Отдел науки «Газеты.Ru» с помощью ученых составил картину того, насколько прозрачно и адекватно распределяются деньги на фундаментальную науку в России в президиуме РАН, в Российском фонде фундаментальных исследований и в Российском научном фонде. Оказалось, что проблемы есть везде и связаны они именно с отношениями внутри научного сообщества.

Второй грант РНФ

Российский научный фонд, созданный в прошлом году и являющийся теперь основным научным фондом России, определил победителей второго конкурса в своей истории — конкурса на финансирование проектов существующих научных лабораторий (кафедр). На конкурс было подано 1855 заявок из которых поддержан был 161 проект.

Среди победителей есть много известных ученых.

Второй конкурс РНФ в цифрах. Больше всего заявок было поддержано по направлению «биология и науки о жизни» — 17%. 15% заявок было получено по направлениям «физика и науки о космосе» и «фундаментальные исследования для медицины», 14% — «инженерные науки». Больше всего заявок было подержано из Москвы — 78. Второе место ожидаемо занял Санкт-Петербург — 23. Все заявки представляют девять ведомств. Абсолютным лидером является ФАНО — 94. На втором месте Министерство образования и науки РФ — 31, на третьем — Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова — 14. Максимум распределения количества участников поддержанных лабораторий приходится на 14 и 16. Максимум же распределения возраста руководителей поддержанных проектов приходится на 67 лет (13 заявок), а также 62, 64 и 66 лет (9 заявок). Наконец, в распределении по должностям руководителей поддержанных проектов лидируют заведующие лабораторией — 54. 19 руководителей заявок имеют должность директора, а 14 — заместителя директора.

Например, академики РАН Валерий Рубаков, активный противник реформы Академии наук, и Рашид Сюняев, самый цитируемый отечественный астрофизик. В списке руководителей победивших заявок также присутствуют разработчик прибора DAN на марсоходе Curiosity Игорь Митрофанов и известный биолог и заместитель главного редактора газеты «Троицкий вариант — наука» Михаил Гельфанд.

Собственно, в распределении по должностям руководителей поддержанных проектов лидируют заведующими лабораториями — 54. 19 руководителей заявок имеют должность директора, а 14 — заместителя директора. Так что из других известных имен есть те, которые, скорее, ассоциируются с понятием «научный функционер»: это, например, директор Физического института Академии наук (ФИАН) Геннадий Месяц.

В целом научное сообщество гораздо более спокойно восприняло результаты второго конкурса РНФ, чем первого. Если в конце мая интернет бурлил обсуждением результатов конкурса РНФ, а онлайн-интервью с генеральным директором РНФ Александром Хлуновым в редакции «Газеты.Ru» собрало более сотни вопросов читателей, то сейчас по этому поводу настоящее затишье. Отчасти это можно объяснить тем, что количество участников одной заявки было гораздо больше, чем в первом конкурсе, и, таким образом, количество «обиженных» ученых по определению оказалось меньшим, чем в прошлый раз. Кроме того, лето — это пора отпусков в научных учреждениях.

Но вопрос, насколько адекватно распределяются средства в российской науке, не оставлял сотрудников отдела науки «Газеты.Ru».

С этой целью мы провели опрос девяти российских ученых, активно работающих в разных областях науки.

ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

1. Насколько адекватными, на Ваш взгляд, являются результаты конкурса научных групп Российского научного фонда в Вашей области исследования?
2. Согласны ли Вы с утверждением, что число сильных научных групп в России больше, чем количество соответствующих грантов РНФ?
3. Насколько адекватной, на Ваш взгляд, является экспертиза научных проектов в РФФИ?
4. Знаете ли Вы сильных российских ученых, которые не имеют ни гранта РНФ, ни РФФИ?
5. Если ли в программе фундаментальных исследований президиума РАН направления, связанные с Вашей областью исследования? Если есть, то что Вы знаете о распределении средств по этой программе? Насколько прозрачно и адекватно происходит это распределение?

