Мастера титановых скелетов

На кафедре материаловедения МАТИ—РГТУ вот уже в течение многих лет производятся прекрасные импланты, эндопротезы и части скелета из титана, которые находят широкое применение за рубежом. В то же время отечественные специалисты практически не знают об этих разработках отечественных учёных

.

Александр Ильин: «Наши имплантаты хорошо продаются за рубежом, в России они почти не востребованы»

Профессор кафедры материаловедения Российского государственного технологического университета им. К. Э. Циолковского (МАТИ) Михаил Коллеров бодро идет по коридору, размахивая дорожным феном. В другой руке у него маленькая предварительно охлажденная проволочка. «Сейчас буду показывать фокус», — говорит он. Он гнет проволочку, превращая ее в бесформенную загогулину, после чего включает фен и направляет на проволочку теплый воздух. И загогулина в считаные минуты превращается в аккуратную пружину. Оказывается, проволочка «вспомнила» ту форму, в какой она пребывала до деформации. Этот эффект, открытый в середине прошлого века, называется эффектом памяти формы и особенно хорошо проявляется в сплавах титана и никеля.

• Один из примеров его использования — брекеты, которые ставят для исправления прикуса. Раньше делали стальные, которые приходилось раз в несколько дней прикручивать, подправлять, они травмировали ткани. Сейчас титано-никелевые сплавы довольно активно используются в разных областях, в том числе в медицине. Используют их и ученые МАТИ, придумав такие технологии для создания имплантатов, до которых в мире еще никто не додумался.

Она вспомнила, какой была раньше

В советские времена специалисты МАТИ (Московского авиационно-технологического института — так тогда назывался университет) были хорошо известны во всем мире как прекрасные материаловеды, создатели новых материалов и методов их обработки. Они были востребованы авиационным и аэрокосмическим комплексом. Это приносило не только моральное удовлетворение, но и деньги, получаемые по хоздоговорам, дополнявшие зарплаты преподавателей.

• В начале девяностых все обрушилось

«И мы стали думать, где бы найти приложение своим знаниям и умениям, — рассказывает академик РАН, декан и завкафедрой материаловедения МАТИ—РГТУ, глава группы компаний БМСИ (“Биомеханические совместимые имплантаты”) Александр Ильин. — Причем мы хотели найти такую нишу, для которой не нужно было бы строить завод и вкладывать большие деньги. И обратились к медицине».

Много времени потратили на изучение информации и приняли решение поработать в области создания протезов и имплантатов. Проанализировав материалы, из которых в мире делали подобные изделия, — нержавеющую сталь, кобальтовые и титановые сплавы, ученые выбрали титан.

«По механической совместимости он лучший, — говорит доцент кафедры биоинженерии Василий Карпов. — Да и по биосовместимости остальные материалы ему уступают». Известно, что инородные материалы, попавшие в организм, капсулируются фиброзной тканью. А на стали и кобальтовых сплавах образуемая фиброзная оболочка во много раз толще, чем на титановых. И чем она толще, тем проще вывести имплантат из строя физическими нагрузками.

• Ученые начали переговоры с травматологами и ортопедами, чтобы обсудить, какие имплантаты тем хотелось бы иметь. Многие обсуждения так и проходили впустую, поскольку врачи либо не могли толком объяснить, что им нужно, либо пускались в область ненаучной фантастики. Но попадались и дельные замечания. Во всяком случае, первые годы не прошли даром: сейчас титановые доки весьма ловко владеют биологической и медицинской терминологией и знают в деталях, как делаются многие операции. На собственные деньги Ильин и его коллеги купили нужное оборудование, материалы и стали пробовать делать различные протезы.

Они могли бы долго работать лишь со штучными изделиями, но однажды пришел запрос от одной итальянской компании: не могли бы они изготовить специальные изделия из титановых сплавов с памятью формы для фиксации грудины после операций, в частности на сердце и сосудах. Итальянцам же посоветовали обратиться в МАТИ тамошние специалисты по материалам, знавшие высокую мировую репутацию Ильина. Итальянцы примерно изложили, как должно выглядеть подобное изделие. Во время операции на сердце грудина рассекается, а затем ее нужно вернуть в изначальное положение и для срастания скрепить. Одним из основных инструментов для этого раньше служила специальная проволока, которой как бы прошивали грудину.

