Автор: Екатерина Хананова. Младший научный сотрудник московской лаборатории экспериментальной микробиологии ФГБНУ НИИВС им И.И. Мечникова Ольга Афанасьева согласилась ответить на некоторые вопросы редакции «Хабра», касающиеся её работы и пандемии коронавируса. «Хабр» спросил, с чем именно работает Ольга, откуда идёт финансирование проектов, об её взаимодействии с лабораторными животными, требованиях к ней как к научному сотруднику и не только.

Часть вопросов взята из комментариев читателей «Хабра» к новостям или статьям схожей тематики. Кроме того, Ольга согласилась ответить на новые вопросы читателей из комментариев к статье.

Каким исследованием занимаешься на данный момент? Что конкретно изучаешь?

В нашей лаборатории мы занимаемся выделением и изучением защитных свойств белоксодержащих антигенов пневмококка для использования их при разработке вакцин. Streptococcus pneumoniae (пневмококк) — бактерия, вызывающая пневмонии, отиты и даже менингит.

Как ты начала работать над проектом? Ты сама предложила идею или присоединилась к уже готовой команде?

Как правило, в научных институтах есть комплексные темы, над которыми трудятся сразу несколько лабораторий по разным направлениям. Когда я пришла, в лаборатории как раз начиналась разработка по одному из них.

Откуда институт берёт финансирование? Вы привлекаете частных инвесторов к проектам? Государственного финансирования хватает?

Финансирование, к сожалению, это больная тема каждого научного работника. В каждом исследовательском институте может быть по-разному. У одних основными источниками являются государственное финансирование и гранты, у других — платные договора и частные инвесторы. У нас на данный момент — государственное финансирование, которое, к сожалению, очень ограниченно. Причём оно уменьшается с каждым годом.

Госорганы как-нибудь контролируют вашу работу? В процессе нужно отчитываться или только по окончанию работы?

Да. У нас есть внутренние отчёты по выполнению работ (ежегодные краткие отчеты — аннотации), сведения по публикациям и выступлениям, монографиям, патентам и т.д. Из этих данных потом формируют ежегодный отчёт о выполнении Государственного задания для Минобрнауки. По окончании темы (обычно, через 3—5 лет) мы пишем подробный отчёт по всем проведённым исследованиям (обычно около 80–100 страниц).

Ты сама ухаживаешь за животными или для этого есть отдельные специалисты? Как часто в ходе наблюдений ты с ними контактируешь?

У нас есть работники, заведующие виварием на постоянной основе. Но мы сами следим и ухаживаем за животными на протяжении всего опыта, начиная с момента получения из питомника. Практически каждый день клетки нужно чистить, у животных всегда должен быть доступ к еде и воде. Во время опытов с заражёнными мышами работать приходится без выходных и даже в праздничные дни, так как учет животных идёт строго каждые сутки. У нас бывает, что опыты выпадают на январские или майские праздники, и даже тогда мы приезжаем учитывать или выполнять другую работу связанную с животными. Как раз в этом году был эксперимент с мышами, и мы работали 10 дней подряд, включая 3 дня майских праздников. Тут нельзя, например, в пятницу ровно в 18.00 все бросить и сказать: «я в понедельник доделаю».

Крыса в лаборатории экспериментальной микробиологии ФГБНУ НИИВС им И.И. Мечникова. Фото: Ольга Афанасьева

В исследованиях часто пишут, что одной группе животных вводят патогены внутрибрюшинно, другой — подкожно. В чём разница?

Зависит от целей и модели исследования. Каждый патоген имеет свой механизм (патогенез) развития инфекционного процесса. Наиболее часто используется внутрибрюшинный или подкожный способ заражения. Так, при работе с дифтерийным микробом используется модель подкожного или внутрикожного заражения морских свинок. В нашей лаборатории был разработан метод введения стафилококка в глазной синус мыши, что позволяет наблюдать развитие инфекционного поражения почек вплоть до некроза, и использовать метод в процессе разработки препарата для защиты от стафилококковой инфекции. Также могут сравнивать эффективность препарата при разных путях введения.

Что происходит с животными, выжившими в ходе экспериментов?

Животных выводят из эксперимента. Проще говоря, умерщвляют принятыми гуманными методами и увозят на утилизацию с остальными. Вся работа с животными идёт в соответствии с межгосударственными стандартами по содержанию и уходу за лабораторными животными (например, ГОСТ 33216–2014, ГОСТ 33215–2014 ).

Почему их убивают?

Этого требуют меры безопасности. Все животные так или иначе контактировали с патогеном и могут стать переносчиками инфекции, если их выпустить или взять в другой эксперимент. В общем-то в один эксперимент даже мышей из разных партий брать нельзя, это может повлиять на результаты.

Ты привязываешься к животным в ходе работы?

Нет. Это очень мешает проведению эксперимента.

Как ты справляешься со стрессом, вызванным необходимостью умерщвлять мышей?

На самом деле исследователи по-разному воспринимают данную необходимость. Кто-то думает об этом как о неотъемлемой части работы (кто-то как я). Мне поначалу было очень тяжело даже просто наблюдать за умерщвлением мышей, не говоря уже о том, чтобы делать это самой. Я просто делала, что должна, а потом плакалась близким. Помогает осознание, что это работа для благих целей, для развития науки, здоровья людей, и то, что этих животных специально для этого выводят, и живут они, в общем-то, намного лучше, чем многие дикие. Но, увы, относительно недолго. Я работала только с мышами, но в нашей лаборатории раньше проводили исследования и на морских свинках. В институте используются кролики, крысы. Так что одними мышами мы не обходимся.

По окончанию исследования оставшиеся биологические материалы хранятся или утилизируются? Если хранятся, то зачем?

