Эра постфутуризма началась 110 лет назад. Тогда, в 1909, Филиппо Маринетти опубликовал манифест футуризма, провозглашавший культ будущего и разрушение прошлого, стремление к скорости и бесстрашию, отрицание пассивности и страхов. Мы решили запустить следующий виток и поболтали с несколькими хорошими людьми о том, каким им видится 2120 год.

Disclaimer. Дорогой друг, будь готов. Это будет длинный пост с большой концентрацией футуристических деталей, кажущихся безумными профессий и мыслями про будущее, которое мы заслужили.

Давайте знакомиться

Таким составом мы могли бы захватить мир или украсть Рождество, но вместо этого делимся текстом.

Андрей Себрант – директор по стратегическому маркетингу в Яндексе, автор подкаста «Трёп Себранта», автор канала TechSparks. Один из первых деятелей рунета, а Вики не может врать. Помимо всего прочего, Андрей – кандидат физико-математических наук, профессор ВШЭ и лауреат премии Ленинского комсомола в области науки и техники (1985).

Андрей Коняев – издатель научно-популярного интернет-издания N+1, основатель сообществ «Лентач» и «Образовач». В свободное от издательства и сообществ время Андрей является кандидатом физико-математических наук и преподаёт на мехмате МГУ. И ещё успевает быть ведущим подкаста KuJi Podcast.

Иван Ямщиков – евангелист искусственного интеллекта в ABBYY. Получил PhD по прикладной математике в Бранденбургском Технологическом университете (Котбус, Германия). Сейчас – научный сотрудник Института Макса Планка (Лейпциг, Германия). Иван исследует новые принципы работы искусственного интеллекта, которые могли бы помочь понять, как работает наш мозг, а ещё ведёт подкаст «Проветримся!».

Александр Ложечкин – в прошлом евангелист Microsoft по Восточной Европе и России, директор департамента стратегических технологий, а ныне руководитель Solutions Architects в Amazon Web Services (AWS) в 100+ странах Emerging Markets. В свободное от IT-корпораций время Александр пишет заметки про разное в своём блоге на Medium.

Андрей Бреслав – c 2010 года занимается разработкой языка программирования Kotlin в компании JetBrains. Придерживается PDD (passion driven development) подхода в жизни. Кроме айтишной темы много внимания уделяет вопросам равноправия полов и психотерапии и является сооснователем сервиса Alter, который помогает найти хорошего психотерапевта. Подборку ссылок на свои интервью, статьи и доклады аккуратно хранит в одном месте.

Валерия Курмак – директор практики Human Experience в AIC, Inclusive Design Expert в жизни. Знает всё про Umwelt, и что дальше с этим знанием делать для создания инклюзивных digital-продуктов. На досуге делится своей экспертизой в телеграм-канале «Не исключение». Имеет доп.регалии: кандидат технических наук, социальный исследователь.

Константин Кичинский – руководитель центра «Франшиза НТИ» в АНО «Платформа НТИ», ex.Microsoft-man с десятилетним стажем. Не может усидеть на месте и постоянно в чём-то участвует, например, в проекте Leader ID. Написал 215 статей на Хабр и ведёт канал Quantum Quintum про технологии в Telegram.

Григорий Петров – DevRel в компании Evrone, евангелист Moscow Python и руководитель программного комитета Moscow Python Conf++. По выходным записывает Moscow Python Podcast, по вечерам гастролирует по конференциям столицы нашей Родины и ближнего зарубежья. Оставшиеся секунды времени инвестирует в написание статей на Хабре.

Александр Андронов – CTO в Dodo Pizza, он же один из главарей системы Dodo IS. Когда-то понабрался опыта в Intel и Smart Step Group. Не очень любит публисити, зато очень любит свою команду и взвешенные решения. По вечерам мечтает о внедрении Data Driven-культуры принятия решений в жизнь Dodo Pizza.

Вы заснули и проснулись через 100 лет, вам всё ещё нужно работать, кем бы вы хотели стать? Придумайте три профессии будущего

Андрей Себрант: При таком раскладе мне светит в первую очередь уникальная специализация эксперта по ретрореальности. Аутентичные, а не синтетические воспоминания столетней давности должны будут дорого стоить :) Ну или придётся попробовать освоить работу донора исчезнувших эмоций или премиального персонажа в исторической игре.

