Научная репутация России продолжит ухудшаться, если она не избавится от национальной обособленности и провинциализма. Такой вывод делают авторы редакционной статьи «Scientific glasnost», опубликованной в журнале Nature 11 марта.

С момента распада Советского Союза в 1991 году, российские лидеры призывали к трансформации старорежимного индустриального общества в новую, основанную на знаниях, экономическую формацию, движимую инновационной наукой и технологиями. Действующий российский президент, Дмитрий Медведев, весьма часто озвучивает это стремление – не в последнюю очередь для преодоления российской зависимости от нефтяного и газового экспорта. К сожалению, эта трансформация систематически спотыкается о косность верхушки российской академической иерархии.

Маленький, но весьма красноречивый пример явился на свет в феврале, когда популярное сетевое издание gazeta.ru опубликовало интервью с президентом РАН Юрием Осиповым. Отвечая на вопрос журналиста по поводу чрезвычайно низкого индекса цитирования статей, публикуемых в русскоязычных научных журналах, Осипов отверг важность этого параметра, усомнился в необходимости российских ученых публиковаться в зарубежных журналах, и заявил:

Знаете, если человек – специалист высокого класса, то он будет и русский язык изучать, и читать статьи на русском.

Прозвучав из других уст, эти слова могли бы быть восприняты просто как грубость, вероятно, демонстрирующая уязвлённую национальную гордость. Но Осипов – глава крупнейшей и мощнейшей научно-исследовательской структуры России, работодатель почти 50 000 учёных в более чем четырёхстах НИИ, издатель почти полутора сотен русскоязычных научных журналов. То, что он говорит и думает, весьма сильно влияет на российскую науку. Более того – «подводное течение» научного национализма в его замечаниях весьма широко разделяется ведущими представителями академического истеблишмента, многие из которых суть продукт советских времён, когда русская наука была всеобщим делом (см. Nature 449, 524–527, and 528–529; 2007).

Такая узость взглядов находится в неразрешимом противоречии с любыми мечтаниями об «экономике знаний». То знание, о котором идёт речь, проистекает из фундаментальных исследований и технологических инноваций, которые сами по себе уже давно вышли за рамки просто национальных стремлений. Если нет других способов, то пристальное международное наблюдение и рецензирование помогут отделить хорошие идеи от мёртворожденных и тупиковых. А Осипов сам признал в том же интервью, что языком международного научного общения русский, в отличие от английского, никак не служит.

Российская наука уже отстает от науки других государств. В соответствии с отчётом Thomson Reuters, Россия произвела лишь 2.6% от научных публикаций за 2004–2008 годы, проиндексированных этой аналитической компанией – меньше чем Китай (8,4%) и Индия (2,9%), и лишь чуть-чуть больше, чем Нидерланды (2,5%). Более того, объем научных публикаций в России сохраняется практически неизменным с 1981 года, тогда как рост этого показателя в Индии, Бразилии и Китае оказался взрывным. Ситуация уныла настолько, что в октябре 2009 года 185 российских учёных-эмигрантов написали открытое письмо президенту Медведеву и премьер-министру Владимиру Путину, предупреждая о неотвратимом коллапсе российской науки, который не замедлит наступить, если срочно не принять меры к оптимизации финансирования, повышению качества стратегического планирования и процесса подготовки научных кадров.

Добровольный научный изоляционизм может лишь усугубить ситуацию и ускорить и без того солидный поток эмигрирующих российских учёных, ищущих лучшей доли на Западе. А те, кто остаются в России тоже чувствуют опасность. Многие молодые исследователи очень охотно сотрудничают с западными научными группами. Многие российские профессоры старшего поколения продолжают готовить превосходную новую смену, несмотря на сложные условия. И они очень хорошо понимают, какую медвежью услугу они окажут своим ученикам, требуя от них публикаций в малозначимых журналах с целью поддержания национальной гордости.

Перевод STRF.ru