В 2014 году исследователи из Уорикского университета в Англии объявили об обнаружении прочной связи между мутациями гена, связываемого со счастьем человека, и хорошим самочувствием. Он называется 5-HTTLPR и влияет на то, как наше тело перерабатывает нейротрансмиттер серотонин, помогающий управлять нашим настроением, сексуальным влечением и аппетитом. В исследовании изучался вопрос того, почему некоторые нации, в особенности, Дания, постоянно попадают в верхние строки чартов по счастью, и не может ли существовать связи между нацией и генетическим кодом её людей. Конечно же, было обнаружено, что у обладателей датской ДНК есть генетическое преимущество в вопросе самочувствия. Иначе говоря, чем больше гены человека походят на датские, тем больше вероятность того, что он будет счастлив.

Это интригующее исследование – не единственный пример влияния генов, отвечающих за хорошее самочувствие. Одна из работ утверждает, что люди генетически предрасположены к некоему базовому уровню на шкале счастья – уровню удовлетворённости жизнью, к которому наше сознание возвращается в отсутствии недавних побед или разочарований. Порядка 50% факторов, влияющих на этот уровень, определяется генетически. Возможно, датчанам повезло обладать генами, определяющими высокое положение этого уровня.

Неврологи также изучают ген, влияющий на повышенное содержание в мозгу анандамида, отвечающего за состояние спокойствия. Те люди, у кого генетически уменьшена выработка белка, усваивающего анандамид, менее склонны к тому, чтобы влачить тяжёлое существование. В 2015 году Ричард Фридман [Richard A. Friedman], профессор клинической психиатрии из Медицинского колледжа им. Вейла Корнелла жаловался в New York Times, «что мы все живём со случайным и несправедливым ассортиментом генетических вариаций, делающих нас более или менее удовлетворёнными, тревожными, депрессивными или склонными к наркотикам. Что нам нужно – так это лекарство для повышения уровня анандамида, молекулы блаженства, для тех, кому не повезло генетически. Оставайтесь с нами».

Некоторые учёные уже настроились на будущее. Джеймс Хьюс [James J. Hughes], социолог, писатель и футурист из Хартфордского Тринити-колледжа уже видит не столь отдалённое будущее, в котором мы распутаем генетические предрасположенности к ключевым нейротрансмиттерам вроде серотонина, допамина и окситоцина, и сможем управлять генами счастья — 5-HTTLPR или чем-то подобным – при помощи нанотехнологий, объединяющих робототехнику и фармакологию. «Настроенеботы», будучи проглоченными, проследуют к определённым областям мозга, включат гены и подрегулируют наш базовый уровень счастья. «С увеличением точности нанотехнологии мы сможем влиять на настроение у людей»,– говорит Хьюс, работающий исполнительным директором Института этики и новых технологий. Также он стал автором книги «Гражданин киборг: почему демократичные общества должны отреагировать на обновлённого человека будущего» от 2004 года [Citizen Cyborg: Why Democratic Societies Must Respond to the Redesigned Human of the Future].

Можно было бы решить, что обновлённый человек будущего сможет просто съесть таблетку и жить счастливо. Но изучающие счастье психологи, социологи и неврологи торопиться с этим не рекомендуют. То, что учёные раскопали некую биологию, лежащую в основе этого сложно описываемого словами состояния, и уже прокладывают путь к созданию стимулирующего лекарства, не гарантирует нашим правнукам счастливую и довольную жизнь. Человеческая природа – это не только биология. Поколения исследований счастья чётко показывают нам, что необходимо для долгой и удовлетворительной жизни.

Аморфный термин «счастье» давно уже мешает людям, изучающим предмет. Чтобы измерить счастье и сопутствующие семантические проблемы, многие физиологи используют измерение под названием «субъективное благополучие». Она основана на том, как сами люди сообщают исследователям о том, насколько они счастливы. Эд Диенер [Ed Diener], психолог Вирджинского университета, получивший прозвище «доктор Счастье», первым разработал этот подход в 1980-х. Сегодня Диенер служит старшим учёным в институте Гэллапа, обеспечивающим опросы, используемые в построении списков счастья, большинству организаций, заказывающих такие списки.

