Антибиотики перестали быть объектом интереса для фармацевтических компаний. Как сообщает газета The New York Times, с конца 1980-ых годов в мире не появилось ни одного принципиально нового класса этих лекарств. В промежутке между 2011 и 2013-ым годами Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США (Food and Drug Administration, FDA) одобрило к использованию лишь три молекулярных соединения, предназначенных для борьбы с инфекционными заболеваниями – это самый низкий показатель с 1940-ых годов

Игнорирование антибиотиков со стороны фарминдустрии вовсе не означает, что в борьбе с инфекционными заболеваниями произошел ощутимый прогресс. Напротив, проблема в мировом масштабе лишь усугубляется. ВОЗ предупреждает об опасности «эпохи после антибиотиков», когда бактерии станут невосприимчивы к лекарствам, а распространенные заболевания и травмы, весьма вероятно, все чаще будут становиться причиной смерти. Вопросом озаботились и богатейшие люди планеты: в опросе, проведенном Всемирным экономическим форумом, распространение бактерий, выработавших резистентность к антибиотикам, названо одной из главных угроз современности. Каждый год из обращения выводятся все новые антибиотики, причинами чего становятся либо проявившаяся невосприимчивость к ним бактерий, либо появление новых, более щадящих, лекарств. По данным на конец прошлого года, в фармацевтическом арсенале для борьбы с инфекциями, вызываемыми бактериями, осталось 96 разных молекул – на 17 меньше, чем было на стыке XX и XXI веков.

Акцент «большой фармы» и биотехнологических компаний отчетливо сместился в сторону персонализированной медицины и так называемых орфанных заболеваний, которые затрагивают совсем небольшую часть популяции. По шутливому замечанию из одного из ученых-собеседников The New York Times, «орфанные заболевания сейчас исследует больше людей, чем страдает этими болезнями». 70% лекарств, одобренных FDA в прошлом году медикаментов, были специальными, предназначенными для популяции менее чем в 1% населения.

Причины такого перекоса очевидны. Разработка антибиотика экономически менее выгодна, чем, скажем, лекарства от рака. Если антибиотик рассчитан на прием курсом, в течение ограниченного времени, то препарат от рака, весьма вероятно, пациенту придется принимать всю жизнь. К тому же, прописывая антибиотики, медики держат в голове необходимость противостоять выработке резистентности к этому препарату у бактерий. Антибиотики, по мнению другого исследователя, проинтервьюированного изданием, являются провозвестником глубинных изменений, которые ждут фармацевтику: вслед за антибиотиками разработчики лекарств могут утратить интерес к препаратам от ВИЧ/СПИДа и нейродегенеративных заболеваний, в частности, болезни Альцгеймера.

Ситуация с антибиотиками – хорошая иллюстрация общего состояния дел в биомедицинских исследованиях и их финансировании. В науке о живом давно уже не было кардинальных прикладных прорывов, способных трансформироваться в новые эффективные лекарства и, следовательно, заинтересовать венчурный капитал, рассказал в интервью sk.ru директор Фонда «Сколково» по взаимодействию с корпоративными фондами, кандидат медицинских наук Эдуард Каналош. Его деятельность на протяжении многих лет была связана с оценкой эффективности инвестиций в биотехнологические компании.

Антибиотики действительно обречены, как о том пишет американская газета?

Начну издалека. В медицине и, шире, в науках о жизни уже довольно давно не было прорывов, которые могли бы иметь серьезное практическое преломление. XX век избаловал нас такими прорывами в медицине – одно открытие сменяло другое. Появление антибиотиков, инсулина и других лекарств от главных болезней человечества, массовая вакцинация, открытие групп крови и ДНК, пересадка органов, «дети из пробирки», технические достижения, позволившие врачу «увидеть» болезнь (рентген, УЗИ, томограф и т.д.) Казалось, что отныне так будет всегда. Но нет. В последние десятилетия в прорывах, двигающих науку вперед, наступило затишье.

