По данным исследователей из Оксфорда (Oxford Corpus), концепт «метавселенная» (metaverse) в 2022 г. занял второе место по частоте употребления и значимости [1]. Под этим термином лингвисты понимают гипотетическую среду виртуальной реальности, в которой пользователи взаимодействуют с аватарами друг друга и своим окружением с эффектом погружения. Первое зарегистрированное использование термина «metaverse» в Оксфордском словаре датируется 1992 г. Термин использован Нилом Стивенсоном в научно фантастическом романе «Снежная катастрофа».

Спустя 30 лет можно констатировать, что метавселенная вошла в социальную жизнь, экономику и право. Например, в 2022 г. выдан первый в мире ипотечный кредит на жилье в метавселенной Decentraland [2]. Аналитики компании Gartner в октябре 2022 года опубликовали доклад о стратегически важных технологических трендах на ближайшее время [3]. К одной из десяти технологий, влияющих на эффективность бизнес процессов, они отнесли технологию метавселенной. По оценкам аналитиков, ожидается существенный рост виртуальной экономики, базирующейся на цифровых активах, а к 2027 г. 40% компаний будут использовать комбинацию Web3, облачной дополненной реальности и цифровых двойников. И конечно, это потребует от цифрового права комплексной правовой регламентации технологии метавселенной, которая сегодня отсутствует как явление.

Однако до этого необходимо определить, что следует относить к данному объекту правового регулирования. Зарубежная юридическая наука понимает под метавселенной взаимосвязанные виртуальные среды, управляемые движениями с помощью электромиографии (ЭМГ) и нейронных интерфейсов [4].

В отечественных научных публикациях также встречается термин «метавселенная», однако он лишь упоминается в связи с регулированием иных объектов права, например при анализе возможностей наследования цифровых активов [5] или при исследовании вопросов защиты прав геймеров [6]. В отечественном законодательстве термин не используется, но в некоторых подзаконных нормативных правовых актах упоминаются технологии виртуальной реальности (virtual reality, VR) и дополненной реальности (augmented reality, AR).

В отсутствие концепта «метавселенная», нельзя составить концепцию правового регулирования, что, в свою очередь, ведет к доминированию «цифрового луддизма». Яркий исторический пример подобного регулирования — принятие в Великобритании в 1865 г. Закона о локомотивах (Locomotive Acts). Согласно одному из положений данного правового акта, во время движения любого автомобиля физическое лицо должно было идти перед ним пешком не менее чем за шестьдесят ярдов и нести красный флаг, предупреждая о его приближении [7]. Не вызывает сомнений, что законодатель, принимая данную норму, исходил из желания защитить права граждан. Также очевидно, что норма снизила конкурентоспособность перевозок автомобильным транспортом. По оценкам некоторых авторов, это привело к существенному технологическому отставанию страны в данной сфере от других европейских государств.

В англоязычном варианте Википедии metaverse law [8] уже указан как самостоятельный раздел юриспруденции, хотя единого представления о его содержании пока нет. Сегодня исследованием этого вопроса занимаются ученые — юристы и практики, а также некоммерческие организации. Например, в США с 2021 г. действует Институт метавселенной (Metaverse Policy Institute), который ставит целью создать первый закон о метавселенных, позволяющий обеспечить лидерство страны в этой сфере [9]. Под данной цифровой технологией в Институте понимают проекцию виртуальных миров, включающую в себя виртуальную реальность (VR), дополненную реальность (AR), смешанную реальность (MR) и новые концепции, такие как гиперреальность.

Существуют и иные классификации. Старший партнер компании Dentons в Сеуле Янг Хан Ли указывает, что существуют четыре типа метавселенных: дополненная реальность (Augmented Reality), регистрация жизни (Life Logging), зеркальные миры (Mirror Worlds) и виртуальные миры (Virtual Worlds)[10]. Их наиболее успешные модели: Zepeto, Roblox, Gather и Decentraland.

В качестве основных правоотношений в метавселенной Янг Хан Ли выделяет:

• участие пользователей в деятельности, приносящей доход, путем продажи самодельных аватаров или игр другим пользователям;
• получение реального дохода за счет использования метавселенной в качестве канала для рекламы, продвижения по службе, маркетинга и обучения;
• торговля цифровыми активами с использованием незаменимых токенов (NFT).