В последние годы всё больше исследователей признают, что это не такой уж хороший подход, и ему требуется улучшение. То, что мы на самом деле подразумеваем, сообщая исследователю из Гэллапа, что мы «счастливы», очень сильно варьируется. Подросток или молодой человек, отвечая на вопрос о счастье, будет иметь в виду планы на выходные, количество денег в кармане, и то, как к нему относились сверстники во время обеда. Человек постарше, с детьми, будет описывать более широкую картину, даже несмотря на проблемы со спиной, отсутствие няни на выходных и намеченный визит к врачу для колоноскопии.

За последние лет десять всё больше исследователей начали менять подход к счастью и делить его на две категории: гедоническое счастье (то самое состояние эйфории) и эудамоническое счастье. Аристотель 2300 лет назад писал о последнем: «Счастье – это значение и смысл жизни, цель в конце человеческого существования». Этот тип счастья определяет хорошую жизнь, время, проведённое с пользой. Медицина вскоре сможет обеспечить отсутствие страха, или присутствие ощущения благополучия, но создать второй тип счастья ей будет гораздо сложнее.

Дэниел Гилберт из Гарварда, психолог и автор бестселлера «Спотыкаясь о счастье» [Stumbling On Happiness], предполагает, что люди уже обладают возможностью поднять свое гедонистическое счастье без всяких наноботов. Гилберт всю жизнь изучал то, как мы убеждаем себя принять внешние условия и вернуться к гедонистическому равновесию, вне зависимости от обстоятельств.

В 2004 году на докладе Гилберт продемонстрировал это при помощи двух изображений. На левом человек держит большой лотерейный чек. Он только что выиграл $314,9 миллионов. На правой другой человек, практически того же возраста, в инвалидной коляске, отталкивается от рампы. «Представьте себе два разных варианта будущего, подумайте над ними, и скажите, какое из них вы предпочтёте»,– говорил аудитории Гилберт. Он рассказал, что существуют данные по поводу счастья победителей лотереи и инвалидов. Оказывается, что через год после потери ног или выигрыша в лотерею, победители лотереи чувствуют себя не намного счастливее инвалидов.

Причина, по которой люди не верят в то, что обе группы могут быть одинаково счастливы, заключается в контринтуитивном феномене, который Гилберт назвал «сдвигом влияния», склонностью переоценивать гедоническое влияние будущих событий. Эта склонность видна при выигрыше или проигрыше в выборах, приобретении или потере романтического партнёра, получении или неполучении продвижения по службе, сдаче или не сдаче экзамена. Влияние всех этих событий не такое сильное, интенсивное и продолжительное, как кажется людям.

Всё дело в возвращении счастья к базовому уровню. Но должно же что-то влиять на счастье? Гилберт говорит, что «большая часть счастья обусловлена долго развивавшимися вещами. Ставлю что угодно, что в 2045 году люди будут счастливы видеть процветание своих детей, есть шоколад, чувствовать себя любимыми, сытыми и в безопасности».

Это «скрепы счастья», продолжает он. «Чтобы только задуматься о возможности их изменения, необходимо будет пережить эволюционные сдвиги. Этот вопрос можно было бы задать несколько лет назад, 300 лет назад, 2000 лет назад. И всегда было бы верно сказать „Ты самое социальное животное на Земле, так развивай социальные взаимоотношения, это одна из форм счастья“. Этот ответ настолько очевиден, что большинство его отвергает.

»Нет вообще никакого секрета по поводу тех вещей, что делают людей счастливыми,– говорит Гилберт. – Но если перечислить их, люди говорят, ‹Ну да, это же самое мне говорил мой раввин, бабушка, знакомый философ. А в чём секрет-то?› Но никакого секрета нет. Они правы".

Возможно, самым сильным доказательством важности взаимоотношений служит исследование группы людей, у которых в настоящее время уже есть внуки. Информация хранится в комнате в пригороде Бостона, в которой рядами стоят шкафы, хранящие подробности одного из самых подробных и долгих исследований по развитию здоровых мужчин: «гарвардское исследование развития взрослых», ранее известное, как «исследование Гранта по социальной приспособляемости» [Harvard Study of Adult Development / Grant Study in Social Adjustments].

В 1938 году исследователи начали проводить тесты и интервью с избранными студентами мужских классов Гарварда выпуска 1939, 1940 и 1941 годов. Избраны люди были не из-за ожидающих их проблем, но из-за многообещающего будущего. В группу в числе прочих входили Джон Кеннеди и Бен Брэдли, руководивший Washington Post во время Уотергейтского скандала. Изначально планировалось изучать людей, предрасположенных к успеху, в течение 15–20 лет. Сегодня, спустя 75 лет, исследование всё ещё продолжается. 30 из 268 человек пока живы.