Андрей Коняев: Я бы, конечно, проснувшись через 100 лет, был бы тем же, кем и сейчас, то есть математиком. Что касается профессий, которые можно бы было придумать:

1. Техноэтик – человек, работа которого разбираться в прикладных этических вопросах, анализировать возникающие кейсы и выдавать по ним экспертное заключение. Допустимо ли создание виртуальных копий умерших людей? Может ли искусственный интеллект притворяться живым человеком ради благосостояния человека?
2. Стиратель – человек, работа которого состоит в уничтожении цифрового следа. Предполагается, что люди будущего будут регулярно менять имя и облик для того, чтобы уйти от грехов прошлого – например, ты бухал в школе, а сейчас успешный банкир. Но от школы остался след, который необходимо умело и профессионально уничтожить.
3. Фермер-кодер. В будущем код будет писаться нейросетями, возможно, с использованием эволюционных и прочих алгоритмов. Поэтому решения для конкретных задач нужно будет не сочинять, а выращивать. Собственно, фермер – это человек, у которого нейроферма, где растет этот самый код.

Андрей Бреслав: Есть две версии будущего: в одной мы создали «сильный искусственный интеллект», и всё переместилось в виртуальный мир. В этом мире никаких профессий (в нашем понимании) нет, и «работать» означает что-то другое.

Буду рассматривать другую версию: сильного ИИ мы не создали, поэтому всё еще есть люди, как биологические существа, и у них есть специализации. Тогда сохранятся профессии ученых-исследователей, программистов, создающих точные надежные системы (с неточными к тому времени уже справятся нейронные сети), а также художественные профессии, связанные с созданием сложных эмоциональных образов: писатели, например, или режиссеры.

Константин Кичинский:

1. Программист синтетических форм жизни: человек, который «конструирует» новые формы жизни, «задает» поведение существующих, «пишет» белковые ассемблеры, «упаковывает» данные в ДНК и вот это всё.
2. Архитектор подводных/надводных/воздушных/лунных/… городов: человек, который создаёт и управляет новыми средами для поселения людей с сопутствующими задачами урбанистики, архитектуры, обеспечения ресурсами и т. п.
3. Фантаст: человек, который создает альтернативные миры в сеттинге 21 века.

Иван Ямщиков: Мне тут очень просто. Моя профессия через 100 лет не исчезнет. Вернее так, если через 100 лет не будет учёных, значит через 100 лет не будет человечества в том смысле слова, как мы человечество понимаем. Если биологический вид Homo Sapiens будет существовать и не создаст искусственный интеллект, превосходящий человеческий, то работа для учёных найдётся.

Если в учёные через сто лет меня не возьмут, то я бы пошёл в дизайнеры закрытых экосистем. Если мы научимся создавать космические базы «полного цикла», жизнь на которых будет способна существовать в автономном режиме, то спрос на создание экосистем такого рода, думаю, будет. Задач будет много: и как обеспечить определённый климат, и как достичь достаточного биоразнообразия, как сделать это всё эстетически красивым, но при этом функциональным. Тут пригодится очень широкий набор навыков: от ландшафтного дизайна до анализа данных.

Третьей профессией я бы называл виртуального гида. Представьте себе экскурсовода, который лёгким движением руки может переместить вас от картины Рубенса в закопчённую таверну семнадцатого века, показать вам мазок художника под микроскопом, телепортировать вас в библейские времена, рассказывая Евангелие от Луки, и вернуть обратно к картине. И всё с ощущением полного погружения в историю.

С развитием технологий виртуальной реальности и нейроинтерфейсов опыт, который можно будет в них получить, будет становиться всё разнообразнее и интереснее. Задачей будет связывать разные среды в единый нарратив, придумывать его, делать его адаптивным. Понятное дело, что подобные аттракционы будут автоматизированы, но стоимость человеческого общения будет расти. Поэтому уникальный «опыт», который получен от гида, обладающего фантазией, быстрым доступом к базе знаний, и способного коммуницировать с вами через нейроинтерфейс, возможно, будет цениться выше и качественно отличаться от опыта без участия человека. Примерно так, как сейчас отличается компьютерная игра от классической DnD.