Однако данная классификация неидеальна, так как акцент в ней сделан на хозяйственную деятельность в метавселенной, а вопросы правового регулирования распространения информации и защиты конфиденциальных данных остались за пределами внимания юристов.

Сегодня уже можно выделить два подхода к регулированию метавселенной:

• страны Юго Восточной Азии предпринимают реальные шаги по формированию правовых институтов для регулирования метавселенной;
• страны Европы и Северной Америки полагаются на расширение существующих норм и саморегулирование метапространства.

Это деление весьма условно, так как большинство стран стараются использовать оба метода правового регулирования. Например, в октябре 2021 г. при Китайской ассоциации мобильной связи создана первая отраслевая организация по регулированию метавселенной, которая приняла Декларацию индустрии метавселенной, включающую следующие принципы:

• ориентированность на граждан;
• создание позитивного имиджа цифровой жизни;
• оптимизация и модернизация цифровой экономики в новой инфраструктуре метавселенной;
• поощрение создания новых возможностей для субъектов метавселенной;
• создание экологии ценности данных в метавселенной;
• формирование принципов открытого сотрудничества для построения и развития метавселенной [11].

В Великобритании, например, уже существует законопроект о безопасности в Сети, призванный урегулировать правоотношения в метавселенной, включая интеллектуальную собственность, владение активами, смарт контракты, защиту прав потребителей, защиту конфиденциальных данных, защиту трудовых прав и иные общественные отношения. А, скажем, США нет законодательства, упоминающего метавселенную как объект права, но существует ряд нормативных правовых актов, которые создатели и пользователи цифровой технологии обязаны учитывать. Это, например, законы штата и федеральные законы, касающиеся хозяйственной деятельности, включая законы об азартных играх, о денежных переводах, о ценных бумагах, о недобросовестной и вводящей в заблуждение торговой практике, о кибербезопасности, антимонопольное законодательство, авторское право, законы о хранимых сообщениях и даже Четвертую поправку, определяющую защиту от неправомерного обыска и конфискации имущества и т. д. [12]. Безусловно, все перечисленное законодательство составляет «право метавселенной», но для его эффективного использования требуется адаптация существующих норм к архитектурным особенностям регулируемой ими цифровой технологии.

В отечественной судебной практике целесообразно исходить из того, что метавселенная на сегодняшнем этапе развития повторяет технологию социальных сетей. В связи с этим отметим следующий факт: потенциально, для права метавселенной проблема недобросовестной социальной инженерии будет стоять более остро, чем для социальных медиа. Ясно, что запрет на социальную инженерию недопустим. поскольку при ее позитивном использовании создаются уникальные возможности для оперативного реагирования на потребности социума со стороны органов власти.

Например, анализ информации, размещаемой в социальных сетях, уже позволяет выявлять:

• природные явления — стихийные бедствия, землетрясения, метеорологические события, осадки;
• подозрительные события — преступления, насильственные действия, протестные действия, поведение, вызывающее подозрение в террористических намерениях;
• события здравоохранения — заболеваемость, употребление наркотиков, оздоровительные мероприятия;
• сопутствующие события — чрезвычайные происшествия, кризисные ситуации, распространение слухов, кибератаки;
• события дорожного движения;
• другие события — спортивные мероприятия, субсобытия, события в реальном времени [13].

Применение данной технологии в метавселенной сделает ее самым точным и эффективным социальным детектором, позволяющим оперативно реагировать на негативные и позитивные события. Например, анализ поведения физического лица может свидетельствовать о склонности его к совершению противоправного действия, и исследование его поведения в метавселенной позволит выявить его склонности и внутренние мотивы, воздействие на которые поможет склонить физическое лицо к правомерному поведению. Вопрос этичности подобного воздействия остается открытым, но не вызывает сомнений, что, если социум принимает подобное манипулирование для продажи ему товаров, работ и услуг, то социальная инженерия для обеспечения общественного порядка не вызовет всеобщего осуждения.