«Но беда в том, что проволока жесткая, и когда человек физически напрягается, например кашляет, проволока натягивается и зачастую режет кости», — рассказывает Михаил Коллеров. Теоретически было понятно, что для изготовления специальных фиксаторов для грудины эффект памяти формы весьма подошел бы. Но никто в мире пока еще не смог сделать некую заданную конструкцию, которая при определенной температуре «вспомнила» бы нужную форму.

У сплава титана и никеля — никелида титана — есть так называемая мартенситная температура превращения, которая может гулять в диапазоне от –70 до +120 градусов. Если, к примеру, у пружинки из такого сплава температура превращения 35–36 градусов, то при ее охлаждении до 10 градусов она будет легко гнуться, а после нагревания до 36 градусов и выше «вспомнит» свою форму пружинки.

«Но полученная из сплава титана и никеля проволока весьма неоднородна по структуре, и на одном ее конце температура превращения может составлять минус семьдесят градусов, на другом ― плюс сорок, в серединке еще сколько-то, — продолжает Коллеров. — Можно, конечно, из пяти километров проволоки нарезать сто метров кусочков с нужной нам температурой превращения, к примеру, с температурой человеческого тела — 35–36 градусов. Американцы так и делали при изготовлении стентов в кардиохирургии, но цена за килограмм такой проволоки составляла несколько тысяч долларов».

Но это была не единственная проблема. Даже если бы выбрали проволоку с необходимой температурой превращения, из нее еще надо было изготовить имплантаты нужной формы с заданными характеристиками памяти формы для партии в десятки тысяч штук. И в МАТИ придумали, что делать, чтобы задавать изделиям конкретную температуру превращения. Вначале из проволоки делают нужные по форме изделия, например похожие на фигурные скобочки фиксаторы грудины.

Потом эти изделия подвергают такой термической обработке, при которой меняется структура материала фиксаторов. Управляя концентрацией никеля в кристаллической решетке в ходе этой обработки, ученые задают определенную температуру мартенситного превращения. Как правило, для медицинских изделий это температура человеческого тела. Когда после операции хирург восстанавливает грудину, он достает охлажденные до 10 градусов фиксаторы, разводит их кончики так, чтобы они свободно вошли в специально проделанные в грудине маленькие дырочки, и поливает грудину теплым физраствором. При 35 градусах фиксатор «вспоминает» свою изначальную форму, кончики скобки загибаются внутрь, схватывая обе части грудины. Скобка становится прочной, но упругой (это свойство сплава никеля и титана и особой формы изделия).

.

Фиксаторы грудины сделаны с применением технологий, аналогов которым в мире нет

Научившись управлять температурой превращения, специалисты МАТИ стали делать различные изделия с эффектом памяти формы: фиксаторы для динамической стабилизации позвоночника, ключицы, пальцев ног и даже черепа. Один из таких фиксаторов ― для коррекции деформации грудной клетки ― ученые разработали совместно с Сергеем Рудаковым, ныне ведущим научным сотрудником Института хирургии им. Вишневского.

«Эта деформация называется воронкообразной, в просторечии — “впалая грудь”, — рассказывает Сергей Рудаков. — Встречается примерно в одном случае на десять тысяч человек. Это и серьезный косметический дефект, и угроза внутренним органам — сердцу и легким, которые сжимаются деформированной грудной клеткой. Раньше для такой коррекции использовались различные изделия из нержавеющей стали или из титана. Их было довольно трудно ставить и удалять, сама операция травматична, фиксаторы были жесткими и не очень надежными: из-за подвижности тела они смещались и даже отрывались». Конструкция с памятью формы выгодно отличалась от предшественников прочностью, упругостью, большей легкостью в применении.

Первые же изделия с памятью формы — фиксаторы для грудины — итальянцам понравились, и они стали их продвигать в Европе, правда, под своим брендом Sterni-fix.

«А кто бы нас туда пустил под нашим именем? — говорит Ильин. — Там только русские газ и нефть признают. А нам нужно было начинать рыночную карьеру. В России почему-то не получалось».

