Профессор Шамиль Алиев — о взаимной любви с наукой, искусственном интеллекте в космосе и в океане, и о том, что напряжение в мире будет только расти — но именно общее напряжение удерживает мир

Каждый, кто имеет отношение к флоту, знает, что торговых или пассажирских кораблей не бывает. Раз корабль, значит, военный. Вот и с конструкторами. Если в слове «главный» слышится «глава» — мирный руководитель, то «генеральный» явно родственно «генералу». Представитель петербургской школы кораблестроения, генеральный конструктор САПР ОКБ «Дагдизель» профессор Шамиль Гимбатович Алиев посвятил более 50 лет жизни торпедному оружию и военной промышленности.

*Материал опубликован в сдвоенном — август-сентябрь — выпуске журнала «В мире науки»

** — Неужели разница между гражданским и военным конструкторами настолько велика, что отражается даже в термине?**

— Генеральный конструктор сегодня — это целый институт, сложный механизм, в котором задействованы почти все области науки и техники. Особенность работы именно военных генеральных состоит в том, что у нас весьма жестко поставлены сроки. У академика Я.Б. Зельдовича было такое выражение: «В военном деле нужно не просто умствовать, а до завтра решить». Главная задача всегда связана с трудностями: сроками, финансовыми потоками и материальными ресурсами. Нет трудностей — не нужен и генеральный. При этом все конструкторы работают по единой формуле: «техника + увлеченность + талант = результат». Без этих трех составляющих ничего не получится.

— Однако несмотря на такую простую формулу, перед генеральными всегда стоят задачи нетривиальные. Можно ли как-то помочь им в поисках решений?

— Разумеется. Надо создать им «положительную» рабочую атмосферу, в которой конструктору не пришлось бы заново решать уже давно решенные задачи.

Кроме общих показателей, в каждом сегменте есть общая идеология, позволяющая формировать в наиболее активной форме целевую функцию, которая, в свою очередь, помогает задачу выполнить, во-первых, в срок, во-вторых, с удовольствием. Пытаясь создать идеологию торпедного оружия, я много десятилетий тому назад начал собирать специальную библиотеку, в которой отслеживал ситуацию с оружием как зарубежным, так и отечественным. Кажется, мне это удалось. Одним из первых шагов, я считаю, должно стать создание сопровождающего аналитического центра. Сейчас его прообраз — Российская академия наук. Мы сформировали базу знаний по глубоководным торпедам, в ней около 800 уже решенных задач. Но и про ошибки мы не забываем — их около 40 тыс. листов, пятимегабайтный текстовый файл.

— Карта грабельных минных полей.

— В спорте есть такое правило: если ты дважды сделал одну и ту же ошибку, из тебя ничего не выйдет. Один раз все попадаются. Иногда мне кажется, что нет ни одной ошибки, которой бы я не допустил. Но нет ни одной, которую допустил дважды. Наша лабораторная база в Дагестане — некий прототип будущего аналитического центра, его ядро. С нашими работами знакомились и их одобрили академики В.П. Бармин, Е.П. Велихов, К.В. Фролов, В.И. Субботин. К нам приезжали из Санкт-Петербургского государственного морского технического университета, из концерна «МПО — Гидроприбор», из научно-производственного объединения «Электросигнал». Активная 50-летняя работа, ни на один год не утихающая, продолжается и сейчас.

Наше начинание поддержала председатель Совета Федерации В.И. Матвиенко. После этого я раз 15 выступал на эту тему. Везде политическое руководство одобряет, научные силы поддерживают. Необходим многотомник «Торпедное оружие». У нас налаживается контакт с президентом НИЦ «Курчатовский институт» М.В. Ковальчуком по поводу создания гуманитарно-просветительского центра. Этому вопросу помог еще лет 30 тому назад академик Е.П. Велихов. У нас есть такая всемирная лаборатория, которая носит имя вашего покорного слуги. Я ставлю следующую задачу. Есть выстраданное ядро — все 800 задач, как в академических вузах. Теперь нужно на федеральном уровне создать совет, в котором будут пять-шесть таких великовозрастных, как я (больше просто нет), 10– 15 — среднего возраста и около 50 представителей молодого поколения. Д.О. Рогозин поддержал идею. Совет должен работать по обозначенным направлениям: искусственный интеллект, гребные винты, баллистические задачи и многое другое.

