Довольно долго считалось, что творчество — это удел людей, а животные и уж тем более машины творить не могут. Но так ли это? Ответ на этот вопрос зависит от определения творчества. Давайте разберёмся, при каком определении машины обретают возможность творить, и как у них обстоят дела с текстовыми произведениями — поэзией и прозой.

Под творчеством в самом простом случае понимают создание новых изображений, текстов, музыки и других объектов культуры. Но, согласитесь, это слишком широкое определение: согласно ему даже обыкновенный игральный кубик может что-то сотворить! Если сопоставить каждой из его граней ноту, можно получить мелодию. Она, правда, не будет соответствовать требованиям классической гармонии и вряд ли кому-то понравится, а та, которая понравится, будет просто исключением, как в «Теореме о бесконечных обезьянах».

Поэтому помимо новизны часто вводят критерий эстетической ценности. Для её оценки можно использовать, например, слепые тесты: сравнивать произведения, созданные людьми, с образцами компьютерного творчества. Очевидный недостаток такой процедуры — невозможность сравнения произведения машин с шедеврами мирового искусства, ведь многие из этих шедевров легко узнаваемы.

Альтернативой могут стать мнения экспертов — искусствоведов. Но если они будут знать, что рассматриваемый образец является продуктом деятельности компьютерного алгоритма, они могут изменить свою оценку. Единственное, что нам остаётся, это определять, подчиняется ли произведение законам заявленного жанра.

Например, если мы имеем дело с машиной, сочиняющей стихи, то можно оценить рифмы и стихотворный размер. Если мы говорим о прозе, то можно оценить корректность выбранных машиной синтаксических структур.

Однако произведения, соответствующие таким формальным критериям машины научились создавать уже давно. Поэтому в наши дни при оценке эстетической стороны творчества машин мы уже не можем обойтись набором простых правил. Так или иначе, мы будем вынуждены опираться на мнения людей, принимая во внимание то, что даже в идеально выстроенном эксперименте с привлечением множества оценщиков мы всё равно можем получить недостаточно объективную оценку художественной ценности созданного машиной произведения. Запомнив это соображение, давайте посмотрим на историю машин, претендующих на наличие у них творческих способностей, на современное положение дел в этой области и на методы, лежащие в основе такого творчества. Мы начнём наш экскурс с текстов: компьютерных стихов и прозы.

Первые опыты по автоматизации текстовых сочинений

Задача автоматической генерации текста гораздо старше, чем первые электронно-вычислительные машины. В XIII веке каталонский миссионер Раймунд Луллий создал «логическую машину», которая состояла из нескольких подвижных кругов, разделённых на секторы, в которых были обозначены основные категории всего сущего. Каждый из кругов мог вращаться, и в результате вращения можно было получить различные комбинации понятий. В каком-то смысле механизм Луллия был одной из первых машин, способных творить.

Каталонский миссионер, поэт, философ и теолог Раймунд Луллий, 1232 – 1315 гг

Далее, первые похожие на современные машинные представления слов и фраз мы встречаем в работах Декарта и Лейбница. Первый считал, что «следует установить методическое расположение всех мыслей-идей, подобно методически установленному порядку естественного ряда чисел» (напоминает современные модели с векторными представлениями семантики), второй — предложил систему звукочисловой записи, в которой звуки сопоставлялись различным числам. Но Лейбниц зашёл ещё дальше: он мечтал о чём-то, похожем на методы обработки естественного языка: он хотел «свести понятия к символам, символы к числам и, наконец, посредством цифр и символов подвергнуть понятия механическому вычислению».

Но вернёмся к поэзии.