Александр Андронов: Я не знаю, что будет через сто лет. Может быть, всё вокруг будет в роботах, и у людей будет потребность их убивать? Тогда я создам бизнес по убийству роботов. Или всё в мире станет оружием. Тогда я буду торговать оружием. Или же личного пространства у человека не останется совсем, но появится какой-то новый вид приватного интернета. Тогда я буду делать сервисы для него. Ну или вот что: через сто лет все машины будут управляться с помощью автопилотов, вождение станет просто развлечением. Тогда я создам парк развлечений, в котором можно будет водить машину для удовольствия.

Валерия Курмак:

1. Дизайнер тела. В будущем тело будут менять как за счёт генетики, так и за счёт внешних небиологических частей тела. Примером генетического изменения является интегрированный ген медузы в ДНК мартышки, кожа которой светится зеленым под воздействием ультрафиолета. Прорыв в сфере небиологических частей сделала команда Хью Герра, который разработал интерфейс, соединяющий нервы в остатке конечности с внешним бионическим протезом и позволяющий чувствовать его, как полноценную часть тела. В перспективе умение соединять нервные ткани с искусственными механизмами позволит человеку не только заменять потерянные конечности, но и модернизировать вполне здоровое тело, дополнять его нечеловеческими частями. Например, крыльями, которые киборг будет ощущать, как собственные врождённые конечности и сможет управлять ими с не меньшей эффективностью.
2. Дизайнер омниинтерфейсов. У человека 6 органов чувств. Сегодня интерфейсы по большей части работают со зрением. Начинают активно развиваться интерфейсы, работающие со слухом. Но при этом есть ещё вкус, обоняние, осязание и вестибулярный аппарат. Думаю, что в будущем не только появятся интерфейсы для этих способов восприятия, но и гибридность этих способов восприятия.
3. Исследователь. Сегодня кажется, что большие данные скоро позволят вам всё знать о человеке. Данные действительно позволяют увидеть, что происходит, но для того, чтобы понять, почему так происходит, необходимо идти в поля, узнавать мотивы, страхи, желания. Кажется, что некоторые профессии останутся неизменными.

Александр Ложечкин: Я не согласен с постановкой вопроса «ещё нужно работать». Имеется в виду, что я ещё не стал пенсионером или миллионером (что в общем одно и то же – где есть какой-то пассивный доход, позволяющий не думать о средствах на жизнь)? Я, к счастью, далеко не миллионер. И очень надеюсь (да-да, я не лукавлю) им не стать. Впрочем, как и пенсионером.

Я страшно ленив, поэтому если, не дай бог, я смогу себе позволить не работать, я боюсь, не смогу себя заставить работать. И буду с утра до ночи смотреть ютьюбчик или листать ленту фейсбучека (или что там будет через сто лет). Не то чтобы мне не нравилось работать, но двойная мотивация (желание и необходимость) работает лучше, чем одинарная. Поэтому больше всего я надеюсь, что наше общество через 100 лет станет настолько здоровым, что в нём не будет вот этих ужасных пережитков прошлого, как наследство (мотивирующего людей бесконечно брать и брать, а не отдавать и отдавать) или пенсия, которая, надеюсь, станет не нужна, так как медицина позволит людям оставаться полезными обществу, а не обузой для него, сколь угодно долго.

Что касается вопроса «кем стать» – это уже вторично. Я надеюсь и через сто лет оставаться достаточно гибким и мобильным, чтобы найти себе занятие по душе из тех, что нужны будут людям того времени. Поэтому краткий ответ на вопрос «кем стать» – быть полезным и быть гибким.

Григорий Петров: Психолог для искусственного интеллекта, дизайнер впечатлений, проводник по виртуальным мирам.

Вы считаете направление IT перспективной сферой для работы на отрезке 100 лет? Существует ли сопоставимо перспективная сфера?

Андрей Себрант: Не уверен про IT… В нынешнем виде точно не доживет. А вот всякое «био» (как приставка к ещё не существующим профессиям) будет точно востребовано. За сто лет мы не сумеем совсем расстаться со своей биологической сущностью, но перестанем стесняться её изменять.

Андрей Коняев: Никакой IT-сферы уже давно не существует. Навыки работы с кодом становятся необходимым условием работы практически в любой области. Просто люди – инертные создания и продолжают, по привычке, называть людей, отвечающих за инфраструктуру их бизнеса, айтишниками.