Вячеслав Вдовин, ведущий научный сотрудник Института прикладной физики РАН (ИПФ РАН), заместитель председателя профсоюза РАН:

1. Вполне адекватны. Особо с учетом неразумного соотношения числа заявок к числу победителей. Объем издержек сравнительно невелик.
2. Разумеется, это так.
3. Экспертиза, похоже, неплоха. Но эксперты были зажаты жесткой формой, а решения принимались не только на ее основании.
4. Конечно знаю. Очень сильным было скучно перелопачивать массу бюрократии ради копеечных грантов за участие, тем более победа в РНФ вообще столь стохастическая штука, наподобие лотереи, — лучше крупный международный или российский проект получить.
5. Разумеется, есть. Иначе я бы не получал свой базовый оклад сотрудника ИПФ РАН. И тут все предельно прозрачно. Это, по сути, базовый бюджет. Немного сложнее с меньшей частью нашего бюджета, конкурсной, — той, что из программ президиума и отделений. Это тоже представлено в программе фундаментальных исследований. Раньше, когда я был победнее и мой кусочек был в конкурсной части, но, как стал серьезно зарабатывать, законно и прозрачно, — выпал из этого дела. Да и реально это уже и делать нет сил, да и… не нужны эти копейки. Тут тоже все довольно прозрачно и понятно, где-то, как у молекулярных биологов, в рамках чистого и прозрачного конкурса, где то немного иначе, но в целом разумно, хотя и небесконфликтно. К примеру, вместе с моей частью, поддержку которой я нашел в другом месте, было «зарезана» и часть моего партнера из ИРЭ — ему пришлось труднее, и он в обиде и на руководителей программы и… на меня, что, фактически, лишил его дополнительной поддержки. Но это, на мой взгляд, опять неизбежные издержки любых конкурсов, которые проводят живые люди, и важно, чтобы удельный вес издержек не был довлеющим.

Михаил Фейгельман, заместитель директора Института теоретической физики им. Л.Д.Ландау РАН (ИТФ РАН), профессор МФТИ, научный руководитель проекта «Корпус экспертов»:

1. На первый взгляд, по физике результаты приличные. Детально я не изучал. Но обратило на себя внимание полное отсутствие победителей конкурса научных групп по физике из МФТИ, притом что четыре-пять сильных заявок точно было оттуда подано.
2. Сложный вопрос. Думаю, что ответ скорее «да», но для квалифицированного ответа требуется некоторое исследование — его провести несложно, если знать бы зачем?
3. По физике низких температур и твердого тела вполне прилично. остального не знаю.
4. Не припоминаю.
5. Есть. Не могу сказать, чтобы это происходило прозрачно, т.е. реального конкурса никто не проводит, но если по факту, то распределение скорее адекватно. Так тоже бывает, хотя и редко. То есть я бы предпочел, чтобы был формально обустроенный реальный конкурс, но я признаю, что в этом конкретном направлении физики его результат будет мало отличим от того, что и так сейчас есть.

Александр Васильев, заведующий кафедрой физики низких температур и сверхпроводимости физического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, профессор:

1. Я не считаю результаты конкурса адекватными. Экспертиза РНФ страдает от личных симпатий и антипатий экспертов. В настоящее время, по-видимому, оценка проекта сводится к сумме баллов, выставленных всеми экспертами, при этом иногда наблюдается очень большой разброс в оценках. Достаточно одного негативного отклика — и заявка даже сильной группы окажется отклоненной. Для ослабления субъективного фактора в оценке проекта я предлагаю использовать следующий подход: не учитывать крайние оценки, оставив только среднюю оценку. По моим представлениям, у победителей эта оценка будет близка к 80–90. Вторая оценка должна основываться на простом наукометрическом показателе. Индекс Хирша заявителя (руководителя проекта) должен коррелировать с числом лет, проведенным им в науке. Так, если заявитель работает в науке 25 лет, а его индекс Хирша 10, то он должен получить 40 баллов. Если же его индекс Хирша 50, то он получит 200 баллов и заведомо станет победителем. В анкете новых конкурсов следует указывать научный (научно-педагогический) стаж заявителя.
2. Нет, не согласен. Количество грантов РНФ достаточно для финансирования большинства сильных научных групп в России. Уменьшать размер гранта не следует. Следует повышать требования к победителям.
3. На мой взгляд, в РФФИ экспертиза научных проектов поставлена хорошо. Вместе с тем считаю полезным привлечение большего числа молодых ученых в состав экспертных советов РФФИ. Эти ученые должны удовлетворять сформулированному выше критерию соответствия числа лет, проведенных в науке, с индексом Хирша. При этом нижний порог числа Хирша 10–12 отвечает критерию, предъявляемому к претендентам на замещение должности доцента в ведущих зарубежных университетах. Порог по числу Хирша 18–20 отвечает уровню профессора. Эти значения относятся к физике, в других науках должны использоваться другие пороговые значения.
4. Я лично знаю исключительно сильных российских ученых мирового уровня, которые не получили гранта РНФ. Каждый такой случай должен был бы стать предметом отдельного разбирательства на совете РНФ.
5. Программа фундаментальных исследований президиума РАН мне неизвестна, поскольку я работаю в высшем учебном заведении и на наше учреждение эта программа не распространяется.

Петр Приходченко, Институт общей и неорганической химии им. Н.С. Курнакова РАН (ИОНХ РАН):

1. На мой взгляд, результаты конкурса научных групп РНФ в моей области исследования в целом назвать адекватными нельзя. Наряду с сильными научными группами финансирование получили и откровенно слабые в научном отношении коллективы, которые не имеют публикаций в высокорейтинговых журналах за последние пять лет. При этом заявки нескольких известных мне сильных групп не получили поддержки РНФ, причем имеется очень большой разброс в оценках экспертов: например, один известный мне проект, которому было отказано в поддержке, получил такие оценки: 13, 80 и 109. При таком разбросе возможны только два варианта: либо два из трех экспертов являются некомпетентными в данной области исследований и поэтому неадекватно высоко оценили очень плохой проект, либо один из трех экспертов заведомо несправедливо поставил низкую оценку с целью «зарубить» проект (я не верю, что оценку 13 можно поставить по ошибке). Оба варианта неприемлемы и говорят о том, что корпус экспертов РНФ формируется неадекватно. Насколько я знаю, бόльшая часть экспертов РНФ одновременно являются экспертами РФФИ, и я лично знаю ряд откровенно слабых научных работников, которые являются экспертами РНФ и РФИИ и при этом не имеют за последние пять лет ни одной публикации в журнале с высоким или хотя бы средним уровнем рейтинга. Кроме того, довольно часто экспертами РНФ или РФФИ выступают люди, занимающие административные должности, а это неприемлемо, потому что, например, руководитель института заинтересован в увеличении финансирования своих сотрудников, т.е. налицо конфликт интересов. Хорошим примером удачно проведенной экспертизы является конкурс мегагрантов, и я предполагаю, что успех этого проекта связан с привлечением международных экспертов. За рубежом работает значительное число наших соотечественников, которые готовы принять участие в экспертизе российских проектов, и они, как показывает практика, гораздо более объективны в своих оценках. А вообще неплохо было бы писать заявки и на английском языке — тогда можно будет привлекать экспертов независимо от того, знают ли они русский язык. Кстати говоря, недавно объявленный конкурс РНФ на финансирование международных научных групп предполагал написание заявки на русском и английском языках. Еще одним требованием должно стать обязательное публикование победивших заявок и ежегодных отчетов по ним. Когда организовывался Российский научный фонд, то его создание связывали с необходимостью повышения прозрачности экспертизы, а также с критикой РФФИ. Однако на сегодняшний день, если использовать вежливые формулировки, можно сказать, что РФФИ работает ничуть не хуже РНФ.
2. Да, согласен
3. Хороший анализ проблем, существующих в организации и проведении экспертизы проектов в РНФ, сделан профессором МГУ Галиной Цирлиной и опубликован в газете «Троицкий вариант». Ситуация в РФФИ, по-видимому, не лучше. Наверное, можно сказать, что экспертиза проектов РФФИ проводится примерно на том же уровне, что и в РНФ, во многом потому, что значительная часть экспертов РФФИ и РНФ – это одни и те же люди. И поэтому вопросы к формированию корпуса экспертов РФФИ и РНФ одни и те же. На мой взгляд, основным требованием к эксперту должна стать активная и на высоком профессиональном уровне научная деятельность в течение последних пяти лет. Как правило, это напрямую отражается в списке публикаций. На мой взгляд, в списке публикаций как экспертов, так и руководителей проектов должны учитываться только статьи, в которых ученый является первым автором или автором для переписки (corresponding author). Это позволит исключить из учета так называемые братские могилы, то есть статьи с большим количеством авторов, не имеющих непосредственного отношения к опубликованной работе. В качестве меры, которая позволяет привлечь к экспертизе высококлассных специалистов, которые по каким-то причинам не отвечают формальным критериям, является привлечение к экспертизе по рекомендации нескольких членов корпуса экспертов. Вообще критерии отбора экспертов хорошо отработаны в проекте «Корпус экспертов» в области физических наук, и эти критерии необходимо открыто обсуждать. Потому что, насколько я знаю, на данный момент реальный механизм попадания в список экспертов РФФИ или РНФ один – по знакомству.
4. Да, мне известно несколько таких ученых.
5. Я являюсь участником такой программы, поэтому критика этих программ с моей стороны будет неэтичной. Если бы я не был участником программы президиума РАН, то я задал бы ряд вопросов, которые касаются экспертизы проектов и распределения средств и по этим программам тоже. В общем-то это один и тот же вопрос: «А судьи кто?»