В МАТИ были довольны даже небольшими продажами примерно на уровне тысячи фиксаторов в год. Несколько лет назад первые итальянские партнеры россиян продали патент другой итальянской фирме, которая уже давно занималась продвижением медицинских изделий на рынок, и продажи пошли веселее. В прошлом году было реализовано около 15 тыс. фиксаторов для грудины. Заказы на 2009 год выросли уже до 18 тыс. и могут достичь 20 тысяч.

Титановые бедра — это жизнь

В 1999 году Александр Ильин создал группу компаний «Ильком-БМСИ», куда входили две производственные компании — КИМПФ (материалы с памятью формы) и «Имплант МТ» (эндопротезы), научный центр «МАТИ-медтех», занимающийся разработками, и медицинские соисполнители, в частности ЦИТО (Центральный институт травматологии и ортопедии им Н. Н. Приорова), Институт хирургии им. Вишневского, РУДН и другие институты. Помимо фиксаторов с памятью формы специалисты работали над технологиями для ортопедических эндопротезов. Василий Карпов, доцент кафедры биоинженерии МАТИ и технический директор «Импланта МТ», показывает небольшую научно-техническую выставку ИМЦ «МАТИ-медтех»:

«Идею эндопротезирования высказал русский хирург Пирогов, а первый эндопротез из слоновой кости был имплантирован Глюком в Германии в 1890 году. Но слоновая кость оказалась материалом слишком хрупким. Затем протезы начали делать из нержавеющей стали, с середины прошлого века активно использовались полимеры, кобальтовые и титановые сплавы. Первый российский протез тазобедренного сустава в 1959 году разработал профессор Константин Сиваш, которому помогал, кстати, один из сотрудников нашего института».

Но так почему-то получилось, что дальше нескольких десятков опытных образцов, которые были имплантированы тогда, дело не пошло. Патент был продан в Германию.

• В начале девяностых в России в нескольких институтах и небольших компаниях стали разрабатывать эндопротезы, а на рынке уже господствовали изделия известных западных производителей. В МАТИ решили создать нечто отличное от других с учетом недостатков протезов, имеющихся на рынке. Некоторые компании часто используют для протезов сплавы кобальта и титана. Но, по словам Карпова, эта пара достаточно разнородных материалов приводит к коррозии и дальнейшей нестабильности протеза.

Важный момент — поведение материала в так называемой паре трения: протез состоит, как правило, из двух частей — ножки с головкой, заменяющей часть бедра, и чашки, которая заменяет вертлужную впадину, и эти два элемента постоянно трутся друг о друга, находясь в биологической среде. Стендовые испытания многих импортных протезов показывают, как могут быть нестабильны и небезопасны детали из различных металлов и сплавов, полимеров и керамики. К примеру, частички полимера, из которого делают чашки, при трении могут попадать в ткани и вызывать как нестабильность протеза, так и другие неприятные побочные эффекты. Ионы кобальта и хрома, выделяемые при трении, весьма токсичны для организма. Титан, по словам разработчиков, — один из лучших материалов, но и он не без греха.

• На поверхности титана образуется окись титана в виде тонкой пленки. И когда ножку протеза фиксируют, к примеру, с помощью специального цемента в кости, при малейших перемещениях эта пленка начинает как бы сползать и открывает титан для коррозии. Ученые МАТИ разработали инновационную технологию, чтобы создать монолитный композит с требуемыми свойствами. С помощью термоводородной обработки титана и его бомбардировки атомами азота на поверхности титана образуется сначала азотированный титан, а с большим добавлением азота — нитрид титана, или керамика, превосходная поверхность для трения.

«Если в протезе используются обычные керамические элементы, они не выдерживают нагрузки в силу хрупкости, — рассказывает Карпов, — у нас же получается тонкая керамическая поверхность как часть единого композитного материала. Она очень прочная».