— Но разве одна ваша лаборатория с такой задачей справится?

— Конечно нет. Центр надо создавать совместно с Санкт-Петербургом, с «Гидроприбором», с «Корабелкой», с МГУ, МГТУ им. Н.Э. Баумана, РАН, Институтом механики. У меня со многими из них дружеские отношения. Считаю это своим достижением, это важно в научном плане. Может быть, повлияла общая идеология теории ошибок — как только тебе указывают на неточность, ты ищешь в своей деятельности еще две. Поэтому человек, который указывает тебе на ошибку, по этой теории, должен быть очень близким тебе.

— Враг ошибки показывать не будет, он будет ждать их последствий.

— Общая идеология проектирования оружия — подводного, надводного, космического и т.д. — это системный взгляд, многообразие динамических систем, взаимодействующих по законам теории информации. Я абсолютно уверен, что такие динамические системы — блочные, модульные — не изолированы. Они максимально приближаются к искусственному интеллекту.

Влюбиться в идею

Гипербола и ее суть во всей красе с вершин Римановой поверхности

— Сегодня в изучении искусственного интеллекта есть и большие достижения, и большие проблемы. Недавно мы обрабатывали труды М.В. Ковальчука и наткнулись на идею конвергенции, в изучении которой у нас тоже немалый опыт. Он сформулировал эту идею по-боевому, нам боевитости не хватало, потому что проблема восприятия зависит как раз от этого: первый этап — латеральное торможение, второй — дивергенция и конвергенция проводящих путей. И, самое главное, третий: каким образом входящий стимул перекодируется в мозге.

Главная проблема: наша перцептивная система зависит от своего состояния. У каждого, наверное, есть свои методы приведения себя в метастабильность.

— Мне, например, становится страшно, когда я пытаюсь понять бесконечность метавселенной как в пространстве, так и во времени.

— А у нас для этого есть формула Больцмана, выбитая на его надгробии: S = klnW. Людвиг Больцман покончил с собой. Михаил Александрович Леонтович, еще будучи студентом, как-то пришел в общежитие и рыдая кинулся на кровать: «Вот теперь я знаю, почему Больцман застрелился!» Есть идея, которая хватает и «размазывает» тебя по всей Вселенной, и есть конкретная задача, которую до завтра надо сдать. Компромисс между ними — реальный мост. Есть еще более реальный, но этот мост — бесконечность.

Любой ученый-фундаменталист — это человек, который строит мосты из бесконечности. Реальный мост ему кажется слишком простым, потому что он выступает как бы отражением быта. Единичка не должна рыдать, что она ничтожна по сравнению с бесконечностью. Она должна радоваться тому, что отражена в бесконечности. Такова дорога восприятия. По современным представлениям, восприятие — это переработка нервной системой информации, поступающей от органов чувств. Можно допустить, что появляются живые существа, у которых другой механизм обработки информации. Тогда внешний мир кажется им принципиально иным. Проблемы восприятия связаны именно с дальнейшим продвижением искусственного интеллекта в сторону как можно ближе к естественному и дальше — к сверхъестественному.

— Может быть создан такой искусственный интеллект, который будет воспринимать мир иначе?