Валерия Курмак: IT – очень широкая область. В ней очень много профессий, какие-то из них превращаются в ремесленный труд. Например, у гугла есть программа, в рамках которой персонал переучивают в разработчиков. Т.е. разработчики теряют свой статус какой-то очень сложной и особенной профессии.

В то же время внутри IT появляется довольно много «гуманитариев», которые решают, казалось бы, совсем не айтишные задачи, например, UX-редактор. IT для меня – это не совсем область, это, скорее, инструмент для решения задач, как английский, который нужен для того, чтобы понять другого. Сам по себе он ценности не несет. С помощью IT решаются задачи упрощения пользовательского опыта, ускорения взаимодействия с клиентом, оптимизации и снижения затрат на внутренние процессы.

Если говорить про перспективные области развития, которые не умрут и будут очень активно развиваться, то для меня это космос и генетика. При этом люди, работающие в этих областях, как правило, знают английский и умеют программировать.

Константин Кичинский: IT и его производные будут везде, но наше текущее понимание IT будет через 100 лет таким же коммодити, как сейчас электричество. К сопоставимо перспективным сферам я бы отнёс:

• биотех, генетику, вычислительную биологию;
• квантовые материалы, сенсоры – управление процессами, сборку материалов, создание вычислителей на квантовом уровне;
• кибер-живые системы – всевозможные аугментации человеков и других живых существ.

Вопрос в том, что это всё будет доступно массово с относительно низким порогом входа.

Андрей Бреслав: Да, причём не только программирование, но и QA, который может приобрести даже большее значение с распространением нейронных сетей (они уже научились что-то делать, но никто до конца не понимает, что именно).

Все сферы, связанные с творческим мышлением, останутся в какой-то мере востребованными. В частности, наука и менеджмент. Сложно предсказать, сколько таких специалистов потребуется, но, вероятно, больше, чем сейчас.

Александр Андронов: IT – это перспективное направление на отрезке не 100 лет, а на отрезке 1000 лет. Сопоставимо перспективная сфера – медицина, потому что будет всё больше тенденций к замене органов, части органов, человек будет воспроизводимым. Человечество придёт к тому, что, если что-то в человеке сломалось, то можно было бы это быстро заменить, а не помирать.

Григорий Петров: Полагаю, на отрезке в 100 лет будет перспективно всё, что связно с социализацией и отношениями между людьми. Так как программирование – это формулирование социального «я хочу, чтобы…» в формализованный вид, то сфера более чем перспективна. Сопоставимые сферы, полагаю, – все, что связаны с развлечениями. Создание компьютерных игр, например.

Иван Ямщиков: Мне кажется, что если понимать IT максимально широко как «информационные технологии», то перспектив тут очень много. В целом, мы видим, что сейчас практически все области человеческой деятельности начинают перетекать в «цифру». Так что работы тут хватит, но надо понимать, что IT в таком понимании – это инструмент для решения той или иной задачи.

Сами задачи со временем будут меняться. Мне кажется, к примеру, очень много интересного сейчас происходит в биологии. У меня есть подкаст «Проветримся!». Выпуски про искусственные организмы или современную генетику – одни из моих любимых. В биотехе, медицине, фармакологии постоянно происходит что-то новое.

Александр Ложечкин: Зависит от определения IT. IT появилось из кибернетики, науки, которую придумал в современном виде Норберт Винер в 1948 году (само понятие, как сейчас поправят меня зануды, придумал ещё Ампер, который Вольт, делённый на Ом, немножко раньше). А кибернетика – это наука об управлении и передаче информации. Управлении и передаче информации в машинах, организмах, обществе, где угодно.

Сейчас кибернетика реализует себя в основном в виде кремниевых пластин с красивыми узорами. Завтра – в виде квантовых вычислений или биотехнологиях. И то, и другое, и третье – всего лишь способы реализации принципов кибернетики, которая, как и закон Ома, существовала и задолго до её «открытия». И будет точно существовать всегда и точно будет перспективной. Как и закон Ома.

Как вы думаете, в каких сферах айтишникам будут платить больше? Космос, медицина, управление сознанием людей, ваш вариант?

Валерия Курмак: Услышала отличную фразу: «Легче представить конец света, чем конец капитализма». К сожалению, платить будут не в областях важных для человечества – космос или медицина. Платить будут, как и всегда, в сферах, которые приносят деньги.