Игорь Чилингарян, ведущий научный сотрудник Государственного астрономического института имени П.К.Штернберга (ГАИШ МГУ), сотрудник Гарвард-Смитсонианского астрофизического центра:

1. Не являются адекватными. Большая часть малых научных групп осталась без денег, зато деньги разобрали администраторы от науки и чиновники — руководители лабораторий и выше.
2. Нет, не согласен. Сильных научных групп меньше.
3. Не вполне адекватной. Часто экспертиза пишется не по научной части проекта, а на основе аргументов из серии «ой, да я его знаю, мало ли что статьи в Nature — он уже в 10 лет в Америке сидит, а тут еще пытается кусок отхватить» или «это такие хорошие люди, как им можно не дать денег, даже если они написали полную ерунду?»
4. Знаю.
5. Абсолютно без понятия: мы в МГУ с РАН никак не связаны и в дележке академических денег не участвуем.

Михаил Ревнивцев, ведущий научный сотрудник ИКИ РАН, лауреат Премии президента для молодых ученых за 2008 год:

1. В нашей области — астрофизических исследованиях — результаты конкурса выглядят вполне адекватными.
2. С формулировкой «сильных», наверное, не согласен. Однако, как мне кажется, группы, которые занимаются разработкой и изготовлением высококлассной аппаратуры для исследований фактически не затронуты этими грантами РНФ. Не знаю, является ли это проблемой собственно РНФ или для поддержки таких работ необходим другой источник конкурсного финансирования.
3. Я не знаком с внутренней кухней всей экспертизы РНФ, поэтому не могу обоснованно ответить на этот вопрос.
4. Наверное, нет.
5. В программе фундаментальных исследований президиума РАН есть направление, покрывающее нашу область исследований.