Заведующий отделением эндопротезирования ЦИТО доктор медицинских наук Николай Загородний считает, что в МАТИ создали уникальные разработки. В ЦИТО используют протезы как тазобедренного сустава, так и коленного. А заведующий отделением костной патологии взрослых ЦИТО профессор Александр Балберкин отмечает, что эндопротезы МАТИ успешно применяются в клинической практике при поражениях суставов и костей в результате онкологических заболеваний. Василий Карпов приводил немало примеров, когда больным остеосаркомой буквально спасали жизнь:

«Помню здорового мужика из Сибири, тот чуть не плакал, когда врач перечислил варианты: жить несколько месяцев, ампутировать ногу с дальнейшими непредсказуемыми последствиями, поехать на операцию за границу за 45 тысяч евро. И наконец, последнее: поставить отечественный протез из МАТИ. Больной с радостью согласился на последнее. Прошло несколько лет. С ним все в порядке, нога цела, нормально ходит».

.

К сожалению, и эти эндопротезы оказались не очень-то нужны в России. Несмотря на авторитетные оценки некоторых известных ортопедов, 90% изделий уходит за рубеж.

• Сейчас Александр Ильин завершает переговоры с одной немецкой компанией о создании совместного производства эндопротезов. По его мнению, это взаимовыгодное сотрудничество: немцы сильны в механообработке, мы — в новых технологиях обработки титана. Поэтому часть изделий или деталей будет изготавливаться в Германии, часть в России, и в зависимости от страны поставок они будут продаваться под немецким, совместным или российским брендом. К примеру, один из партнеров россиян в Южной Корее продает их продукцию в своей стране и в некоторых других азиатских странах под российской маркой «Фиксаторы Давыдова», там исторически доверие к нашей медицине и к изделиям для медицины выше. В Европе же к российским названиям относятся скептически. К стыду сказать, в самой России тоже.

Откуда такое чудо

Александр Ильин любит повторять: чтобы научиться классно играть в футбол, нужно все время играть в футбол. То же и с инновациями. Если их не поддерживать или поддерживать только декларативно, инновационного прорыва не будет.

«Пару лет назад сколько шуму подняли вокруг нанотехнологий, — говорит он, — а мы уже больше десяти лет применяем в производстве плазменные нанотехнологии и в своей стране практически никому не нужны». Сейчас только считаные клиники и медцентры пользуются уникальными разработками МАТИ.

«А ведь они были первыми, к кому мы обращались: вот, посмотрите, какие мы замечательные имплантаты сделали. Брали, и они у них валялись без дела, — продолжает Ильин. — И только когда на одной из конференций травматологов и ортопедов в Европе был сделан доклад о многолетних результатах использования наших протезов в ЕС, российские врачи спросили у докладчиков: откуда такое чудо? Те удивились: да из России же! Только тогда к нам стали потихоньку приходить».

Ильин сетует на странный российский менталитет: мы в свое не верим, российское — значит плохое. К тому же в начале девяностых западные компании прочно заняли рынок и приручили врачей к себе.

«Я буду говорить прямо: у нас все еще социалистическое, плановое здравоохранение в худшем виде, — говорит Сергей Рудаков. — Плановые закупки осуществляются федеральным учреждением, где сидят чиновники, закупающие то, что им нравится. Я вспоминаю случай, когда больнице нужны были хорошие дешевые отечественные катетеры, стоившие копейки, а вместо них бюджетное учреждение поставило французские приборы по 12 долларов за штуку. Они хорошие, но зачем? То же происходит и с имплантатами».

По словам Рудакова, операций, для которых нужны имплантации и протезирование, в России делается в десятки раз меньше, чем требуется. Самое досадное, что многие вообще не знают о таких операциях:

«Помню, делал операцию девушке по поводу деформации груди. Она пережила из-за этого личную трагедию, а если бы ее прооперировали в детстве, как положено, все сложилось бы по-другому. Масса людей не знает, что такие дефекты очень хорошо поддаются коррекции. Но есть области, в которых на такие операции не выдают ни одной квоты».

Такие операции в России делаются по квотам за бюджетные деньги. Но их, естественно, не хватает. Рудаков говорит, что в прошлом году сделал примерно 35 операций по квотам и еще столько же платных. Но не каждый готов выложить несколько сотен тысяч рублей. Нет устойчивого спроса — нет возможности для наших инновационных компаний развиваться. Александр Ильин считает, что сейчас, в пору кризиса, самое время начинать перестройку:

«Давайте же наконец реально займемся высокотехнологичными сферами. Дайте шанс своим. Если правительство не помогает инноваторам, то пусть хотя бы бюджетные деньги тратит на закупку отечественного конкурентного и зачастую уникального продукта. Так делали в Японии. Так делают в Китае».