Обнаружение пенициллина имело огромную практическую пользу. Это событие из серии больших прорывов, наряду с изобретением колеса, «приручением» огня, полетом в космос и созданием интернета. Еще в начале двадцатого века инфекции являлись главной причиной смертности в мире — треть людей умирала именно от них. Основным «убийцей» человечества была пневмония. За ней шли туберкулез, диарея и энтерит. За ними располагались заболевания сердца, которые в общей структуре смертности составляли не более 8%. Именно благодаря появлению антибиотиков инфекции перестали быть основной проблемой здравоохранения, резко (в 20 раз!) снизилась детская смертность, в разы выросла средняя продолжительность жизни и т.д. Знаете, на каком месте сейчас стоят инфекции как причина смерти человека? На восьмом — после сердечнососудистых заболеваний, рака, неинфекционных заболеваний дыхательных путей, несчастных случаев, болезни Альцгеймера, диабета и нефропатии. В результате самоубийств сегодня умирает приблизительно столько же людей, как и от инфекций.

Такой успех антибиотиков стал в какой-то мере «выключателем» для дальнейших исследований в области лечения инфекций. Если СПИД и грипп продолжают быть предметом интереса ученых, то бактериальные инфекции (а именно против них эффективны антибиотики) отошли для исследователей на задний план. Каждое новое вещество в этой области несет с собой лишь небольшие, неочевидные улучшения по сравнению с уже существующими лекарствами. Здесь уместна аналогия с мобильными телефонами: создание первого из них было настоящим прорывом. Но дальнейшие успехи не столь очевидны: чем, например, отличается модель нынешнего года от той, что была выпущена пару лет назад? Принципиально ничем, разве что появились некоторые необязательные функции. В результате, создание нового антибиотика находит все меньше инвесторов, а его внедрение на рынок приносит все меньше прибыли. Проблемы, конечно остались. Это растущая резистентность бактерий (в некоторых штаммах до 20% микроорганизмов нечувствительны к антибиотикам), необходимость бактериологического исследования перед назначением лекарства, неэффективность коротких курсов лечения. Если пофантазировать и представить, что где-то создали лекарство, которое за сутки может вылечить любую инфекцию без необходимости ее бактериологического диагностирования, без побочных эффектов и без выработки резистентности, то, убежден, даже в сложившейся ситуации разработчики такого антибиотика получат «все деньги мира».

Ну а пока в ситуации, когда существующие антибиотики, все же, в подавляющем числе случаев эффективны и успешно решают задачу лечения бактериальных инфекций, инвесторы и исследователи ищут иные ниши для приложения своих сил. Конечно, логика подсказывает, что усилия медицинской науки должны сосредоточиться на сегодняшних «главных убийцах» человечества — сердечнососудистых заболеваниях и раке, но в виду отсутствия в этих областях уже на протяжении десятков лет реальных прорывов «горячими» темами становятся медицинский софт, препараты для улучшения качества жизни, орфанные лекарства (т.е. лекарства против болезней, которыми болеют не более 200 тысяч человек). С экономической точки зрения создавать лекарство для тысячи человек нецелесообразно, поэтому FDA поддерживает разработчиков, максимально упрощая процедуру вывода на рынок таких препаратов. И сама лазейка приводит к тому, что производители начинают подгонять другие лекарства под категорию орфанных.

Как вяжется с вашими словами об отсутствии серьезных прорывов в науках о жизни расшифровка генома человека – огромное научное достижение?

Действительно, после расшифровки генома человека в 2003 году, что несомненно является научным прорывом, казалось: вот-вот начнут появляться новые эффективные лекарства, способные произвести революцию в медицине. Но время шло, а результат этого достижения оставался главным образом научным. Таковым он является и по сей день. Научный прорыв пока не превратился в прорыв медицинский.