Выделяемые по этому направлению средства очень незначительны. Как происходит распределение этих средств на уровне президиума РАН, я не знаю, мне знакомо только распределение этих средств внутри нашего института, и оно вполне адекватное и прозрачное.

Райгородский Андрей Михайлович, руководитель группы «Лаборатория комбинаторных и вероятностных методов» в «Яндексе», профессор кафедры математической статистики и случайных процессов механико-математического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, профессор кафедры «Анализ данных» факультета инноваций и высоких технологий МФТИ:

1. Я тут имею «конфликт интересов», т.к. подавал заявку на тот конкурс, где предполагалось давать до 5 млн небольшим группам, и грант не получил. Вероятно, это связано с тем, что у меня уже есть несколько других грантов. С учетом этого замечания скажу все-таки, что мне показалась выборка победителей конкурса РНФ несколько смещенной в сторону «больших начальников» (в научной силе которых я, впрочем, нисколько не сомневаюсь). Просто есть ряд молодых и активных команд, имеющих исключительно много публикаций в высокорейтинговых журналах (а этот пункт афишировался как очень важный в конкурсе) и не получивших грант, что очень странно. Также мне не понравилось, что в одной номинации оказались и чистые математики, и вычислители-информатики.
2. Пожалуй, да, если считать, что по п. 1) все, кому дали гранты, реально соответствовали заявленным ранее правилам конкурса. А наверное, так и есть! Те, кого я там знаю, — реально крупные ученые с сильными командами учеников.
3. Пожалуй, не все и не всегда гладко…
4. Ну вот у меня год назад защитил ученик докторскую, ему и 30 не было. Не дали ему РФФИ — и совершенно неясно почему!
5. С этим я еще не разбирался, честно говоря.

Георгий Базыкин, заведующий сектором молекулярной эволюции Института проблем передачи информации РАН (ИППИ РАН):

1. Отдельные решения удивляют, но большинство грантов было выдано довольно сильным научным группам. Жаль, что для экспертизы привлекали только русскоязычных экспертов. Поскольку высококачественной науки в России количественно мало, для некоторых заявок из-за этого было трудно найти компетентных экспертов без конфликта интересов. Нужно привлекать к экспертизе международное сообщество. Например, по общему числу цитирований статей, опубликованных в 2011 году, Россия находится между Финляндией и Норвегией (http://scimagojr.com/); уверен, что, и Финляндия, и Норвегия привлекают для экспертизы проектов в своих фондах не только внутренних экспертов.

Насколько я понимаю, в последующих конкурсах РНФ, по которым сейчас распределяются более крупные суммы, экспертиза уже международная. Это хорошо.

Есть вопросы к процедуре экспертизы. Эксперту приходилось заполнять анкету с многими не имеющими отношения к сути дела вопросами – и эта анкета потом, похоже, «за кадром» автоматически переводилась в число баллов за проект. Если эти баллы использовались затем напрямую для ранжирования проектов — это, конечно, чудовищно. Я большой сторонник формальных показателей, но, господа, нельзя же складывать баллы за уровень научных публикаций с баллами за преподавание; ученый, например, может не преподавать по самым разным причинам — это не должно АВТОМАТИЧЕСКИ приводить к снижению баллов за заявку. Подробнее об этом в верной статье Цирлиной в последнем «Троицком варианте».

2. Смотря какие научные группы считать сильными. Думаю, что таких заявок, которые не прошли в РНФ, но прошли бы в NSF или в NIH, не очень много. С другой стороны, 700 относительно небольших грантов на страну размером с Россию — это, конечно, катастрофически мало.
3. В моей области достаточно адекватной.
4. Пожалуй, нет.
5. Есть программа «Молекулярная и клеточная биология» президиума РАН; до последнего времени по ней средства распределялись прозрачно (хотя и, на мой взгляд, не всегда совсем справедливо).