Галина Костина

http://www.fea.ru/…ws_1423.html

Александр ИЛЬИН: «Мы передаём нашу продукцию на продвижение под известными западными брендами»

Инновационные компании по производству медицинских изделий, созданные под руководством академика РАН Александра Ильина на базе МАТИ, демонстрируют редкий пример того, что отечественная продукция может быть по-настоящему востребована на рынках развитых стран. Почему 90% изделий этих предприятий уходит на экспорт, а, увы, не в Россию, и что мешает увеличить долю их реализации на внутреннем рынке, рассказывает Александр Ильин.

• Разработки учёных под руководством Александра Ильина в инженерной медицине применяются во всём мире. Например, фиксаторы грудной кости «Sterni-fix» из никелида титана поставляются в Европейские страны уже больше десяти лет. Их используют, чтобы грудная кость пациента быстрее и правильнее срослась после операции на сосудах сердца, когда грудину разрезают пополам. Скрепки-фиксаторы обладают абсолютно точной «памятью формы»: если их чуть-чуть охладить и, например, слегка разжать, скрепка опять приобретёт первоначальный вид, как только нагреется до исходной температуры. Для этих фиксаторов как «исходная» рассчитана температура человеческого тела (36,6" С), а их размер подбирается под конкретную кость.

После завершения операции хирург слегка разжимает скрепку и устанавливает её на грудину. Как только скрепка нагреется до температуры человеческого тела, она прочно сдавит грудную кость (это поможет ей быстрее срастись). Механические свойства материала, сопоставимые с аналогичными характеристиками костей и мышц, не позволят скрепке травмировать ткани организма, в отличие от применяемых в современной медицине аналогов из других материалов, к примеру, сталей и кобальтовых сплавов.

.

Титано-никелевые фиксаторы “Sterni-fix” помогают грудной кости пациента проще и быстрее срастись после операции на сердце, во время которой её разрезают пополам

• На принципе «памяти формы» основана и другая разработка. Имплантат из никелида титана, например, может полностью заменить человеку разрушившийся межпозвонковый диск. Он представляет собой спираль в один виток с загнутыми перпендикулярно ей кончиками. «Спиральку» чуть сжимают, помещают между позвонками, а её кончики вставляют в специальные отверстия, которые хирург делает в позвонках. Нагреваясь в организме до «исходной» температуры в 36.6 градусов, она закрепляется в позвоночнике и по своим механическим свойствам полностью повторяет межпозвонковый диск, то есть, человек сохраняет всю свободу движений.

Эндопротезы тазобедренного сустава «Сфен» и «Имплант», созданные учёными из материалов на основе титана и титановых сплавов, не имеют мировых аналогов. Такие протезы обладают наилучшей биологической и механической совместимостью с организмом человека. Но до недавнего времени использование титановых имплантатов в организме человека связывалось с двумя серьёзными проблемами — их износом в условиях трения при высоких контактных нагрузках в так называемых «парах трения», а также их срастанием с костной тканью.

• Разработанные сотрудниками научной школы академика Александра Ильина инновационные технологии обработки эндопротезов позволили успешно решить обе эти проблемы, причём впервые в мире. Благодаря термоводородной обработке титановых протезов, а также вакуумной ионно-плазменной обработке их поверхности эндопротезы покрываются особой наноразмерной плёнкой, которая просто не изнашивается, а титановое напыление не отслаивается даже при значительных функциональных нагрузках.

Медицина была перспективней авиапрома

Почему в середине 90-х годов вы начали разрабатывать именно медицинские имплантаты?

В советское время научная работа в МАТИ была в основном связана с авиационной и космической промышленностью. Конкретно наша кафедра специализировались на титановых сплавах и изделиях из них. Когда в начале 90-х всё разрушилось, мы стали искать ту сферу, в которой наши технологии могут работать независимо от того, есть «большой партнёр» или нет. Создавать винтики для новых самолётов, если самолёты в стране не производят, — мы не видели в этом большого смысла.

