Владимир Казбанов: В белорусском законодательстве не учтён компонент мотивации учёного

Собеседник ведущего программы «Неделя» Игоря Позняка — председатель Совета молодых учёных Национальной Академии наук Владимир Казбанов

Владимир Казбанов

Совершенно случайно наткнулся на такую любопытную статистику: Израиль — государство, казалось бы, меньше Беларуси хотя бы по численности населения (7,5 миллионов человек), но имеет самое большое в мире количество учёных и зарегистрированных патентов на душу населения. У меня вопрос не почему Израиль впереди — почему мы позади?

Владимир Казбанов: Я бы не сказал, что мы позади. Мы занимаем достойное место в рейтинге стран по тем параметрам, которые Вы назвали. У стран, которые прорываются в первую десятку, есть некоторая системность и взаимодействие между различными ведомствами. Это тот минус, который сегодня, наверное, не даёт нам возможности двигаться вперёд. От идеи до её внедрения достаточно большой путь. И не всегда этот путь гладкий.

Вы занимаетесь научными разработками в области медицины. Что конкретно Вы разрабатываете, что Вы готовы предложить нашей отрасли здравоохранения, которая, к слову, в ближайшие годы (войдёт) в числе приоритетных?

Владимир Казбанов: Область моих исследований касается нанотехнологий — это исследование наночастиц на предмет их противоопухолевого эффекта. Это абсолютное новое направление, поэтому в ближайшее время, конечно же, результатов, которые можно было бы внедрить в практическое здравоохранение, ожидать нет возможности и необходимости. Здесь исследования проводятся очень дотошно, потому что это касается жизни и здоровья человека.

Вы, как учёный, можете на этом заработать деньги — и серьёзные деньги?

Владимир Казбанов: По законодательству, которое скоро вступит в силу, авторское право на изобретение, получение патента принадлежит, безусловно, инноватору. А вот уже право имущественное, на разработку, будет принадлежать учреждению.

Что положительного в новом законе: статья, которая носит рекомендательный характер, о том, что наниматель имеет право поощрить инноватора за данную разработку. Здесь, как мне кажется, немного не учтён компонент мотивации учёного для того, чтобы эта разработка была всё-таки внедрена в производство, а не легла отчётом на полку. Если бы, по крайней мере, на законодательном уровне были предусмотрены какие-то преференции, например, какой-то процент в этом имущественном праве — доля принадлежит учёному или коллективу авторов — здесь мотивация, как Вы понимаете, возникает автоматически.

В чём проблема, обсуждавшаяся на неделе у главы государства? Учёные предлагают не то предприятиям или предприятия инертны и не готовы пойти на риск?

Владимир Казбанов: Проблема здесь исключительно в системности. К сожалению, нет диалога, нет такой системы, которая принимала бы инновационные разработки, давала бы перечень того, что учёным необходимо разработать. И это взаимодействие давало бы тот результат, когда учёный сегодня сделал, и завтра это появилось на производстве. К сожалению, если у нас это есть, то фрагментарно. Для этого есть все предпосылки, но не хватает некой структуры, которая, безусловно, должна быть межведомственной, чтобы работать только в интересах государства в целом.

Предположим, в Японии в среднестатистической лаборатории работают 6–7 учёных, которые занимаются сугубо научными разработками, а на них работают ещё 20 маркетологов, которые, во-первых, изучают конъюнктуру рынка — какие разработки нужны будут в ближайшее время, и, во-вторых, тут же прорабатывают направления — куда это можно будет пристроить, куда это можно будет продать. И на это уже заработать. Как эта схема может работать в нашем государстве на Ваш взгляд?

Владимир Казбанов: Я думаю, что та организация, которая производит научный продукт, поставляет инновации, должна иметь в своём штате специалистов в маркетинге, брендинге, что немаловажно. Если руководители различных структур отойдут от незначительной экономии и станут открывать ставки маркетологов в научных учреждениях — в процентном соотношении это 1–2% затрат на оплату труда. Но это может в корне изменить и отношении к учёным, и отношение учёных к своей деятельности, и изменить вообще в целом ситуацию, касающуюся внедрения инновационных продуктов на рынок.

Современный учёный — это человек сам себе на уме. Он вряд ли готов быстро сориентироваться. Предположим: есть политическая воля, а готовы ли учёные подкрепить её научным сопровождением? Например, Евразийский союз, о котором сейчас много говорят. Готовы ли наши учёные оперативно что-то предложить для Евразийского союза, например, для рынка Казахстана, который для нас сейчас безгранично открывается?

Владимир Казбанов: Безусловно, готовы. Но здесь опять возникает вопрос системности. Для того, чтобы что-то предложить, нужен спрос. В ответ на спрос рождается предложение. Например, я могу предложить, если мне будет поставлена задача в пределах моей компетенции.

Вы говорите «если будет поставлена задача». Не считаете, что инициативности не хватает нашим учёным? Может быть, вы должны бегать и стучать в дверь?

Владимир Казбанов: Это, конечно, способ хороший. Некоторым им пользуются, и благодаря этому поддерживается некоторый баланс. И я, наверное, один из тех людей, про которых Вы говорите. Но Вы сами понимаете — это должно быть не исключение, а правило.

На Ваш взгляд, хороший учёный — это тот, кто работает за деньги? Мы сейчас говорили о финансовой мотивации, и это правильно. Или же человек, который работает за идею — как всем известный Перельман, который отказался от миллиона.

Владимир Казбанов: Здесь нужна золотая середина. Если оставить учёного без возможности обеспечивать свою семью, то мало кто решится на такой шаг. Но те учёные, которые работают изо дня в день ради идеи — это те, труды которых сегодня изучают люди на всей планете, это настоящие учёные. И если нет этого зёрнышка в сердце, этой любви к познанию и к науке, как к образу жизни, то сложно говорить о том, что этот человек может стать великим учёным.

Довольны размером своей заработной платы?

Владимир Казбанов: Я доволен размером своей аспирантской стипендии. На самом деле, в отличие от многих других стран — я по роду своей деятельности часто общаюсь с разными людьми — не везде у аспирантов стипендия такого уровня, как в нашем государстве. Это, наверное, является основной поддержкой для аспиранта, молодого учёного. Но если бы она была больше, безусловно, никто бы не отказался.

Став младшим научным сотрудником, Вы будете получать столько же?

Владимир Казбанов: Или немножко меньше.

Вы готовы с этим мириться? Как Вы будете решать проблему.

Конечно, я не готов с этим мириться. Существуют различные темы, к выполнению которых можно подключаться. И поэтому тот учёный, который в состоянии самостоятельно развивать научное направление, всегда себя прокормит. Единственное, хотелось бы, чтобы результаты его деятельности были как можно больше востребованы. Именно в том плане, чтобы они реализовывались в жизнь. А для этого, к сожалению, на данном этапе у учёных времени мало.

http://ctv.by/…~news=463477

В и д е о