Мы можем получить мышиную сыворотку и, например, сохранить её для дальнейшей работы. Всё остальное обязательно обезвреживается и утилизируется. Все поверхности в процессе работы обрабатываются до и после. Главный девиз в нашей работе — чистота и аккуратность.

А E. coli s и r формы, Kl. pneumoniae на кровяном агаре и эндо. Фото из архивов Ольги Афанасьевой

Тебе как научному сотруднику в течение года или какого-либо другого периода времени нужно подтверждать учёную степень или проходить повышение квалификации? Есть ли у вас требование по минимальному количеству выпущенных научных работ?

Мы проходим курсы повышения квалификации и получаем соответствующие документы, действительные 5 лет. У меня это “Бактериология. Вирусология. Биологическая безопасность”, чтобы возможно было работать с микробами IV-III группы. Также мы проходим конкурс на соответствие должности, переаттестации.

Нам полагается публиковать хотя бы 2 работы в год, лучше — больше. Причём желательно в изданиях, имеющих высокий индекс цитирования и входящие в базы данных Scopus. Естественно, учитываются квартили, если они есть (от 4Q до 1Q), WOS, РИНЦ. Кроме того, учитываются другие работы, количество выступлений, наград, наличие монографий, учебников, патентов, педагогическая деятельность, научное руководство, участие в грантах, договорах и прочее.

В каких журналах проще и сложнее публиковаться и почему?

Проще всего публиковаться в нерецензируемых журналах, но они не имеют высокой значимости. Для написания диссертации, например, требуются журналы, входящие в ВАК. Ещё одна сложность — высокий спрос на публикации в крупных рецензируемых журналах. Чем больше работ подается, тем дольше можно ждать опубликования своих трудов (от полугода и более). К тому же, чем серьёзнее журнал, тем больше у него требований к авторам работ, вплоть до указания всех реактивов, материалов, оборудования со сроками годности и исправностью в работе, где это всё приобретено. Если имеются какие-то графики или таблицы, обязательно к ним в приложении указываются исходные данные, методы статистической обработки и т.д.

Насколько я помню, ваш институт с первой волны пандемии коронавируса постоянно проводит тестирование на COVID-19. Как ты оцениваешь свою загруженность на работе и загруженность коллег до и после первой волны?

Конкретно я работаю только по своей теме. Конечно, у нас высокая загруженность и постоянное напряжение. В нашем КДЦ совсем тяжело было особенно в первую волну коронавируса. Можно сказать, что мне ещё повезло, и меня лично это затронуло только в плане проведения моей исследовательской работы. Ограничительные меры застали нас в середине работы с мышами, и поэтому нам пришлось очень быстро подстраиваться под новые условия.

У многих людей очень низкий кредит доверия к российским учёным и исследованиям в частности. Как думаешь, почему? На твой взгляд, как можно это исправить?

Наверное, работает миф, что если нашего производства, то обязательно плохое. И нет представления, что же такое научная лаборатория в целом (неважно, в какой области). А если сверху наложить, что показывают в кино и сериалах, то вообще каша получается.

Как исправить? Как обычно, непонимание и недоверие рождается от незнания. Чем больше мы будем показывать и рассказывать, что же такое научное исследование и лаборатория, тогда, наверное, к нам будет больше доверия. Ещё, думаю, что часть недоверия исходит от мысли, что у нас всё делается ради выгоды, поэтому ничего хорошего сделать априори не могут. На это я могу лишь ответить, что работать в науке и не быть увлеченным своим делом невозможно. Иначе в какой-то момент ты просто уйдёшь.

Пневмококк на кровяном агаре. Фото из архивов Ольги Афанасьевой

На твой взгляд, победим ли мы COVID-19 окончательно? Сможем ли ходить без масок?

Наверное, это не у меня стоит спрашивать. Я всё же не вирусолог и с вирусами не работала. Но мне кажется, что нет. С нашими темпами вакцинации и отношением людей к мерам безопасности тенденция плачевная. Также не забываем и о мутациях вируса и группах людей, которые из-за ряда показаний не могут вакцинироваться. Пожалуй, мы придём к тому, что теперь будем ежегодно вакцинироваться и от гриппа, и от коронавируса. Если бы ношение маски в общественном транспорте и местах массового скопления людей стало нормой и правилом хорошего тона, то заболевших ОРВИ и гриппом стало бы существенно меньше, что и отмечалось в 2020–2021 годах.

Что человечество может сделать, чтобы избежать подобных тяжёлых последствий от будущих заболеваний?

Я могу сказать, но это из области фантастики. Чтобы все люди ответственнее относились к себе и окружающим, делали всё как надо и когда надо. Я имею ввиду выполнение нормативов, соблюдение мер безопасности, как со стороны организаций, так и со стороны каждого отдельного человека. Болезни всё равно будут возникать, но, возможно, мы бы лучше с ними справлялись. Вообще, я как-то читала “Пандемию” Сони Шах. У нее этот вопрос, на мой взгляд, хорошо освещен и точно лучше, чем я смогу тут ответить.

Спасибо за ответы! Хочешь что-нибудь передать читателям «Хабра»?

На данный момент я бы, конечно, порекомендовала следить за своим здоровьем, не забывать обрабатывать руки и правильно носить маски. Маска это не страшно, и даже не сильно неудобно (поверьте, я в ней в лаборатории работаю постоянно и всё ещё не задохнулась), а зимой так носу теплее. Не забудьте, что уже заканчивается сезон вакцинации против гриппа.

Очень хочу посоветовать не быть скорым на оценку чьей-либо работы и помнить, что в любой должности и специальности есть огромная куча преград, но также очень много людей, искренне любящих свою работу и преданных делу. И они, несмотря на все сложности, стараются выполнить её хорошо. Это касается не только науки и медицины, но и многих других направлений.