На первом этапе регулированию подлежат метавселенные, участвующие в хозяйственной деятельности, т. е. создающие объекты информационных прав и обеспечивающие оборот таких цифровых активов. В 2021 г. компания Juniper Research провела исследование, которое показало, что объем мирового рынка лутбоксов (от англ. loot — «добыча в игре») составляет 15 млрд долларовСША, а к 2025 г. он достигнет 20 млрд долларов США, возрастая на 5% ежегодно. На долю Российской Федерации приходится 1,5% указанной суммы [14].

Даже такие скромные показатели позволяют говорить о появлении нового рынка цифровых активов, где физические и юридические лица получают доход от перепродажи игровых предметов. Это требует урегулировать правоотношения в разных отраслях отечественного права, например налогового. В настоящее время налогообложение сделок с цифровыми активами вызывает судебные споры. Например, компания «Мэйл.Ру Геймс», получив доход от продажи дополнительного функционала в видеоиграх (броня, оружие и т. п.), не заплатила с этих поступлений налог на добавленную стоимость, применив право на налоговый вычет при реализации прав на использование программ по лицензионным договорам. Налоговая инспекция начислила НДС, посчитав данные объекты не относящимися к программному обеспечению. Данный довод поддержали Арбитражный суд Москвы, а также суды апелляционной и кассационной инстанций [15].

Системы виртуальной и дополненной реальности являются отличительной чертой для разделения социальной сети и метавселенной. Однако сегодня большинство метавселенных позволяет пользователям участвовать в их жизни и без данного оборудования.

На основании приведенных аргументов мы предлагаем использовать следующее определение: Метавселенная — информационная система, существующая в форме цифровой платформы и/или социальной сети, предоставляющая возможность создавать и осуществлять переход цифровых прав между пользователями, для доступа к которой физическое лицо может использовать информационные технологии виртуальной и/или дополненной реальности, а также проецировать в реальную действительностьвиртуальные объекты.

Представляется, что легальное закрепление такой дефиниции станет первым и необходимым шагом для формирования нового субинститута цифрового права — права метавселенной.

1. Oxford Word of the Year 2022. — URL: https://languages.oup.com/…e-year/2022/
2. URL: https://decentraland.org/
3. Gartner Top Strategic Technology Trends 2023. — URL: https://emtemp.gcom.cloud/…ds-ebook.pdf
4. Andy Ramos. Le métavers, les NFT et les droits de propriété intellectuelle: réglementer ou ne pas réglementer? // Magazine de l’OMPI. 2022. Numéro 2. P. 7–11.
5. Харитонова Ю.С. Особенности перехода права следования по наследству // Нотариальный вестник. 2022. № 10. С. 5–13.
6. Будник Р.А., Зверев М.О. Интеллектуальные права геймеров // Закон. 2022. № 7. С. 126–147.
7. Locomotive Acts. — URL: https://archive.org/…182/mode/2up?…
8. Metaverse law. — URL: https://en.wikipedia.org/ wiki/Metaverse_law#:~:text=Metaverse%20law%20refers%20to%20legal,%2C%20mixed%20reality%2C%20and%20hyperreality
9. URL: https://www.metaversepolicy.org/
10. Young-Han Lee. The legal wild west of the metaverse — Its legal implications — URL:https://www.dentonslee.com/…implications
11. Метавселенные придут с Востока. — URL: https://rdc.grfc.ru/…_regulation/
12. Garon Jon M. Legal Implications of a Ubiquitous Metaverse and a Web3 Future (January 3, 2022). — URL: https://ssrn.com/…ract=4002551
13. Mredula M.S., Dey N., Rahman M.S., Mahmud I., Cho Y.-Z. A Review on the Trends in Event Detection by Analyzing Social Media Platforms’ Data // Sensors. 2022. Vol. 22. P. 4531. — URL: https://doi.org/…90/s22124531
14. Каткова М.М., Сурьянинова П.А. Виртуальная собственность в компьютерных играх: проблемы регулирования в российском законодательстве // Труды по интеллектуальной собственности. 2022. Т. 43. № 4. С. 91–100.
15. Дело А40–91072/14. — URL: https://sudact.ru/…mjCXIwN6nUC/