В 1967 году данные объединили с исследованием Глюэка [Glueck Study], схожей попыткой изучения 456 бедных белых детей без умственных отклонений, росших в Бостоне в 1940-х. Из них пока живы 80 человек, при этом умершие жили в среднем на девять лет меньше, чем группа из Гарварда.

В 2009 году бывший директор исследования Джордж Ваиллант, дольше всех руководивший им, рассказывал журналисту, что он посчитал самым интересным открытием, сделанным с начала исследования. «Все, что имеет значение в жизни, это ваши связи с другими людьми»,– сказал он.

После выхода этой статьи Ваилланта атаковали скептики со всего мира. В ответ он написал «Декатлон процветания», включавший список из 10 достижений в возрасте от 60 до 80 лет, которые можно рассматривать, как успех. Они включали доход из верхней четверти списка исследуемых, упоминание в альманахе «Кто есть кто в Америке», отсутствие психологических проблем, удовольствие от работы, любовь, хорошее физическое и умственное здоровье, социальная поддержка не только от жены и детей, хороший брак и хорошие отношения с детьми.

Оказалось, что высокие достижения в одной из указанных позиций сильно коррелировали с остальными. Но из всех изученных факторов только четыре сильно коррелировали с успехом по всем статьям – и все они были связаны с взаимоотношениями с другими людьми. Он снова доказал, что успех в жизни мужчин определяется возможностью заводить близкие отношения.

Но Ваиллант, подробно описавший свои открытия в книге от 2012 года «Триумфы опыта» [Triumphs of Experience], возражает против термина «счастье». «Самое важное в счастье – это избавиться от употребления этого слова,– говорит он. – Смысл в том, что большая часть счастья – это простой гедонизм, и сегодня я чувствую себя хорошо, съев биг-мак или удачно сходив в туалет. И это мало связано с чувством благополучия. Секрет благополучия – переживание позитивных эмоций». А секрет этого может прозвучать банально. Но с фактами не поспоришь. Всё дело в любви.

«В 1960-х или 70-х меня бы высмеяли за такие предположения,– говорит Ваиллант. – Но вот я нашёл чёткие данные, подтверждающие, что ваши взаимоотношения – самая важная вещь в вашем благополучии. Мне было приятно найти подтверждение такой сентиментальной вещи, как любовь».

Роберт Уолдингер [Robert Waldinger], психиатр и профессор Гарвардской медицинской школы, нынешний директор исследования, отмечает, что с хорошими взаимоотношениями связаны не только материальный успех и психологические ощущения. Рядом с ними стоит и физическое здоровье.

«Главный вывод из всего этого таков, что качество взаимоотношений между людьми гораздо важнее, чем мы думали – не только для эмоционального благополучия, но и для физического»,– говорит он. Если вам сейчас 50 лет, то ваше физическое состояние через 30 лет лучше предскажет счастье в браке, чем уровень холестерина. «Близкие взаимоотношения и социальные связи обеспечивают ваше счастье и здоровье. Такой вот вывод. Люди, сосредоточившиеся на успехах, или забросившие взаимоотношения, были менее счастливы. По сути, люди заточены на личные связи».

Сильные личные связи не только улучшают здоровье, но и влияют на строение мозга. Люди, чувствующие социальную изоляцию, раньше заболевают, их мозг раньше разрушается, память у них хуже, говорит Уолдингер. При помощи сканирования мозга он с командой нашли, что у более удовлетворённых жизнью людей больше связей в мозгу. Их мозг работал сильнее при рассматривании изображений, чем у менее удовлетворённых людей.

«Люди с большим количеством связей были счастливее,– говорит Уолдингер. – Они могли растить детей, разбивать сад, управлять корпорацией. Если вам что-то нравится, имеет для вас значение, а особенно если вы делаете это совместно с другими людьми – именно это вас и радует».

Даже Николас Христакис, социолог из Йельского университета, работавший над исследованием близнецов, продемонстрировавшим, что 33% разницы в удовлетворении жизнью можно приписать гену 5-HTTLPR, соглашается, что социальные связи – ключевой компонент счастья. «Я не верю, что технологии повлияют на то, что я считаю основами человеческой натуры,– говорит он. – Не думаю, что развитие технологий или футуристические штучки смогут фундаментально изменить наши возможности быть счастливыми».