— Конечно. Причем благодаря технике можно проводить любые эксперименты. В вашем журнале это обозначено очень ярко. Это хорошее название — «В мире науки». Дело в том, что в мире науки мы счастливы. Я счастлив, другие нормальные ученые, инженеры и конструкторы счастливы. А наука в мире — сирота. Поэтому в мире науки проблема искусственного интеллекта — одно из самых мощных и трудных направлений. И я пытаюсь его раскручивать. Академик А.Н. Колмогоров в свое время давал такой критерий ценности научной идеи: в числителе — наблюдаемая сложность, в знаменателе — минимальная декодирующая программа. Я думаю, что работы Колмогорова в области искусственного интеллекта намного опередили американцев. Мне давали смотреть некоторые его черновики. Он собрал около 100 разных специалистов — медиков, физиков, математиков. Если говорить об искусственном интеллекте и тех задачах, которые стоят сегодня для подводного, надводного или авиационного космического оружия, это, конечно, очень перспективно. Хорошими козырными картами владеет тот, кто будет владеть именно такими «прочеловеческими» тренировочными программами.

Радость от идей гораздо сильнее и долговечнее, чем изображенная здесь

Я постоянно занимаюсь с детьми, и моя главная задача — переживать идею с такой силой радости, которая никого и ни за что не оставит равнодушным. В прошлом году, мне кажется, я справился. Один мальчик написал мне письмо: «Вы вообще есть или нет?» Он был на какой-то олимпиаде, и ему дети рассказали о моментальных вычислениях и удивительной красоте чисел. Я позвонил тому ребенку и назначил встречу. Задачу искусственного интеллекта, как и любую другую, решить нельзя, если в нее не влюбиться.

В Индии не разрешали браться за задачу, если ты не мог сочинить о ней хотя бы одно четверостишие. Любовь к идее оздоравливает человека, позволяет ему прочно стоять на бетонной опоре, а головой уходить в облака. Она должна быть чрезвычайно сильным чувством. Чехословацкий поэт Витезслав Незвал, когда ему сообщили, что началась война, сказал: «А как же я допишу книгу?»

— Как Архимед: «Дайте мне формулу дописать».

— Именно.

Мы верим, друзья, в караваны торпед

— Если у нас уже есть хорошие ракеты, зачем нужны торпеды?

— Такие вопросы своевременны. Самыми главными раньше считались генеральные конструкторы подводных лодок. Но если в подводной лодке нет торпед, она превращается в консервную банку. Роль вооружения, особенно морского оружия, с морским интеллектом меняется, развивается по-другому. Конечно, ракеты как были, так и остаются самым важным оружием, но роль торпеды никто никогда не сведет к нулю. Развитие торпедного оружия сегодня начало меняться в сторону сильного уменьшения размеров торпеды. Двухтонные агрегаты какое-то время еще будут служить, но вообще уже существуют и хорошо себя показывают 50-килограммовые торпеды.

— Что же может такая торпеда?

— Она эффективнее, чем двухтонная. Засечь их сложно, они бесшумны. Тяжелые двухтонные торпеды, которые идут со скоростью примерно 100 км в час, конечно, шумят. Пока идут, антиторпеда их уничтожает. Малые идут почти без шума, невозможно оперативно разобрать, что это за косяк идет, рыбный или торпедный. Несколько малых торпед, которые можно хоть с руки запускать, вполне могут по поражающему фактору заменить одну большую. Торпеда будущего — это искусственный интеллект, который необходимо приблизить к мозгу человека и даже пойти дальше. Для этого нужна очень мощная теоретическая база.

С другой стороны, малыми торпедами нагнетается напряжение, что соответствует сегодняшним запросам. Посмотрите, как развивалась агрессия в мире, начиная от дубинки и кулака. Раньше задача была прихлопнуть противника, сейчас этого нет. Сейчас задача — вымотать противника, создать чувство неполноценности, свести его с ума. Когда на одной субмарине установлено от 24 до 30 торпед максимально, а недалеко от нее крутятся десятки лодок, на которые можно наткнуться, что делать? Попробуй плавать в озере с минами! Тут то же самое. Мир развивается достаточно парадоксально. Какими бы умными мы ни были, мы сидим на пороховой бочке. У нас нет другого выхода, и не только у нас — вообще ни у кого нет. Роль торпедного оружия будет меняться постоянно, а с появлением миниатюрных торпед напряжение будет только расти. Но парадокс заключается в том, что именно общее напряжение пока и удерживает мир.