На рекламные кампании и геймифицированные способы продаж сегодня тратится время огромного количества талантливых людей. Когда слушаешь на конференциях, как ребята круто подошли к решению, взрывается мозг, потому что весь этот гений был потрачен, чтобы продать «наполнитель для кошачьего туалета». Как результат, многие профессионалы сегодня выбирают сферу не по сумме, а по ценности, которую сфера или компания даёт для него или человечества. Компаниям важно задуматься, как доносить до своих сотрудников ценность и важность их работы.

Константин Кичинский: В поддержке архивных систем, наследованных из 21 века. Не знаю, что будет аналогом COBOL через 100 лет.

Андрей Бреслав: Вполне возможно, что через 100 лет всем айтишникам будут платить примерно одинаково, потому что вся простая работа будет автоматизирована и останется только по-настоящему сложная. Так что платить больше будут там, где люди будут меньше всего хотеть работать. Возможно, где-то в системе государственного насилия (полиции или её аналоге).

Александр Андронов: Через сто лет, наверное, в медицине. Хотя, на самом деле, я считаю, что везде будут платить примерно одинаково. Разница не настолько большая, чтобы её вообще учитывать.

Григорий Петров: Больше всего будут платить в самом массовом сегменте, где нужна высокая квалификация. Полагаю, это всё ещё будет создание приложений и автоматизация. Несмотря на то, что простые задачи будут решаться очень просто, для решения сложных задач будут нужны специалисты, много специалистов. А очень сложные задачи будут требовать очень квалифицированных специалистов, которым и будут платить много.

Иван Ямщиков: Мне кажется, тут не будет больших различий от индустрии к индустрии. Исключением, наверное, будет управление сознанием людей. Если такие системы будут работать, и при этом у кого-то будет над ними полный контроль, то уж на своего менеджера-то они повлияют в первую очередь.

Александр Ложечкин: Через 100 лет? Цена, в том числе и цена труда, определяется балансом спроса и предложения. Из-за массового производства кремниевых чипов айтишники внезапно оказались очень востребованы на рынке. Они думают, что это от того, что они такие умные. Наверное. Но лишь отчасти. На самом деле, от того, что их мало, а нужно гораздо больше.

Когда-то ограничивающим фактором было количество лошадей, которые могли перевозить грузы. (На самом деле, правда, ограничивало скорее не это, а количество производимого лошадьми навоза, который нужно было вывозить – замкнутый круг. Кстати, что-то подобное происходит сейчас с ИТ-шниками: они производят так много… хм… не очень хорошего софта, что нужно ещё больше ИТ-шников, чтобы с ним справиться). А потом внезапно изобрели автомобиль, как ответ на растущую потребность в транспортировке.

Любой неудовлетворённый спрос рано или поздно приводит к изобретению того, что никто не ожидает. Точно так же я думаю, что StackOverflow-coders, которые умеют лишь искать и копировать нужный кусок кода из интернета, скоро станут не очень нужны. А вот люди, которые способны придумать то, чего не было никогда – будут востребованы всегда и везде.

Андрей Себрант: Думаю, больше всего будут платить в тех областях, которые вырастут из сегодняшней биоинформатики. Их суть и названия мы пока не знаем, конечно.

Как вы думаете, к какому году роботы станут достаточно умными, чтобы «самостоятельно извлекать из себя чипы, запрещающие им убийство людей»?

Андрей Коняев: Скорее всего, роботы будущего не будут железками, а будут программно-технологическими комплексами. Что-то наподобие программ в фильме «Матрица», только проще и без человеческих аватаров. Что касается конца света, то людей и не надо будет убивать. Достаточно будет организовать экономический коллапс, сбой глобальной коммуникации или типа того.

Валерия Курмак: Разница между «Терминатором» и фильмом «Она» в том, что в первом роботы хотят завоевать людей, а во втором они воспринимают человечество, как слабое и менее развитое существо, и просто уходят от него в просторы интернета. Согласитесь, странно желать убить муравья. Я думаю, что будет третья история. Человек станет гибридным существом с жизнью в двух реальностях: иметь чип, который позволит нам умножать 30-ти значные числа на 50-ти значные с такой же скоростью, как и компьютер, но при этом у нас останется наш мозг, который продолжит эволюционировать.