Необходимо было вновь найти свою нишу. Так мы сделали ставку на имплантаты, в содружестве с медицинскими специалистами разработали и наладили их производство.

На какие средства вы организовали первое производство?

Я и мои коллеги вложили личные сбережения в «общий котёл» и на эти деньги запустили предприятие. Нашей первой разработкой были фиксаторы «Sterni-fix». Их производство не было металлоёмким, не нуждалось в больших помещениях и сложном оборудовании. В 90-е, когда всё разваливалось и распродавалось, можно было за небольшие деньги купить необходимую печь, станок. В общем, за свои средства разработали технологию, оптимизировали конструкцию, купили материал. Затем на базе МАТИ организовали производство и стали продавать первые партии. Просто тогда мы сразу поняли: если сами не начнём заниматься выпуском и продажей своих изделий, то никто этим не займётся. Мы и сейчас не считаем себя коммерсантами, скорее, учёными, которые из-за не очень хороших жизненных условий стали вынуждены заниматься бизнесом самостоятельно и продвигать инновационные технологии в производство и медицинскую практику.

Куда пошли первые партии ваших изделий?

За рубеж. В России подобные изделия тогда никому не были нужны.

ЗАО «Имплант-МТ» и «КИМПФ» тоже были созданы без участия сторонних инвесторов?

Да. Просто в 1998 году перед нами встал вопрос об организации бизнес-структур, которые бы позволили оперативно реагировать на ситуацию, складывающуюся на рынке. Университет не может заниматься бизнесом: это слишком большая, неповоротливая структура, в ней много бюрократии. Поэтому мы создали закрытые акционерные общества, акционерами стали сами учёные во главе со мной. Начав постепенно зарабатывать деньги, мы прежде всего наращивали потенциал и практически всю прибыль направляли на приобретение современного оборудования. Через два года заключили соглашение с Российским фондом технологического развития, который выделил нам почти миллион долларов на возвратной основе. Большую часть этих денег мы тоже вложили в покупку оборудования. Сейчас, кстати, этот заём мы полностью выплатили.

Как сейчас организовано сотрудничество этих компаний с университетом?

Наше производство по-прежнему организовано на площадях МАТИ. Университет старается тесно сотрудничать с компаниями: предоставляет помещения в аренду, объединяет эти предприятия в рамках технопарка, преподаватели и исследователи из МАТИ по совместительству работают над реализацией наших бизнес-проектов. И предприятия, в свою очередь, сотрудничают с университетом в сфере организации учебного процесса, например, все магистры, проходящие обучение по специальности «материаловедение и технология новых материалов», могут проводить исследования для своих диссертаций на оборудовании ЗАО «Имплант-МТ» и «КИМПФ», аспиранты МАТИ его тоже используют.

Чиновников стоило пересадить на «Волги»

Вернёмся к вашей первой и наиболее «раскрученной» разработке — фиксаторам грудной кости «Sterni-fix». Сколько их выпускается в год сейчас, и собираетесь ли расширять их производство?

Мы выпускаем 12—15 тысяч штук в год, и львиная доля их идёт на экспорт. Хотя потенциально российский рынок огромен: ежегодно в стране проводят десятки тысяч операций на сердце. Из них только полтысячи проходит с применением наших фиксаторов в Научном центре сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева РАН.

Сейчас мы ведём переговоры с итальянской компанией Praesidia о строительстве в Венгрии на средства ЕС небольшого завода по производству фиксаторов. Скорее всего, это будет совместное предприятие, которому мы передадим технологии производства фиксаторов как наш вклад в его уставный капитал.

Почему ваша продукция не востребована в российской медицине?

Потенциал российского рынка имплантатов, в частности для ортопедии и травматологии, очень большой. Сейчас он заполнен только процентов на десять, но дальнейший рост существенно ограничен в силу ряда причин.

Во-первых, в России слишком многого ещё не хватает: производственной инфраструктуры, оборудования для больниц, да и больниц, хороших врачей, денег. Например, сам нитинол мы плавим пока за границей. Наши металлургические заводы если и берутся за это, то взвинчивают цену до запредельных высот.

