Автор: Олег Сивченко. Сегодняшний пост (что не вполне обычно для моего блога) не претендует на научную достоверность и во многом является попыткой резюмировать мысли на тему, обозначенную в заголовке. Основным материалом, побудившим меня к написанию этого поста, стал текст уважаемого Дмитрия Тюлина «Старение и бессмертие: взгляд биолога», а также дискуссия под ним. Также меня заинтересовала статья Николая Мушкамбарова о биологии мейоза, на которую ссылается Дмитрий Тюлин. Этот материал натолкнул меня на две линии размышлений и выводов, которыми я хочу здесь поделиться.

Достаточно давно, уже более 15 лет, я с интересом и даже с уважением относился к алхимии. Примерно после знакомства с биографией Альберта Великого я пришел к мысли, что средневековая алхимия была не столько лженаукой, сколько протонаукой. Именно в таком виде в XIII-XVI веках были возможны исследования, эксперименты, открытия. Используя разрозненные эмпирические знания, мистические (невразумительные, но таинственные) трактаты, а также переводы с арабского, в свою очередь, являвшиеся переводами с древнегреческого, Бёттгер, Бранд, Парацельс накапливали естественнонаучную базу. Именно в качестве сторонних проектов Бёттгер смог получить фарфор, Глаубер – азотную кислоту, а также разработать методы окрашивания стекла, а Бранд получил фосфор способом поистине гротескным и экзотическим.

Эти люди в рамках своей основной занятости пытались решить ту самую задачу, которую сейчас решают стартапы из Калифорнии: они добивались радикального продления жизни для своих августейших немолодых щедрых патронов.

Алхимия ассоциируется в массовом сознании с получением золота из неблагородных металлов (трансмутацией), и эта цель действительно была для алхимиков приоритетной. Тем не менее, другой важнейшей целью алхимиков был эликсир жизни, под которым фактически имелся в виду эликсир молодости.

Здесь я сделаю первое отступление. Роль золота в современном мире значительно скромнее, чем в средневековой Европе (как минимум, золото перестало быть средством свободных расчетов, и капитал больше не обеспечивается золотом как раньше), а вот продлить жизнь человеку по-прежнему очень хочется. Более того, я бы указал ряд факторов, из-за которых в начале XXI века эликсир жизни начинает все сильнее восприниматься как острая гедонистическая необходимость:

1. Нам вскружило голову первыми успехами, в частности, увеличением ожидаемой продолжительности жизни в течение XX века
2. Получив антибиотики, а затем и мощные противовирусные препараты, мы загнали в глубокое Сомали большинство смертельных инфекционных заболеваний; фактически, сейчас смертным приговором является только бешенство, даже с эболой и чумой есть варианты .
3. Средневековые спонсоры алхимиков страшились адских мук, но даже у них была надежда, что когда-нибудь Христос вновь спустится в ад, и кого-нибудь да вызволит. У наших современников такой надежды нет; развитие медицины и нейрофизиологии со всей ясностью свидетельствуют о необратимости и окончательности биологической смерти – в этом отношении меня очень впечатлили последние месяцы жизни великого Майкла Дебейки.
4. Современная культура сочится культом молодости и красоты. Стареть стыдно, унизительно и попросту очень страшно, поскольку, если после смерти ад не планируется, то он вполне может настичь человека и при жизни. Причем, речь не только о метастазах андерсеновской девочки со спичками и о «Двухсотлетнем человеке». В значительно большей степени этот культ вызывающей молодости олицетворяет «танцующий миллионер» Джанлука Вакки, которому гораздо проще стать звездой Инстаграма, чем Раисе Гладских (1926–2020), тогда как ее аккаунт в Инстаграме заслуживает гораздо большего внимания, чем гламурная витрина чьего-нибудь пустого нарциссизма.
5. Оказалось, что мы хотим жить не только долго, но и качественно. Мало того, что долгая жизнь сопровождается повальными онкологическими и нейродегенеративными заболеваниями – так она преподносит еще и беспомощность, и одиночество, если ты, конечно, не Керк Дуглас.

Пока исследования, посвященные продлению жизни, развиваются в тесной связке с геронтологией. Одной из самых замечательных конкретизаций в обосновании этих исследований является перенос акцента с «life span» (продолжительность жизни) на «health span» (продолжительность здоровой жизни). С одной стороны, такая конкретизация полезна, так как помогает определиться, что мы вкладываем в понятие «радикального продления жизни». С другой стороны, те работы, которые я вкратце охарактеризую далее, выдают истинную мотивацию таких проектов: мы не хотим жить вечно и даже не представляем, каково это. Нет, мы просто боимся умирать, особенно будучи больными и одинокими.