Плоды продвижения

Вокруг нанотехнологий много шума. Пожалуй, даже слишком много. Но, как это часто бывает, дефицитом остается самая ценная информация – та, которой можно стопроцентно доверять. Вот за ней мы и отправились к руководителю Федерального агентства по науке и инновациям Сергею МАЗУРЕНКО.

Сергей Николаевич, в последнее время государство явно “прикипело” к нанотехнологиям. Потрясают не только сами решения на высшем уровне, но и скорость их принятия. За считанные месяцы возникли президентская инициатива, правительственный совет, госкорпорация… Вас это не удивляет?

Нисколько. Но мне понятен ваш вопрос. У посторонней, далекой от науки публики действительно могло сложиться впечатление, что нанотема “всплыла” как-то неожиданно, спонтанно.

А на самом деле?

На самом деле событиям последнего года предшествовала очень большая и серьезная подготовительная работа. Но, прежде чем говорить об этом, нужно, наверное, оглянуться в более далекое прошлое. Еще в пятидесятые годы нобелевский лауреат Ричард Фейнман поразил научный мир своей знаменитой лекцией “Внизу полным-полно места”, в которой предсказал и, более того, достаточно подробно обрисовал перспективы развития нанотехнологий. Это предвидение было поистине гениальным: ведь в то время не существовало научного инструментария, который позволял бы проникнуть в наномир. Да и уровень развития науки в целом был еще очень далек от широкомасштабных наноисследований и тем более – от разработки качественно новых материалов или устройств.

Тем не менее кроме Фейнмана перспективу смогли рассмотреть и другие ученые, пытавшиеся приблизиться к наноуровню. Скажем, все мы слышали о светодиодах. Их довольно часто и вполне справедливо связывают с нанотехнологиями. А между тем в их основе лежат так называемые гетероструктуры, работы по которым начали активно вестись на заре шестидесятых.

Если не ошибаюсь, именно за исследование гетероструктур получил Нобелевскую премию академик Жорес Алферов?

Верно. В те годы передовой край науки находился на подступах к нано. Прорыв обеспечили абсолютно новые исследовательские приборы – прежде всего электронные микроскопы. Из поколения в поколение они становились все совершеннее. Появились мощные растровые и просвечивающие электронные микроскопы, а в восьмидесятых был открыт туннельный эффект, что способствовало созданию туннельных, а затем и атомно-силовых микроскопов.

Авторы открытия – ученые из швейцарского филиала компании IBM – по праву получили свою Нобелевскую премию. Они дали в руки ученым действительно прекрасный инструмент – не только исследовательский, но еще и технологический. Параллельно в экспериментальной практике начали использовать такие крупные и сложные научные установки, как ускорители электронов – источники синхротронного излучения. Тем временем продолжалось стремительное развитие многих магистральных направлений мировой науки. Все вместе это дало мощнейший эффект, позволило развернуть целенаправленные работы по нанотематике.

Часто приходится слышать, что мы “засиделись на старте” и едва не опоздали подключиться к международной “наногонке”. Вы с этим согласны?

Нет, не согласен. Знаете, я 30 лет проработал в науке, причем как раз в такой области, которая напрямую касается нанотехнологий. И могу утверждать, что во многих вопросах мы ничуть не уступаем западным коллегам. Чего нам не хватало, так это упорядоченности, системности в организации исследований. Этой проблемой системно начали заниматься шесть лет назад, когда в Минпромнауки России была разработана концепция развития нанотехнологий на период до 2010 года.

Движение в том же направлении продолжилось и под эгидой Минобрнауки России. Особенно ярко это проявилось в Федеральной целевой научно-технической программе “Исследования и разработки по приоритетным направлениям развития науки и техники” на 2002–2006 годы. Если помните, в 2004 году ФЦНТП подверглась существенной корректировке, получила новое наполнение. Именно в этой редакции впервые было выделено приоритетное направление, связанное с наноиндустрией. Тогда же удалось существенно увеличить финансирование программы. Из 26 миллиардов рублей, выделенных в 2005–2006 годах, больше 5 миллиардов ушли на наноисследования.

Впрочем, о деньгах нужно говорить отдельно. Главное – уже тогда государственный подход к развитию работ в области нанотехнологий стал по-настоящему системным, комплексным. Отдельные тактические шаги укладывались в единую, продуманную стратегию. Прямой наследницей упоминавшейся ФЦНТП явилась новая федеральная целевая программа по развитию научно-технологического комплекса России на 2007–2012 годы. Здесь на долю наноисследований приходится уже около 40 процентов финансирования.