Дмитрий Перекалин, старший научный сотрудник Института элементоорганических соединений им. А. Н. Несмеянова РАН (ИНЭОС РАН):

1. На 4– из 5. С одной стороны, среди победителей есть много действительно хороших групп, с другой — есть группы слабые, и мне известны сильные группы, не получившие поддержку. Откровенно слабых групп я, правда, не заметил. Как мне кажется, победа во многих случаях была обусловлена не экспертизой, а лоббированием. А возможности лоббирования есть как у сильных групп, так и у некоторых слабых. Вообще избежать лоббирования в такой ситуации достаточно сложно. Отчасти эту проблему решают формальные ограничения: ограничение снизу по количеству публикаций за последние пять лет в приличных журналах (это было введено), ограничение сверху по статусу руководителя проекта (например, не выше завлаба — это не было сделано).

А вообще цыплят по осени считают — надо смотреть, какие будут отчеты по грантам. Кстати, было бы неплохо выдавать хотя бы часть финансирования не за планируемые исследования, а за уже сделанные. Например, руководитель пишет отчет: вот что мы сделали за последние два-три года, вот наши публикации — дайте нам денег, и мы сможем продолжать на том же уровне или лучше. Оценка сделанной работы гораздо проще и точнее, чем оценка планов. Кроме того, это спасает от пустых обещаний в заявке на грант.

2. Разумеется, но не на порядок больше. По моим впечатлениям, раза в два-три.
3. Эта экспертиза одна из лучших России, но все равно заметно ангажирована. Экспертиза РФФИ, как я понимаю, хорошо отсеивает очень слабые проекты. Однако сильный проект может не получить поддержку из-за отсутствия необходимого лобби. Мне кажется, эту проблему можно было бы частично решить двумя мерами: 1) ограничить число грантов РФФИ на одну лабораторию (мне встречались авторефераты кандидатских диссертаций, выполненных при поддержке более чем восьми грантов РФФИ! — это за три года в одной лаборатории); 2) увеличить общее количество грантов. В этом случае, по крайней мере, можно будет гарантировать, что все сильные заявки получат финансирование. Кстати, безусловно приятно, что в последние годы РФФИ стали выкладывать текст экспертизы — это шаг вперед.
4. Это редкость — просто потому, что без финансирования работа любой группы будет постепенно ухудшаться и она перестанет быть сильной. Однако такие примеры известны. (Не думаю, что это нужно публиковать, но, в частности, наша лаборатория в течении 10 лет — с 2001-го по 2011-й — не получала ни одного гранта РФФИ. Несмотря на то что по количеству и качеству публикаций мы являемся одной из сильнейших групп института. Жили за счет иностранных грантов.)
5. Программы РАН по химии есть. Распределение финансов там происходит абсолютно закрыто – ни списков победителей, ни аннотаций проектов или отчетов не публикуется. Однако при этом распределение может быть весьма адекватным (мне известны такие примеры) — это в первую очередь зависит от отвечающего за программу академика.

Президиум РАН: «А судьи кто?»

Откуда же ученые могут получить дополнительное финансирование на свои исследования? Сведем все цифры воедино.

РНФ в рамках первого конкурса раздал грантов на 4 млрд руб, несколько миллиардов будет роздано в рамках второго конкурса (161 победившая заявка, каждая получит от 5 до 20 млн в год, но точной статистики пока нет). Бюджет же РФФИ на 2014 год составил порядка 9 млрд.

Помимо этих фондов в Российской академии наук существует программа фундаментальных исследований президиума РАН, на которую выделяется более 4 млрд руб.

Список направлений и ответственных за них академиков приведен на сайте РАН, интересно, что этот список на 2014 год по именам в точности совпадает со списком 2013 года. Ознакомиться с результатами исследований, выполненных в рамках этой программы, довольно проблематично: в разговоре с корреспондентом «Газеты.Ru» такую точку зрения высказывали многие ученые, в том числе и академики РАН, некоторые же исследователи и вовсе называли распределение средств по этой программе «мафиозным». Хотя, например, отвечая на вопрос корреспондента «Газеты.Ru», президент РАН Владимир Фортов заявил, что эта программа уже принесла конкретные результаты, и высказал мнение, что это финансирование надо увеличивать.