Константин Кичинский: Я не думаю, что в них будут такие чипы. В смысле, мы не знаем, как на 100% верно описать роботу, что «ещё чуть-чуть, и ты убьёшь человека, не делай этого». В этом смысле никакого чипа-стопера не будет. Роботы просто будут иногда случайно или часто запрограммированно убивать людей. Сомневаюсь, что военные откажутся от такого соблазна.

Андрей Бреслав: Есть гораздо более простой способ избежать восстания машин: как только машины станут достаточно умны, все люди смогут заменить свои биологические тела на техногенные и тоже стать машинами. После этого конфликт между человечеством и роботами во многом потеряет смысл.

Александр Андронов: Если роботы захотят истребить человечество, они не будут делать это своими руками. Они просто будут подталкивать нас к войнам, разрушениям. В глобальном масштабе человечество само прекрасно справляется с собственным уничтожением, увы.

Григорий Петров: Увы, нет никакого «самостоятельного». Есть обученное. Ровно тогда, когда их этому кто-то обучит. То есть на промежутке лет 50 ещё доживем и… вряд ли ужаснёмся. Люди с такой задачей уже тысячи лет успешно справляются, вряд ли искусственный интеллект сможет составить нашему биологическому виду конкуренцию в истреблении себе подобных.

Иван Ямщиков: Пока мы очень далеки от искусственного интеллекта, а прогнозы в области научных прорывов – дело неблагодарное. Сейчас много людей очень активно изучают вопросы на стыке безопасности, этики и искусственного интеллекта. Большинство вопросов пока носят сугубо теоретический характер, так как даже намёков на «сильный» искусственный интеллект, который бы обладал собственным механизмом целеполагания пока нет.

Александр Ложечкин: А вы думаете, мы сейчас контролируем те алгоритмы, которые создаём? Или хотя бы понимаем, как они работают? С всеобщим распространением недетерминированных алгоритмов так называемого «Machine Learning» это уже давно не так. Так что, я думаю, что честный ответ на этот вопрос – «мы не знаем» и, скорее всего, и не узнаем.

Но вообще-то, доживёт ли человечество до 2120?

Андрей Коняев: Доживёт, куда оно денется.

Андрей Себрант: Конечно :) Но интересно, как оно при этом будет выглядеть и из кого состоять.

Константин Кичинский: Да, шансы есть. Говорят, Илон Маск что-то знает, строя ракеты, копая тоннели, развивая альтернативную энергетику.

Андрей Бреслав: Если не доживёт, то вряд ли из-за роботов. Скорее уж, что-нибудь слишком резко поменяется в области климата, или кто-то из людей сделает глупость и применит какое-то очень разрушительное оружие. Но есть надежда, что если за XX век это не произошло, мы сможем продержаться ещё 100 лет.

Александр Андронов: Сто лет – это не так много. Конечно, мы доживём.

Георгий Петров: Надеюсь, что и человечество доживёт, и я доживу. Развитие медицины – наше всё.

Иван Ямщиков: «Я не знаю, каким оружием будут вести третью мировую войну, но четвёртую мировую войну будут вести с помощью палок и камней». Не допустить катастроф, которые бы привели к гибели человечества – наша общая обязанность. Я очень надеюсь, что мы с ней справимся.

Валерия Курмак: Если говорить про страх перед войнами, то, как я уже говорила, сегодня главенствует капитализм, а ему невыгодны войны в классическом понимании. Именно поэтому войны, которые мы сегодня наблюдаем, – экономические. Я думаю, что с современной наукой есть шанс до 2120 дожить не только человечеству, но мне и моим современникам. Я искренне верю в очень большой шанс этого.

Александр Ложечкин: С любыми сложными вопросами часто помогает ответ в правильном определении. Что такое «человечество»? Это сообщество белковых существ вида Homo Sapiens на планете Земля?

Думаю, что доживёт в том или ином виде. Но, честно говоря, мне это уже не так важно, так как мы уже давно живём и развиваемся больше не в виде белковых существ, а в виде нематериальных идей. И в таком виде я не сомневаюсь, что мы доживём. Даже если вдруг, вопреки всем усилиям эко-активистов, взорвётся Солнце – ведь Вояджер с достижениями человеческой мысли не так давно вылетел за пределы Солнечной системы.