Взгляд на теорию конфликта с точки зрения стихии борьбы и эпизодов боя

— Остается надеяться, что вся эта система напряжения не порвется от какой-то случайности или поломки.

— Сегодня нет просто подводного и просто надводного оружия, сегодня полный синтез в космосе, в воздухе, над водой, под водой. Эти системы очень сильно скоординированы и не очень устойчивы. Многоплановость оказалась «греховным» делом.

Поэтому эти разные направления, которые в торпедном оружии будут формироваться вначале как идея, концепция, потом как модель, прототип на испытаниях, должны проверяться в корне по-другому. Руководство Министерства обороны, с которым я многократно встречался, поддерживает идею о новой концепции проведения испытаний всех видов: заводских, отраслевых, государственных.

— Сейчас они проходят неправильно?

— Это плохой вопрос. Все правильное должно быть еще более правильно. Полуторка и сейчас может ездить, но это неэффективно, потому что есть новая система. Старая нерациональна и не формирует внутри большой радости. Должна быть радость, сопровождающая идею. Конечно, очень сильно восторгаться техникой не стоит. Скорость, с которой мы развиваемся, гораздо выше, чем скорость, с которой мы понимаем, зачем это делаем. Ничего хорошего в этом нет. Я сторонник того, что высшие формы консервативности прогрессивнее всего. Клетка консервативна, поэтому она служит нам так долго. Там, где есть трансрациональный консерватизм и научная неопределенность, есть развитие. Нельзя иметь ежедневно меняющиеся идеи-однодневки. В мире оружия ничего лишнего быть не должно. Все лишнее отсекается. И в жизни тоже. Есть абсолютно новое направление, связанное с искусственным интеллектом и с нейролингвистическими программами.

— Развитие искусственного интеллекта, в частности в торпедах, может привести к появлению автономных торпедных аппаратов, которые фактически сами несут в глубинах боевое дежурство?

— Это высшая цель: торпеда, которая может сама ставить перед собой задачу и выполнять ее, конечно, в наших интересах. Но пока это еще очень и очень далеко. И, несмотря на мою подводную специализацию, думаю, что этого сначала добьются в космосе. Тогда 90% задач в сложных условиях очень больших океанских глубин и в космосе будут возложены на искусственный интеллект. Работы, которые ведутся в этом плане совместно физиками, математиками, механиками, биологами, врачами, — это некая глобальная интеграция. М.В. Ковальчук уместно назвал это конвергенцией. Все было дивергентно, дифференцировано — для своего этапа это нормально. Теперь все большую силу обретает интегральный взгляд, не дивергенция, а конвергенция.

Конечно, у каждого свои представления о радости, но мне кажется, что все, кто влюблен в науку или в идею, могут быстро отойти от любой неприятности, просто вспомнив объект своей любви. Когда передо мной встает какая-нибудь проблема, я говорю себе: «Что же, эта проблема сильнее, чем моя любовь к Аристотелю, Пифагору, Эйнштейну? Она занимает больше места в моей душе? Значит, я не дотягиваю до преданности и любви». В горах говорят: «Конь требует не ухода, а искренней любви». Именно на нее он отвечает феноменальной преданностью. Так и с наукой: полюби ее искренне, и она ответит тебе взаимностью.

Справочная информация

Шамиль Гимбатович Алиев

Российский академический и общественный деятель, разработчик торпедного оружия и один из его идеологов, доктор технических наук, профессор прикладной математики и вычислительной техники.

С 1980-х гг. занимает должность главного инженера по научно-исследовательской работе и генерального конструктора САПР на заводе «Дагдизель».

Советник главы Республики Дагестан по науке и ВПК, руководитель Центра прикладных технологий при Министерстве экономики и территориального развития РД, председатель правления Института прикладных программ и моделей при Ассоциации содействия Международному центру научной культуры — Всемирной лаборатории.