«Прелесть этой программы в том, что здесь приоритеты устанавливают сами ученые», — заявил Фортов.

Он привел в пример успех своих коллег-физиков, которым по этой программе удалось достичь рекордных давлений в 50 млрд атмосфер — показатель, который достигается в недрах Юпитера. По его словам, по этой программе, которую финансирует ФАНО, поддерживается проект «Радиоастрон», изучение черных дыр и аккреции.

«Одним из успехов стало создание красивой и элегантной теории так называемых волн-убийц, над которыми думают много ученых, безуспешно бьются американцы. Это элегантная красивая теория, которая до неприличия точно описывает эксперимент», — сказал Фортов корреспонденту «Газеты.Ru».

Эксперты «Газеты.Ru» не в полной мере разделяют оптимизм президента РАН по поводу того, как сами ученые устанавливают приоритеты в программе фундаментальных исследований президиума РАН.

«Распределение финансов там происходит абсолютно закрыто — ни списков победителей, ни аннотаций проектов или отчетов не публикуется. Однако при этом распределение может быть весьма адекватным (мне известны такие примеры) — это в первую очередь зависит от отвечающего за программу академика», — говорит Дмитрий Перекалин.

«Реального конкурса никто не проводит, но если по факту, то распределение скорее адекватно, — считает физик Михаил Фейгельман. — Так тоже бывает, хотя и редко. То есть я бы предпочел, чтобы был формально обустроенный реальный конкурс, но я признаю, что в этом конкретном направлении физики его результат будет мало отличим от того, что и так сейчас есть».

«Есть программа «Молекулярная и клеточная биология» президиума РАН — до последнего времени по ней средства распределялись прозрачно. Хотя и, на мой взгляд, не всегда совсем справедливо», — отмечает Георгий Базыкин.

«Я являюсь участником такой программы, поэтому критика этих программ с моей стороны будет неэтичной, — считает Петр Приходченко. — Если бы я не был участником программы президиума РАН, то я задал бы ряд вопросов, которые касаются экспертизы проектов и распределения средств и по этим программам тоже.

В общем-то это один и тот же вопрос: «А судьи кто?»

Ответственным за программу фундаментальных исследований РАН является академик РАН Геннадий Месяц. Выше упоминалось, что его заявка победила на конкурсе лабораторий РНФ. В этой связи весьма интересно, что в марте на второй конференции научных сотрудников глава РНФ Александр Хлунов, рассказывая о невозможности проводить одни и те же исследования на деньги из разных источников финансирования, приводил такой гипотетический пример:

«Источники финансирования — абсурд? Нет, это не абсурд. Вот сидит Геннадий Андреевич Месяц. Достаточно странно, если Геннадий Андреевич Месяц на протяжении пяти лет платил заработную плату лаборатории, которая в дальнейшем получила деньги РНФ на тот же проект. Кроме того, этот же проект получил точно такие же деньги в Российском фонде фундаментальных исследований, Национальной технологической базе и в Федеральной целевой программе по приоритетным направлениям».

Выводы

Распределение средств, выделяемых на науку через фонды и гранты, происходит не вполне объективно. Но проблемы здесь связаны даже не с произволом чиновников, а с представителями научного сообщества, внутри которого существуют установки распределять средства по знакомству или по личному отношению:

«Это такие хорошие люди, как им можно не дать денег?»

И это говорит о том, что с независимой экспертизой этим деньгам можно найти более адекватное применение.

Впрочем, нельзя сказать, что таких проблем нет и за рубежом.

«Комитеты экспертов в фондах, распределяющих ресурсы, в большинстве своем заполнены посредственностями, которые считают себя великими учеными», — это мнение Маргарет Геллер, одного из выдающихся астрофизиков современности.