Инновационные технологии производства эндопротезов «Имплант» не имеют аналогов в мире

Во-вторых, в Советском Союзе было практически не развито это направление медицины, и в России последние лет пять-десять производством имплантатов занимались разве что несколько малых предприятий. Причём в 90-е годы первые неудачные попытки этих предприятий что-то быстро создать в сфере инженерной медицины (а, по сути, что-то скопировать с западных образцов) убедили и врачей, и обычных граждан, которые пользовались этой продукцией, что российское — значит плохое. Это твёрдое убеждение существует и сейчас.

А госзаказ для бюджетных медицинских учреждений? Процедура предполагает проведение тендера, в заявке вы можете описать очевидные преимущества ваших изделий…

Тендеры на госзаказ тема отдельная. Чтобы объявить конкурс, нужно составить техническое задание. А оно формулируется таким образом, что тендер может выиграть только одна фирма. Туда просто вписываются конкретные характеристики тех изделий, которые производит конкретная фирма. Если говорить, например, об эндопротезах, это могут быть геометрические особенности конструкции или точный состав используемого для производства сплава. Эти характеристики, выступая как требования к будущему победителю тендера, автоматически «отсекают» все остальные заявки. На соотношение цены и качества, какие-то конкурентные преимущества уже никто не смотрит.

Мы участвовали в подобном «тендере» одного из медучреждений, которое я не хотел бы называть, естественно, проиграли. Подали протест в Федеральную антимонопольную службу. ФАС с нами согласился, вынес этому медицинскому учреждению предупреждение, но аннулировать результаты конкурса у антимонопольной службы нет полномочий. В общем, нам предложили подать в суд, но мы не стали этого делать. Ни сил, ни времени на это нет — лучше заняться новыми разработками.

По Вашему мнению, с этим как-то можно бороться?

Пока не будет принят закон или постановление, по которому бюджетные деньги будут идти в первую очередь на закупку отечественной продукции, мы никуда не двинемся. Потому что покупают бренд, а не продукцию, а западные бренды достаточно «раскручены». К тому же любой врач предпочтёт поставить импортный имплантат — если что-то случится, возникнут осложнения, он всегда разведёт руками и скажет:

«На Западе эти изделия давным-давно применяют, и всё хорошо!». Следовательно, сам пациент плохо выполнял послеоперационные предписания — не так ходил или слишком часто прыгал… Тем более, если тот же протез закупается на бюджетные деньги, врача не интересует, что он стоит в два-три раза дороже отечественного. Зато он спокоен, всегда есть чем оправдаться.

.

Александ Ильин: «Если бы чиновников в своё время пересадили на «Волги», эти автомобили точно довели бы в конце концов до нормального состояния»

Но то, что Вы предлагаете, это, в общем, отнюдь не рыночный механизм…

• Поймите, на Западе эта индустрия начала развиваться 50–70 лет назад, а у нас, повторюсь, — пять-десять, да и то силами отдельных малых предприятий. В Советском Союзе имплантатами для ортопедии и травматологии почти не занимались. Существовали отдельные опытные производства, как в Центральном институте травматологии и ортопедии им. Приорова (ЦИТО), а индустрии не было. Поэтому говорить о свободном рынке, о конкуренции, которая поставит всё на свои места, в данном случае нельзя. Чтобы была нормальная конкуренция, необходимы равные исходные позиции. А если этого нет, значит, государству необходимо поддерживать и защищать своих производителей и разработчиков жёсткими, но законными методами. Пока мы этому не научимся, надеяться на то, что отечественная продукция будет востребована, — наивно.

Но такой подход приведёт к очередным программам «защиты отечественного автопрома». Образно говоря, опять предлагаете пересаживать чиновников на «Волги»?

Если бы чиновников в своё время пересадили на «Волги», эти автомобили точно довели бы в конце концов до нормального состояния. А теперь, когда автопром отстал даже не на годы, а на десятилетия, мы говорим:

«Догнать Запад уже нереально». И действительно — уже не догоним, а раньше, возможно, и смогли бы. Ведь в стране есть огромный научный потенциал, разработан целый спектр инновационных технологий. Но организация производства с использованием этих инновационных технологий не встречает должной поддержки ни со стороны государства, ни со стороны бизнеса. Всем нужна быстрая прибыль. А использование высоких технологий требует больших финансовых вложений и времени на их освоение.