На достижение поставленных целей направлена и одобренная правительством в 2006 году программа координации работ по нанотехнологиям, в которой предусматривался конкурс на получение статуса головной организации. Победителем проведенного Роснаукой конкурса в феврале прошлого года стал, как известно, Курчатовский институт. В этом году начинается реализация инфраструктурной программы, направленной на модернизацию существующих центров наноиндустрии и создание новых.

Да уж! Программ – громадье. Но как это отражается на жизни и работе исследователей? Их-то государственная забота греет?

Об этом лучше спросить самих ученых. Я же с уверенностью могу говорить о цифрах. Возьмем текущий год. Между нашим агентством и институтами Российской академии наук уже подписано 192 контракта на выполнение исследований в рамках ФЦП. Общая сумма – почти 2 миллиарда рублей, из них 526 миллионов по нано. Для сравнения скажу, что по программам фундаментальных исследований Президиума РАН ученые в 2008 году получат около полутора миллиардов рублей, в том числе, если не ошибаюсь, 120 миллионов на работы, связанные с нано.

И какие из этого следуют выводы?

Вполне очевидные. Привычные жалобы некоторых научных деятелей на нехватку финансирования сегодня не всегда актуальны. У государства достаточно средств на поддержку исследований. Разумеется, не любых, а действительно передовых и перспективных.

Значит, остается только взять эти средства?

Нет, просто “взять” не получится. Все программные деньги распределяются строго по конкурсу. Исследовательским коллективам приходится доказывать свою научную состоятельность, каждый проект у нас подвергается строжайшей экспертизе.

Может быть, это и отпугивает? Ученые никогда особенно не любили и не умели договариваться с бюрократами.

А этого и не требуется. Экспертная система, сформированная нами совместно с Минобрнауки, устроена таким образом, чтобы исключить вмешательство чиновников. Давайте посмотрим, кто решает судьбу тех же нанопроектов. Из 46 экспертов, входящих в рабочую группу, 19 представляют организации РАН, а семеро являются членами академии. И руководит этой командой авторитетный ученый – академик Михаил Владимирович Алфимов.

Такие группы работают по каждому из пяти приоритетных направлений ФЦП. Однако у нанонаправления есть своя специфика. Если в остальных случаях одобренные рабочими группами проекты сразу поступают на рассмотрение возглавляемого министром научно-координационного совета, то здесь они прежде направляются на дополнительную экспертизу, которую проводит специально созданный совет при головной организации – Российском научном центре “Курчатовский институт”. На мой взгляд, это вполне логично и в смысле гарантий объективности оценок, и с точки зрения обеспечения координации работ, за которую отвечают курчатовцы. Но и у них состав экспертов, я бы сказал, вневедомственный. Там Российская академия наук представлена еще шире.

Сергей Николаевич, вот вы сказали о двух миллиардах, полученных РАН из средств ФЦП на этот год. Но денег, как мы знаем, много не бывает.

Хотите спросить о перспективах? Отвечу так. При всей справедливости разговоров о единстве науки задачи нашего агентства заметно отличаются от тех, которые решает РАН. Для академии важнее всего фундаментальные исследования, для Роснауки – ориентированные, поисково-прикладные, нацеленные на конечный продукт. Но я противоречий здесь не вижу. Наоборот: целевая программа может и должна служить реализации тех идей, которые родились в академических лабораториях.

В идеале работа над конкретным проектом естественным образом “перетекает” от одного этапа к другому, продвигаясь вперед по инновационной цепочке. Чем ближе она к рынку, тем больше требуется вложений. В соответствии с этим ФЦП поделена на несколько основных блоков, каждый из которых несет свою нагрузку. Например, блок генерации знаний посвящен именно исследовательским проектам. Средняя “стоимость” лота здесь от 3 до 5 миллионов рублей в год. Это уже солидные деньги, но в блоке разработки технологий суммы в разы больше, а в блоке коммерциализации счет вообще идет на десятки и даже сотни миллионов.

Сегодня по всем понятным причинам организации РАН черпают средства в основном из блока генерации. Но что мешает завтра перешагнуть на следующую ступеньку? Практика показывает: успех приходит к тем, кто не прячется в раковину “чистой” науки, не боится сделать шаг в новом для себя направлении. Таких примеров уже достаточно, и, по моему глубокому убеждению, с каждым годом их будет все больше.

Можете привести хотя бы один пример из области нано?