Причина вот в чем. Образно говоря, ученым удалось расшифровать азбуку, но связи между открытыми нами «буквами» и словами мы пока не увидели, не говоря уже о том, чтобы научиться складывать из букв слова. В практическом смысле это означает, что генетикам не удалось связать с конкретными участкам ДНК ни большинство белков, ни симптомы заболевания, ни тем более само заболевание. Более того, если бы сегодня такие причинно-следственные связи были установлены, это все равно не привело бы сразу к созданию новых лекарств — мы все еще не знаем, как модифицировать «ущербные» гены живого человека. В распоряжении ученых оказалась лишь базовая платформа, отталкиваясь от которой можно двигаться дальше – в сторону практического применения знаний о геноме человека.

Возникла парадоксальная вещь. Мы можем расшифровать геном любого человека, и сделать во много раз дешевле, чем стоил первый геном. Его расшифровка стоила 3 миллиарда долларов прямых затрат и более 50 миллиардов долларов, если включить непрямые затраты и потери. Сейчас стоимость полной расшифровки генома конкретного человека измеряется тысячами долларов, а в последнее время звучат даже прогнозы, что она упадет до нескольких сотен долларов. Но какой в этом практический смысл сегодня? Что мы получим в результате этого анализа? Генетические буквы, которые удастся прочесть, будут отделены от смысла.

Если вы посмотрите на перечень заболеваний, которые предлагают диагностировать многочисленные компании по расшифровке генома, окажется, что эти болезни явно не относятся к категории самых распространенных. Речь идет об экзотике, а не основных убийцах человечества. Более того, часто оказывается, что генетические признаки заболевания относятся не к заболеванию как таковому, а к какому-то его редкому варианту. И маркеры эти отнюдь не ставят диагноз, они лишь говорят о росте вероятности заболеть. Что дают врачу и пациенту результаты расшифровки, демонстрирующие, что вероятность некоего заболевания в ближайшие полвека в данном конкретном случае возрастает с 21 до 28 процентов? Что с этим делать? Особенно в условиях отсутствия лекарств, которые бы базировались на геномике, т.е. на наших знаниях генома человека. Практической пользы здесь очевидно мало. В результате «выхлоп» небольшой.

В голову приходит лишь одна область, где медицинская генетика уже сейчас однозначно доказывает свою эффективность. Это судебная медицина. Генетика позволят сравнить образцы ткани, определить, кому принадлежат биообразцы, установить отцовство и так далее.

Означает ли это, что ученые, исследующие геном человека с медицинскими целями, работают напрасно? Нет, нисколько. Нам нужно накапливать знания. Чем больше текстов мы сопоставим с азбукой, тем скорее сумеем создать печатный станок, который начнет печатать тексты. Может быть, в какой-то момент появится корректор, который сможет что-то там подправить в структуре текста, чтобы человек стал здоровее. До этого пока очень далеко, но если не копить знания, мы никогда и не сумеем этого достичь. Впереди еще очень много фундаментальных научных исследований.

Возвращаясь к разговору про антибиотики. Всемирная организация здравоохранения недавно предложила создать межгосударственную структуру, которая бы содействовала смене модели разработки антибиотиков. При создании нового лекарства приоритет должен быть отдан не экономическим интересам фармкомпании, а запросам общества. Есть ли у подобной инициативы шансы на успех?

На национальном уровне такие механизмы уже работают. Например, в США основным органом, финансирующим фундаментальные и ранние прикладные исследования в области биомедицины, являются государственные Национальные институты здоровья (National Institutes of Health, NIH). Понятно, что в ситуации, когда нет явных научных прорывов, способных заинтересовать инвестора, обеспечить планомерный процесс накопления знания должно общество в лице государства. Это правило распространяется не только на науки о жизни. Кто из инвесторов, например, профинансирует исследования квазаров? Очевидного практического смысла в их изучении не прослеживается, но с точки зрения астрономии, фундаментальной науки, этим нужно заниматься.

Если ВОЗ предлагает объединить реализуемые в разных странах проекты по исследованию резистентности антибиотиков в один координирующий центр, то это осуществимо, но, на мой взгляд, неправильно. Когда вы не знаете, куда идти, где будет следующий прорыв, координация вредна. Лучше двигаться в разных направлениях, где-нибудь с большой долей вероятности да «выстрелит».