Христакис, изучавший социальные сети, говорит, что влияние генов типа 5-HTTLPR на счастье не такое прямое, как у простого субъективного ощущения благополучия (хотя оно может быть частью последнего). Он считает, что ключом может быть их влияние на наше поведение – и на наши взаимоотношение. «Дело не в том, что делают гены внутри тела и как они меняют нашу нейрофизиологию, а в том, что они делают вне нашего тела, как они влияют на количество друзей, или на выбор счастливых или несчастных людей в друзья, что тоже влияет на счастье,– говорит Христакис. – Даже если ваши гены обеспечивают предрасположенность в выборе счастливых друзей, недостаток последних сделает вас несчастным».

Поколения исследований счастья, утверждающие важность личных взаимоотношений, переносят нас в эпицентр неожиданно современного спора. Мы живём во всё более сетевом обществе, и количество людей в соцсетях, времени, проводимом нами в онлайне, всё время растёт. Ваиллант не колеблется в оценке того, что с нами делает наше время в онлайне.

«Технологии сдвигают нас по направлению к коре мозга, и дальше от сердца,– говорит он. – Мир существует не благодаря технологиям. Не благодаря постоянному улучшению айфонов. У меня есть модный новый телефон, который я просто ненавижу. Технология лишь отвлекает нас обратно в наши головы, и моей дочке кажется, что гораздо круче отправить кому-либо сообщение, чем поговорить с ним по телефону. Счастью в 2050 году это не предвещает ничего хорошего».

Страхи антиутопического мира, где за ужином все отправляют сообщения и боятся смотреть в глаза друг другу, возможно лучше всего были разложены по полочкам профессором Шерри Тёркл [Sherry Turkle], изучающей социальное влияние науки и технологии в Массачусетском технологическом институте. Она изучает парадокс того, как технология всё теснее связывает нас и делает нас всё более одинокими в книге 2011 года «Вместе поодиночке: почему мы ожидаем больше от технологий и меньше друг от друга» [Alone Together: Why We Expect More from Technology and Less from Each Other].

«Людские взаимоотношения сложны, запутаны и требовательны,– говорила она, выступая в 2012 году на TED. – И мы очищаем их при помощи технологий. Но в результате может получиться, что мы жертвуем диалогом в пользу простой связи. Мы обманываем себя. И со временем забываем об этом, или это просто перестаёт нас волновать».

Одно из самых ранних исследований интернета и технологий поддержало идею о том, что сетевая эпоха ведёт нас к грустному и одинокому будущему. В революционном исследовании 1998 года Роберт Краут [Robert E. Kraut], исследователь из Университета Карнеги-Меллон собирал семьи, где есть дети-старшеклассники, выдавал им компьютеры и доступ в интернет, и отслеживал их использование. Чем больше испытуемые пользовались интернетом, тем сильнее увеличивалась их депрессия, и тем меньше становились их социальная поддержка и психологическое благополучие.

С тех пор проводилось несколько других негативных исследований. Одно обильно цитируемое исследование от 2012 года, проведённое учёными из Университета долины Юты при помощи 425 студентов, обнаружило, что чем больше те использовали Facebook, тем сильнее им казалось, что другие люди счастливее и живут лучше. Исследователи назвали работу «Они счастливее и живут лучше, чем я: влияние использование Facebook на восприятие жизни других людей».

Даже в Ватикане выражали обеспокоенность. В 2011 году папа Бенедикт XVI в одном из посланий сказал, что «виртуальный контакт не может и не должен занимать место прямого контакта людей».

Но в последнее время начал появляться более тонкий консенсус – предполагающий, что технология не так уж плохо влияет на взаимоотношения. Краут описывает, что его работа от 1998 года может рассказать нам про день сегодняшний. Он говорит, что её проблема в том, что в то время в интернете было меньше людей. Участники эксперимента были вынуждены общаться с неизвестными им людьми – Краут называл это «слабыми связями». «Мы поняли, что по необходимости им приходилось общаться с незнакомцами,– говорит он. – Но это было давно. Сейчас все, кого вы знаете, есть в онлайне».

В более позднем исследовании Краута обнаружилось, что сегодня большинство людей в онлайне общается с теми, с кем у них уже есть сильные связи. Он говорит, что в этих случаях результаты ясны: онлайн-связи уменьшают депрессию, чувство одиночества, и увеличивают уровень ощущаемой социальной поддержки.