Продвижение продукта стоит не меньше разработки

Каким образом вы сумели выйти на зарубежные рынки?

Мы приняли решение: передаём нашу продукцию на продвижение западным фирмам, а те уже продают её под своими брендами. Один пример я вам уже привёл — сотрудничество с итальянской компанией Praesidia.

Ряд ваших разработок не имеет мировых аналогов, тем не менее Вы считаете более правильным именно такой путь, а не, к примеру, поиск стратегического инвестора и создание собственного бренда. Почему?

Маркетинг, продвижение продукции — это отдельная область экономики, в которой действуют свои правила, и нужно быть специалистом во всём этом. Если новенькая фирма, да ещё из России, будет предлагать сбывать свои изделия в те же европейские больницы, никто их не приобретёт. Поэтому чаще всего продвигать свою продукцию под брендами хорошо известных фирм — наиболее правильный путь.

Стоимость разработки и производства — это лишь треть той цены, по которой изделие доходит до потребителя. На Западе та же самая картина: производитель «отодвинут», а основной доход получают фирмы, которые занимаются продажей. Но они, в свою очередь, тратят много денег на продвижение продукта, эти расходы сопоставимы с расходами на производство. В общем, разработать и произвести — это полдела. Не менее (если не более) сложно продать, особенно в условиях жёсткой конкуренции на рынках развитых стран.

Центр «МАТИ-Медтех» финансирует себя сам

Почему Вы инициировали создание в структуре МАТИ Инженерно-медицинского центра «МАТИ-Медтех»?

Во-первых, имело смысл собрать под какой-то одной крышей все фундаментальные исследования и разработки отдельных лабораторий в этой сфере. Во-вторых, необходимо было дать понять коллегам-учёным, что в МАТИ ведутся работы в области материалов и технологий не только для космической отрасли или самолётостроения, но и для медицины. Поэтому в 1999 году решением учёного совета в МАТИ образовали центр «МАТИ-Медтех» как одно из учебно-научных подразделений. В результате стало проще привлекать другие исследовательские организации в качестве партнёров.

Центр постепенно расширялся, по договорам в его структуру ассоциированы некоторые медицинские институты, в частности ЦИТО, Научный центр сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева. Развивается и международное сотрудничество, к примеру, с Италией, Германией, Украиной, Казахстаном, Беларусью. Недавно мы провели переговоры о сотрудничестве с Будапештским университетом. Как я уже говорил, в Венгрии планируется открытие совместного производства одного из наших изделий, и для нового предприятия необходимо подготовить специалистов.

Одним из главных результатов работы центра стало создание кафедры «Материалы и технологии в травматологии и ортопедии», которая базируется в МАТИ и ЦИТО. С прошлого года идёт набор студентов на специальность «биомедицинская инженерия». Эти специалисты смогут «навести мостик» между техникой и медициной, потому что современная травматология и ортопедия уже немыслима без применения технических устройств.

Центр финансируется МАТИ?

Центр финансирует себя сам: либо выигрываем различные гранты — в России и за рубежом, либо сотрудничаем по договорам на выполнение НИР и НИОКР с теми же предприятиями, которые работают в технопарке университета.

Бывают заказы и от других предприятий, но мы стараемся не распространять наши технологии очень широко. Сотрудничество с производственными предприятиями и медицинскими учреждениями позволило создать всю цепочку — от идеи до реализации готовой продукции.

С п р а в к а:

Ильин Александр Анатольевич, декан и заведующий кафедрой «Материаловедение и технология обработки материалов» факультета «Материаловедение и технология материалов» им. Б.С. Митина «МАТИ»-Российского государственного технологического университета им. К.Э. Циолковского (МАТИ), руководитель Инженерно-медицинского центра «МАТИ-Медтех» при МАТИ, президент группы компаний «Ильком-БМСИ», куда входят ЗАО «Имплант МТ» и ЗАО «КИМПФ», академик РАН, заслуженный деятель науки РФ.

Михаил Найдён

http://www.strf.ru/innovation.aspx?…