологи называют его принципом Олли (для каждого вида животных существует оптимальный размер группы и оптимальная плотность популяции).

То есть, специалисты по воскрешению (de-extinction) собираются оживить один из самых стайных видов птиц в истории, за большие деньги, и сколько голубей вернется – четыре, пять, даже пятьдесят? Хотя они всё равно потом вымрут?

Еще одна проблема, которая касается многих кандидатов на воскрешение (шерстистого мамонта, сумчатого волка, странствующего голубя) – кто будет вынашивать плод? Это должно быть животное родственного вида: для странствующего голубя – полосатохвостый голубь. Но мы знаем, что птицы каждого вида ведут себя по-разному: летают, спариваются по-разному, едят разную пищу и издают разные звуки. Материнская забота – принципиальный фактор в нормальном развитии младенца. Птенец будет жить в клетке с табличкой «странствующий голубь», но, вероятно, он не будет настоящим странствующим голубем, и это не вернет вид на Землю.

Далее, сама генетика не даст воспроизвести странствующего голубя даже на анатомическом уровне. В первом университетском курсе по молекулярной биологии, который нам читал Френсис Крик (Francis Crick), говорилось, что

ДНК – это набор инструкций по «изготовлению» нового организма.

«ДНК делает РНК, которое делает белок» – повторяли мы как мантру. Но спустя полвека мы уже знаем, что всё не так просто. Нить ДНК не сообщает о том, как сделать организм – это скорее база данных, или словарь. В моем словаре – все слова «Гамлета», но если я просмотрю словарь, «Гамлет» сам не возникнет в моем сознании.

Эпигенетика – новая наука – говорит нам о том, что каждую нить ДНК можно прочесть сотнями, если не тысячами способов. Внутреннее и внешнее окружение яйцеклетки сообщает ей, как использовать ДНК для создания организма. Вот почему животные-близнецы (или даже клоны растений) могут иметь идентичную ДНК, и при этом оказаться совершенно различными организмами.

В случае воскрешения эпигенетические различия могут быть еще более серьезными, чем у близнецов, так как животное-донор (ныне живущий вид) будет вынашивать эмбрион, который реагирует на факторы окружающей среды, отсутствующие при жизни вымершего вида.

ДНК полосатохвостого голубя, например, будет реагировать на иные раздражители, чем реагировало бы ДНК странствующего голубя – но вам никак не обойтись без яйцеклетки первого вида. И поди догадайся, как ДНК странствующего голубя будет прочитываться яйцеклеткой полосатохвостого голубя.

Я описал эту проблему знакомому молекулярному биологу, и он предложил такой разумный выход: возьмите особей четко отличающихся друг от друга, но при этом родственных видов. Представьте, что один из них – вымерший, и поместите его ДНК в яйцеклетку представителя другого вида. Когда вы вырастите живую особь, вы увидите, насколько она похожа на «донора» – вокруг будет масса живых особей для сравнения. В качестве «вымершего» донора ДНК может выступить черная крыса, а суррогатной матерью пусть станет серая крыса: если на выходе вы получите животное, которое выглядит и ведет себя как черная крыса, ура. А если нет, тогда нужно что-то переосмыслить.

Наконец, если проект воскрешения реализуется, он затронет очень небольшое число видов, а стоит он чрезвычайно дорого. Можем ли мы позволить себе перебрасывать туда средства за счет сокращения финансирования проверенных временем проектов охраны природы, которые и так страдают от недофинансирования? Создание заповедников и организация массовых кампаний по спасению вымирающих видов – эти меры доказали свою эффективность. Сейчас храбрые экологи рискуют жизнью, защищая сокращающиеся популяции африканских лесных слонов от вооруженных браконьеров. А мы тут, в безопасности, рассуждаем о возвращении шерстистых мамонтов.

Успех движения в защиту природы во многом зиждется на убедительности идеи, что «виды вымирают навсегда». Мы нанесем этому движению сильнейший удар, если общественность (в том числе конгрессмены) поверит, что вымирание – это временное явление, небольшая технологическая помеха – не о чем беспокоиться.

На данный момент воскрешение видов – это лишь любопытная идея, в жанре «развлекательной охраны природы». Мечтайте об этом, если хотите, но умерьте ажиотаж.

Автор – Дэвид Эренфельд (David Ehrenfeld), профессор биологии Ратгерского университета (США), основатель журнала «Conservation Biology» (по материалам газеты The Guardian).