Это происходит благодаря улучшению оффлайновых взаимоотношений. Отношения в онлайне, как и в оффлайне, удовлетворяют нас больше, если происходят с людьми, с которыми у нас есть сильная связь. Отношения с незнакомцами значат гораздо меньше. Но большинство из нас использует технологии для общения с уже знакомыми нам людьми. И это помогает усилению взаимоотношений. «Онлайн-общение так же положительно влияет на нас, как влияло бы и оффлайн-общение со знакомыми»,– говорит Краут.

Кит Хэмптон [Keith Hampton], адъюнкт-профессор по связям и государственной политике из Ратгерского университета, провёл много исследований вместе с центром Pew Research Center, измеряя влияние интернета на взаимоотношения, демократию и социальную поддержку. Он утверждает, что неправильно делить общение на онлайновое и оффлайновое. Исследования убедили его, что соцсети и интернет сближают людей. «Не думаю, что люди переезжают в онлайн, просто люди добавляют цифровое общение к уже существующим»,– говорит он.

На самом деле, его исследования показывают, что чем больше способов используют люди для общения, тем сильнее их взаимоотношения. Люди, которые общаются не только по телефону, но и лично, и пишут друг другу письма, общаясь посредством 4–5 различных каналов связи, обладают более сильными взаимоотношениями, чем те, кто использует меньше этих каналов.

Facebook меняет основы взаимоотношений такими способами, которые были потеряны из-за начала индустриальной революции. Тогда люди начали уезжать из своих деревень в города в поисках новых возможностей, и потеряли контакт с людьми, вместе с которыми росли. «Благодаря соцсетям такие отношения остаются постоянными,– говорит он. – Теперь в течение жизни мы можем поддерживать связи с людьми, которых не было раньше».

Конечно, одного фейсбука и технологий, по мнению Хэмптона, недостаточно для изгнания чувства одиночества. Но вместе с другими типами общения они могут усилить существующие отношения, расширить их круг и поддерживать связи. Технология преодолевает ограничения времени и расстояний, неодолимые ранее. Вместо открыток на Рождество мы получаем постоянный поток информации. Мы можем разделить радости и горести. Мы менее изолированы.

Хэмптон в курсе предположений Тёркл и остальных по поводу того, что технологии атомизируют общество и убивают традиционные связи. Он решил проверить и этот вопрос. В статье от 2014 года в журнале Urban Studies он сообщил, что они с коллегами изучил видеоматериалы, снятые в общественных местах за последние 30 лет. Они изучили и описали поведение и характеристики 143 593 людей. Они анализировали, действительно ли мы являемся «одинокими в толпе».

Хэмптон обнаружил обратный эффект. В одних и тех же общественных местах наблюдается увеличение количества людей, взаимодействующих крупными группами. Несмотря на распространённость мобильников, частота их использования в общественных местах довольно небольшая, особенно при совместном времяпрепровождении. Он писал, что мобильные телефоны «чаще всего встречались в тех местах, где люди просто гуляли бы одни. Это позволяет предположить, что использование мобильного телефона в качестве инструмента общения связано с уменьшением общественной изоляции, хотя оно же связано с тем, что люди чаще и дольше задерживаются в общественных местах».

Для Эми Залман [Amy Zalman], президента и директора World Future Society, это неудивительно. Она проводит дни за организацией конференций, проведением исследований и общением с людьми, пытающимися предсказать развитие общества на ближайшие десятки лет. Она считает, что технологические инструменты, помогающие развитию взаимоотношению, будут эволюционировать непредсказуемыми способами. Но человеческой природы, по её мнению, им не поменять. Человеческие взаимоотношения всегда нуждались в посредниках – даже язык можно рассматривать как инструмент того же порядка, что и соцсети или телефоны. Просто последние мы больше замечаем. Но и это изменится. «Технология будет всё сильнее сближаться, станет более инвазивной. Мы будем носить её, мы будем встраивать её в тело, и затем она исчезнет, и мы перестанём обращать на неё внимание»,– говорит Залман.

Некоторые футуристы считают, что мы подключимся к матрице и будем общаться через групповой разум. Или нас ждут персональные аватары, напоминающие нас роботы, управляемые дистанционно. Может быть, наши мозги будут закачаны в компьютеры. Но что бы ни случилось, истинность счастья останется той же, что была во времена Аристотеля. Никому не вредно выйти погулять, заводить друзей, заниматься любовью, влиять на сообщество. Счастье всегда было заключено во взаимоотношениях с другими людьми.