Пожалуйста. В Институте молекулярной биологии им. В.А.Энгельгардта РАН при нашей поддержке выполнена блестящая работа по созданию нанобиочипов, позволяющих за несколько часов диагностировать целый ряд социально-опасных заболеваний, таких как туберкулез. Раньше на это уходило не меньше месяца. Экономия на диагностике только одного пациента – более 20 тысяч рублей. Любой, кто знаком с проблемой, думаю, подтвердит важность этого достижения.

Другими словами, вы довольны сотрудничеством с РАН?

В целом – безусловно. Но нужно понимать, что в повседневной работе мы обычно имеем дело не вообще с академией, а с отдельными исследовательскими коллективами. И тут бывает по-разному. Иногда поступают заявки не то чтобы слабые, а просто небрежно составленные. Хотя и крайне редко, но встречаются такие же отчеты. Мне кажется, это своеобразное наследие чрезвычайно тяжелых для нашей науки девяностых годов. Тогда сложились, мягко говоря, не лучшие правила игры между государством и учеными. Деньги выделялись мизерные, им соответствовала и отдача. Но те времена, к счастью, минули, а некоторая инерция в научном сообществе до сих пор сохраняется. Пора ее преодолеть. О размерах наших лотов я уже сказал. И бороться за них нужно по-настоящему, без имитации. Уверен: подавляющее большинство академических ученых это прекрасно понимает. И общий настрой в РАН, насколько я могу судить, весьма серьезный и позитивный.

Думаю, что создание Отделения нанотехнологий и информационных технологий РАН поможет успешному решению поставленных задач. А важная работа, которую проводит Комиссия РАН по нанотехнологиям во главе с Жоресом Ивановичем Алферовым, по развитию фундаментальных исследований будет способствовать дальнейшей реализации полученных результатов в рамках ФЦП Роснауки с существенным увеличением финансирования научных организаций РАН. Только в рамках данной ФЦП это может быть 5–6 миллиардов рублей.

В заключение не могу не спросить о недавних решениях высших властей по поводу уже не раз здесь упомянутого Курчатовского института. Из текста президентского указа и распоряжения премьер-министра ясно, что идее создания национальных исследовательских центров еще предстоит серьезная “обкатка”. И все-таки хотелось бы узнать ваше мнение.

По-моему, дело хорошее. И Курчатовский институт – подходящая площадка для пилотного проекта. Вспоминаю, какая ситуация там была еще несколько лет назад, когда институт только вошел в число организаций, подведомственных Роснауке. Разделенный в свое время на множество самостоятельных подразделений, институт утратил единство структуры, фактически дезинтегрировался. Вероятно, так научным коллективам легче было выживать в эпоху безденежья, но новые условия требовали совсем иной модели организации.

Нужно отдать должное руководству в лице президента центра академика Евгения Павловича Велихова и директора члена-корреспондента РАН Михаила Валентиновича Ковальчука, сумевшим такую модель предложить и воплотить задуманное в жизнь. Замечательно и то, что там заработал на полную мощь современный великолепно оснащенный Центр синхротронного излучения, пользоваться которым могут не только курчатовцы, но и многие их российские и зарубежные коллеги.

Фактически институт уже стал тем ядром, вокруг которого концентрируются лучшие научные силы. Статус национального исследовательского центра придает этому процессу новый мощный импульс. Но вы, конечно, правы насчет “обкатки”. Пока под национальными исследовательскими центрами нет даже необходимой нормативно-правовой базы. Не вполне понятны вопросы финансирования. Многое прояснится очень скоро, когда будут утверждены основные направления исследований и программа развития инфраструктуры Курчатовского центра. Но уже сейчас могу сказать определенно: этот “пилот” нужен не только и даже не столько самим курчатовцам, сколько всей отечественной науке.

Дмитрий МЫСЯКОВ

http://www.poisknews.ru/…zhenija.html

Хорошее интервью. Оно как бы развивает и дополняет предыдущую статью С.Н.Мазуренко. Понятно, что это – своеобразный отчёт за «предыдущий» – до-«Роснанотех»-овский период развития отечественной отрасли НТ, когда всем рулили Минобрнаука и РАН РФ. Теперь, когда на сцене появился ещё один «игрок» – ГК «Роснанотех» – картина заметно усложнилась. Зато стало интереснее, и наверняка это обстоятельство повысит темпы развития отечественных НТ. Что ж, будем ждать развития действия и новых частей этого захватывающего «сериала»…